— Когда я понял, что тебя долго нет, я нырнул.

Говорит, как о чём-то, само собой разумеющемся. Вот только я видел, как Каналоа плавает.

— А ты что, уме́ешь? — не удержался от невесёлой усмешки я.

Парень пожал плечами.

— Выходит, умею… — и добавил, после небольшой паузы: — Ты неглубоко был.

И вот, хрен его знает! То ли я блеканул, ещё будучи в зоне нейтральной плавучести. И тогда, когда я перестал грести, моё всплытие остановилось. Но… я ещё раз взглянул на бывшего воина. Тогда ему надо было нырнуть весьма глубоко. Хм…

Или — что на самом деле чаще бывает — я вышел по инерции, но уже без сознания. И тут же ушёл под воду. Груз из раковин на поясе хоть и немного отнимает плавучести, но мне, видимо хватило.

Да-а-а уж… Типичная смерть подвоха — «пересидел» на глубине, а на выходе, из-за уменьшения обжима, парциальное давление кислорода упало ниже нормы ‑ и блек. Хоть и выскочил на воздух, но если наверху никого грамотного, то всё. Даже в гидре, даже если грузовой пояс скинуть успел, когда понял неладное, всё равно — шансы, что останешься плавать лицом вверх — пятьдесят на пятьдесят. И даже меньше — чаще люди плавают как раз на груди.

— А чё ж ты за мной в воду-то полез? — задал я ключевой вопрос. — Если б я утонул, разве не считалось бы, что жизнь, которую я у тебя забрал, тебе бы и вернулась?

Каналоа несколько чрезвычайно долгих минут сидел, уставившись в одну точку.

— А если бы ты утонул… — наконец разлепил губы он, — эта сетка что ты сплёл для ракушек, эти листья, что ты к ногам привязываешь… Разве они оказались бы здесь, на берегу?

— То есть… — посмотрел на него с прищуром я, — я правильно понял: если я умру, твоя жизнь к тебе не вернётся?

— А ты видел когда-нибудь, чтоб отнятая жизнь возвратилась? — вопросом на вопрос ответил Каналоа.

О, как! С этой стороны я проблему не рассматривал…

— Или ты всё-таки умеешь возвращать жизнь? — мне показалось, что в его взгляде мелькнула потаённая надежда.

Я отрицательно покачал головой.

— Вот видишь… — кивнул бывший воин. — Ты забрал мою жизнь, теперь я твой. Но если ты умрёшь… — он вздохнул, — я стану ничей. Никому не нужный.

Бли-и-ин… Как же я, старый пень не догадался! А ведь шаман, ещё один пенек трухлявый, намекал. Гад! Мог бы и напрямую сказать! Я же, вроде как, ответственен за этого… этого… а, всё одно — человека. Но — только я. Умри я, и ему проще себе горло вскрыть. Иль с камнем в море булькнуть. Ибо для остальных — он никто.

— Ладно, — подвёл я итог, — спасибо тебе, Каналоа.

И протянул руку.

Каналоа уставился на неё с удивлением.

— Руку давай, — сказал я почти весело.

Всё-таки, только что разрешился, наверно, самый животрепещущий вопрос, не дававший мне спокойно… спать. И, несмотря на пережитое… да какое там пережитое, я что, первый раз что ль чуть не утонул? Короче, несмотря ни на что, настроение у меня внезапно улучшилось.

Канаола несмело протянул мне свою правую руку. И я её от души пожал.

Латекс, латекс, латекс. Чуть ли не напевая себе под нос я сунулся к нашей форме — деревянному «корыту».

Хм. Содержимое не сказать, чтоб свернулось. Вернее — не сказать, чтоб свернулось комком. Некоторую форму, приближенную к форме лотка, латекс, или может уже каучук, приобрёл. Не брусок, конечно, но… Думаю, в мой «прокатный стан» я это запихну.

Что мы и проделали. Вдвоём.

На этот раз Каналоа направлял, а я крутил вороток и принимал вылезающую массу.

Продолговатая лепёшка натурально теряла воду! Я прямо видел, как вода выдавливается и стекает.

На выходе получилось… Ну не знаю, резиной это не назвать, но широкая… хм…сопля? Получилось шире и длиннее, чем был «брусок». Как раз около метра. На самом деле то, что вылезло из-под валиков, больше всего напоминало белого ленточного червя, у меня почему-то родилась такая ассоциация.

Попробовал — тянется. Упруго тянется. Не удержался — натянул, прицелился в созерцающего с ничего не выражающем видом Каналоа и отпустил. «Щлёп!» Смачный шлепок по голой ноге.

Я рассмеялся.

— Прости, не удержался! Детство в жопе заиграло.

Каналоа поднял на меня удивлённый взгляд. Ну да, согласен, когда пацан, считай подросток, таким тоном говорит про детство, это странно.

Я уж совсем собрался разрезать «плюху» вдоль, на относительно подходящие жгуты, но тут память подкинула ещё.

Точно! Его же, в смысле — пласты каучука после отжимки коптили. В дыму костра…

Зачем? Это я вспомнить не смог. С другой стороны, я что, буду себя считать умнее тех, кто на этом собаку съел? Даже не собаку — целую стаю. Нет, конечно.

В итоге, длинная, слегка изогнутая «штука» устроилась на колышках над разведённым, еле тлеющим костром.

— Следи, чтоб жара не было, — наказал я помощнику. — Закидывай сырой листвой. Нужен дым, а не жар, иначе ‑ вся работа насмарку — раскиснет наш будущий жгут от температуры.

У самого мелькнула мысль метнуться за новой партией латекса — появилась идея попробовать в процессе застывания прижать его в форме планочкой. Типа под гнёт положить. Может тогда он не такой безобразной соплёй застынет? Но потом остановил себя — нафиг. И так уже чуть не отличился, «убивая время» пока латекс застывал.

Сел рядышком с костром, так, чтоб видеть процесс но дым при этом на меня попадал, и занялся дыхательными упражнениями.

К моему стыду, первый среагировал Каналоа. Резко повернул голову, прислушался. Потом встал. И только затем я расслышал негромкие, равномерные всплески вела по воде.

Ого, да у нас гости!

Нащупал взглядом новый «томагавк», в один шаг скользнул к нему, сунул за пояс сзади — подвес остался лежать на топчане. Кинжал с бронзовыми лезвиями и так уже покоился на голени — сразу, как пришёл в себя прицепил к ноге «скрытные» ножны и поклялся себе страшной клятвой, никогда больше без него не нырять. Деревянные «ковырялки для мидий» это хорошо, но лучше иметь под рукой что-то с хорошими режущими свойствами. Как раз на такие вот случаи.

В голове ещё мелькнула мысль, что неплохо бы обзавестись чем-нибудь дистанционным. Я теперь вроде не в бегах, но пусть будет.

Ну-с, и кого там к нам принесло? Рыбачки́? Люди войны? Впрочем, люди касты сетей из лагуны нос не высовывают…

Ошибся. Это были как раз «рыбачки» — на небольшой, метра три в длину, очень узкой и мелкой лодочке к моему пляжику подгребал Семис, собственной персоной!

— Какие люди! — обрадовано я развёл руки ему на встречу. — Чем обязан, дружище!

На пару с Семисом грёб ещё один тип — сухощавый, невысокий мужичок средних лет, со знакомыми татуировками в виде волн на плечах и до локтей.

— Привет, Скат, — поздоровался в ответ бывший соученик, — пристать можно?

— Тебе? Завсегда пожалуйста! — и тут же повернулся к помощнику. — Каналоа, пожалуйста, не отвлекайся. Появится открытый огонь — считай мы тут зря полдня потратили.

Лодка вылезла носом на песок.

Я помог Семису сойти на берег — всё-таки с одной ногой, даже с парой костылей это сделать оказалось не так просто.

— Ну, рассказывай!

— Ух, ты-ы-ы, — вместо рассказа Семис, чуть ли не выпучив глаза, принялся рассматривать убранство. — Как у тебя тут здорово! А это что? А это? — тыкал он рукой то в «прокатный стан», то в навес над топчаном, то в сам топчан.

— Здесь я сплю, не на земле же! Это ты и сам видишь — от солнца. А это… — я пожал плечами, — Это как раз то, что позволит мне выполнить данное твоему отцу обещание.

— Ах, да! — словно опомнился Семис. — Отец. Он же нашёл тебе лодку! Вот! — и широким жестом, словно продавец в автосалоне, показал на посудину, на которой приплыли. — А я напросился сам её доставить, — по-простецки добавил он, — ведь должен же я поблагодарить тебя за эти штуки!

И показал на костыли.

— Да ладно, — отмахнулся я, — было б из-за чего.

Но, честно говоря, на душе стало теплее.