На всякий случай, я тоже изобразил, что мы уходим. Сначала вроде как пошли напрямки к посёлку. Потом я оставил Каналоа ждать, а сам прокрался вслед одноногому парню, убедиться, что он точно пошёл домой, а не решил посидеть на бережку. Вот бы неудобно получилось!

Но Семис, довольно ловко перепрыгивая на костылях через корни и огибая наиболее разросшиеся кусты, вскоре выбрался в разреженный лес, что рос на широком пляже основной лагуны, и уверенно заковылял в сторону деревни.

Вот и славно! Я вернулся к лягушатнику.

— Так, боец, а ты свои ласты взял?

Мы стояли на рифе, почти в том же месте, где я когда-то бил рыбу гарпуном. Сейчас вся потенциальная добыча ходила довольно глубоко, с берега — точно не достать.

— Я туда не полезу, — заворожённо глядя куда-то в глубину мертвенным тоном проговорил Каналоа.

Я со вздохом вновь взглянул на прибой. Мда… Ветер-то стих, почти до штиля, но в океане образовалась зыбь. Небольшая, но и её хватало, чтоб вход в воду оказался… скажу так — на грани опасного. Самое гадкое в зыби — при относительной пологости и небольшой высоте волны имеют слишком большую скорость. О риф может приложить — ого-го как!

— Ладно, — махнул рукой я. — Сиди здесь, будь готов принимать добычу и, если что, подавать мне запасные гавайки.

Как же хорошо вновь оказаться в любимой среде! Я ходил по поверхности метрах в двадцати от рифа, опустив лицо в воду и дыша через трубку. Выглядывал подходящую добычу.

Волнением, конечно, мою тушку безжалостно мотыляло вверх-вниз, трубку то и дело захлёстывало, но всё равно — я был счастлив.

У стенки коралла крутилась рыбья мелочовка — подбирала планктон, что сильным волнением прибило из холодного течения. Солнце, уже достаточно высоко поднявшееся, но ещё не перевалившее зенит хорошо освещало толщу вод, и я видел, что время от времени там, в глубине мелькали быстрые крупные спины.

Гавайка уже «взведена», взгляд сканирует пространство под собой в поисках добычи.

Вот ещё одна тень метнулась к стайке рыбёх, и я тут же сложившись в поясе, провалился на пересечку. Вытянутая рука со сжатым кулаком выцеливает точку упреждения…

Пальцы расслабить — выстрел!

Промах.

Гарпун бьёт в нескольких сантиметрах от весьма крупной, кило на три-четыре рыбины. Подтягиваю гавайку, и на поверхность — вентилироваться.

И снова — челноком: туда-сюда.

За первый час-полтора я добыл всего три рыбёхи, не известной мне породы. Килограмма по два, не больше. Мало. Впрочем, не беда — ща разныряюсь, набью руку…

Вылез на риф — отдохнуть, хлебнуть принесённой с собой водички.

— Так, дружище, — подмигнул я Каналоа, — хоть это и против правил: оставлять подвоха одного… Но ты ведь не разучился ещё готовить рыбу?

Ответом был удивлённый взгляд.

— Ну так, и чего сидишь? Мы есть сегодня нормально будем, или как?

Я проохотился с небольшими перерывами ещё часа три. На этот раз удалось добыть четыре вполне крупные — кило на три-четыре рыбины, и ещё полдюжины помельче.

Не обошлось без неприятностей — один раз при выходе пропустил волну, и меня здорово приложило о кораллы, так что я теперь красовался неглубокой, но обширной царапиной на правом бедре и коленке. Подумал — это правильно, что Каналоа в воду не загнал, его бы разодрало так, что в следующий раз он от океана шарахался за километр.

Рыба, что мой помощник зажарил, успела остыть, но это не помешало мне сожрать почти две здоровенные тушки. Ещё бы, после нескольких дней на одном батате да бананах, да после нырялки…

Как же я обожрался! Живот растянуло, дышать стало тяжело, и я принял волевое командирское решение — отдыхаем, минимум полчасика.

И тут же отрубился!

Растолкал меня Каналоа:

— Скат, солнце уже клонится, смотри, опоздаем.

Я с трудом поднялся на ноги.

— О-хо-хо… — протянул, ни к кому не обращаясь. — Как же я теперь понимаю первобытных людей. Жили месяцами на подножных корешках, потом ка-а-ак завалят мамонта, ка-а-ак нажрутся… И опять голодать.

Оглядел добычу, рядком лежащую тут же.

— Вот что, боец. Надо нам подумать, как добытое сохранить. А то все мои труды… пойдут либо крабам, либо вообще — в компост.

Вот не надо было нам переться через деревню! Надо было обойти. Но солнце и в правду склонилось низко, я опасался опоздать и поэтому пошли напрямки.

Мы как раз подходили к площади, как до слуха донёсся такой знакомый голос. Придержав Каналоа, я аккуратно выглянул из-за угла.

— … тебе там делать! Лучше скажи: все сети отданы в починку? Кто занимается их ремонтом? Ты проверял, их правильно чинят? И ты заказал новые сети взамен тех, что уже нельзя починить?

Перед крыльцом нового дома Арииаху понуро стоял Семис, сжимая подмышкой какой-то свёрток. А на крыльце возвышался собственной персоной его папаша, и костерил сына почём зря.

— Пап, ну почему я должен всем этим заниматься?

Семис возражал, но получалось у него как-то вяло.

— Потому что Киахи теперь помогает с делами касты! Теперь ты должен взять на себя его дела по дому!

— Пап, ну почему сейчас? — Семис тяжко вздохнул. — Неужели нельзя подождать до завтра?

— Никаких завтра, сын, сделай это сейчас! — продолжил грохотать Арииаху. — Иначе… — он воздел вверх руку, — одно отложишь, потом другое… а там глядишь — сезон начался, а у нас ни лодки не готовы, ни сети!

— Да отдал я их в починку… Половину Свану с женой, половину Малеко. Делают всё правильно… И надо будет купить три сети для больших лодок, их уже не починить.

— Вот, — позволил себе чуть улыбнуться Арииаху, — это уже слова того, кого я могу считать своим сыном.

— Я и так твой сын, — буркнул Семис.

— Мой сын с утра должен был проверить, кто сегодня на лов вышел. А вечером присмотреть за дележом… А не сбегать из дому до рассвета, и не скитаться неизвестно где, неизвестно с кем.

— Да известно с кем, пап! Я к Скату ходил…

— Чтоб я этого имени от тебя больше не слышал! — взорвался, сверкая глазёнками, глава касты. — Вот тоже мне удумал, плавать! Сын, детство кончилось, теперь твоя забота — помогать с хозяйством, а не бегать ко всяким никчёмным изгоям!.. Так ты собираешься встречать лодки с лова⁈

Семис тяжко вздохнул, вытащил из подмышки свёрток, покрутил в руках, потом положил его на ступеньки и, повесив голову, потащился куда-то в направлении пляжа.

Мысль обойти площадь стороной, конечно, мелькнула. Но я с ноги зафутболил её куда подальше. Вот ещё! Буду я опасаться этого ушлёпка!

И, расправив плечи, зашагал через площадь.

И, конечно же, был тут же замечен экс-подельничком.

— Ты-ы-ы⁈ — долетела до меня ударная звуковая волна.

Я чуть было не покосился — надо же узнать, он себе голосовые связки таким воплем не выплюнул?

— Сто-о-ой!

Вот ещё! Я повернул голову к шагавшему как обычно следом Каналоа, и с сожалением обронил. Но довольно громко:

— Слышал? Кажется, кому-то что-то прищемили. Бедолага так надрывается…

Помощник не отреагировал. Зато Арииаху, видя такое ущемление статуса — ещё бы, прям на глазах редких прохожих его, одного из «столпов» племени столь демонстративно игнорируют — не выдержал и сорвался с крыльца.

— А ну, стой!

Делать вид, что не замечаю мчащегося ко мне, словно паровоз, немолодого и уже грузного мужчину было бы глупо. Я остановился и повернулся навстречу:

— Чё тебе, болезный?

— Стой, — в третий раз выдохнул уже запыхавшийся Арииаху, сам останавливаясь от меня шагах в десяти. — Не смей! Слышишь⁈ Не смей сбивать с толку моего сына!

— Ты про Семиса? — я пожал плечами. — Так он уже большой мальчик. Думаю, у него и своя голова есть на плечах.

— Это. Мой. Сын. — Будто вбивая гвозди, припечатал Арииаху. — И если ты хочешь через него, подобраться ко мне… — он, набычившись, покачал головой. — Даже не думай!