Я не удержался и нежно коснулся её губ своими. Мы поцеловались.

Наконец она откинулась назад, чуть ли не прогнувшись в спине, удерживаемая только моими руками, сказала игриво:

— Я помню, ты говорил, надо расслабиться… — и она, дурачась, поджала ноги, полностью доверившись моим объятиям, прикрыла глаза. Потом приоткрыла один, озорно взглянула, = — и ни о чём не думать!..А я не могу не думать!

— И о чём же ты думаешь? — спросил чисто на автомате.

— О нас. О том, как станем настоящими людьми касты, как будем вместе ходить на лов жемчуга… Ты, я, папа…

О как!

Видимо, она что-то почувствовала, собралась, встала на ноги, но из кольца моих рук не освобождалась.

— Смотри, я всё придумала!

Блин… В который уже раз в своей жизни я слышу эту фразу!

— Сначала мы поживём у папы. Он уже старенький, и ему нужна помощь. Попросим Ситу, чтоб он нам дал общий участок, чтоб вместе выходить в лагуну… Мой папа — очень опытный ныряльщик, он многому тебя может научить!

Я дипломатично промолчал.

— А потом, когда у нас будут дети, мы поселимся в своём доме! В нашей деревне есть свободные дома, там никто не живёт. Но только недалеко от папы!

— Да-да, я помню, — прервал я поток энтузиазма, — папа старый, папе надо помогать.

— Точно, ты у меня такой заботливый! — она вновь откинулась назад и мечтательно прикрыла глаза.

— Слушай, Руй… — начал я опять осторожно, — я всё-таки хотел опять про уши.

Она выпрямилась, вздохнула, слегка поджала губы.

— Скатик, ты опять за своё? — сказала с укором. — Послушай меня. Тебе сказочно повезло. Ты можешь стать… да ты почти уже стал человеком глубин. Да на этом острове все даже мечтать о таком не смеют! Ну зачем ты дёргаешь акулу за плавник? Зачем злишь Наставника? Уши что? Уши болят у всех. Но ведь от этого не умирают?

Хм, пронеслось в голове, как сказать. Отит, воспаление, а мозг то рядом… А тут не то что про антибиотики, про банальный аспирин не слышали… Кстати, у нас то его из коры ивы добывают, а тут из чего?

— Но ведь можно, чтоб не болели, — сказал аккуратно, стараясь как можно проникновеннее смотреть ей в глаза.

— Скат… — Руйха вздохнула, помолчала. — Скат, ну почему ты такой?

— Какой?

На самом деле я и сам периодически задумывался. Ну почему я просто не могу помолчать, когда дед порет херню? Хэчу я и потом всё объясню, Руйхе… Да и Руйхе тоже. Или это дурацкое состязание с Каем. Ведь решил же — нафиг! С кем мне мериться, с пацаном? Смешно! И всё же нет-нет да и срывался. Думаю, это доставшиеся от юного тела гормоны изредка взбрыкивают.

— Ну вот зачем тебе всё это? — она высвободилась из объятий. — Послушай меня, Скат. Да, у меня болят уши. И у отца моего болят уши, и у мамы моей болели, и у бабушки… Послушай, — она стала серьёзной и убедительной, — моя бабушка родила мою маму и ещё троих детей. Другая моя бабушка родила отца и двоих его братьев. Моя мама родила только меня… Роды это больно. Это очень больно, не сравнить с какими-то ушами. Так что мне, не рожать? Скажи, мне не рожать?

Блин… Вечно эти бабы со своей кривой логикой!

— Так я же не о том!

— А о чём, Скат? Боль — это наша плата. Плата за детей, плата за слёзы Атарапы, за то, что ты — человек касты глубин, понимаешь?

— Блин, да ты просто послушай! — я начал терять терпение и схватил её за руку.

— Я слушаю, — сухим тоном сказала она.

— Просто. Когда будешь опускаться на дно. Зажми нос. Вот так, я показывал, — я изобразил как. — И попробуй немного выдохнуть через него, будто… будто… — твою мать! «Шарик надуваешь?»

Несколько секунд Руйха молчала.

— И всё? — с подозрением посмотрела она на меня.

— Всё.

— Ладно, — насупленный выдох. — Хорошо, — губы сжались с линию. — Я попробую! — пауза. — Ты за этим меня сюда звал?

— Ну… Не только.

— Неважно. Я устала и хочу есть.

— Ладно, — выдохнул я, — Пойдём. Пока без нас всё не съели.

На шестой день Руйха с самого утра со мной не разговаривала. Ну и ладно. Только пусть попробует продувку и, если поможет, тогда посмотрим, как ты дальше запоёшь.

Погода была отличная, лёгкий ветерок обдувал тех, кто в лодке. Сама пирога покачивалась на незначительной зыби. Опять в стороне, среди других лодок касты глубин я заметил одинокого ныряльщика. Интересно, он вообще отдыхает? Шесть дней подряд нырять. Это вообще-то неполезно!

Дед опять добавил глубины. Сегодня первыми ныряла смена Хеча, а мы страховали в лодке. Хотя как сказать страховали? Просто вытягивали обратно грузы да подавали их тем, кто ныряет… Интересно, а этот, одиночный, он что, и груз сам поднимает, и сам себе его из лодки достаёт? Хм, видимо так, дистанция всё ещё была великовата, чтоб разглядеть в деталях.

Когда пришла пора нырять нам, я, уже вися на борту лодки, покосился на подругу.

— Нос. Зажми, — проговорил одними губами.

Наставник подозрительно взглянул в мою сторону, но ничего не сказал.

Руйха покосилась на меня, кивнула.

— На дно!

Вновь зеркальная поверхность воды сомкнулась над нами, отсекая от воздуха, от шума ветра и плеска волн. Вновь в уши словно вату натолкали: глухой рокот, какие-то незнакомые, неясные звуки. Да пульс в ушах бух-бух-бух.

Я, погружаясь, развернулся к подруге. Демонстративно зажал нос.

Где-то на середине погружения, а сегодня ныряли метров на восемь, она наконец зажала кончик носа…

Серебристая вереница пузыриков порскнула к поверхности.

Я помотал пальцем у её лица: дескать, не так! Ещё раз целиком, а не самый кончик, зажал нос, изобразил.

Руйха попробовала снова. И снова пустила пузыри!

Мы успели опуститься на дно.

«Ничего» — явственно выражало лицо подруги, она даже руками развела.

«Смотри как надо!»

«Отстань!» — и она отвернулась.

Я в сердцах развернулся и тут же встретился со смеющимся взглядом Кая. Мака с другого края «коробки» корчил рожи. Понятно, наша пантомима не осталась незамеченной.

И как бы ни был раздосадован, непроизвольно усмехнулся про себя: со стороны кто посмотрит — сумасшедший дом! На восьми метрах глубины в прозрачной голубой воде на коралловом дне стоят шесть человек, от которых наверх уходят верёвки, и корчат друг другу рожи!

Всплыли.

— Послушай, — начал я шёпотом, — попробуй первую продувку сделать ещё наверху, и потом каждые три локтя.

— Из-за тебя я чуть не утонула! — так же шёпотом набросилась Руйха на меня. — Я же чуть весь воздух не выпустила!

— Зажимай нос полностью.

— А как же я тогда выдохну?!

— Так ты не выдыхай, а просто надуй нос!

— Эй, голубки! — над нами навис Наставник. — О чём вы так яростно спорите?

— Да… — чёрт! Как он неожиданно подкрался! Я на миг даже потерялся, не найдя что ответить.

— Мы спорим, как лучше всплывать, — невозмутимо заявила Руйха. — Я считаю, что надо перебирать по верёвке руками по чуть-чуть, так сил меньше расходуется. А Скат говорит, что надо делать полный мах.

— Вот как? — брови Наставника прыгнули вверх. Но потом он всё же нахмурился, ткнул себя пальцем в грудь. — Меня надо спрашивать, понятно? Если что-то хотите узнать, задавайте вопросы мне. Я здесь Наставник!

Блин…

— Ну так и как же надо? — я нагло уставился деду в лицо.

Пауза.

— Правильно ты говоришь, надо в полный мах себя поднимать, — Наставник изобразил, как рука пошла вверх, полностью вытянулась над головой, а потом вниз аж до колен. — Вот так.

— Спасибо, Наставник! — опять с видом примерной ученицы поблагодарила Руйха. — И прости меня. Я теперь только тебя буду слушать!

— Вот и правильно! — удовлетворённо усмехнулся дед.

Короче, остальную смену, как я ни подавал девушке знаки, она так и не реагировала. Я чуть не психанул в конце. Я тут, понимаешь, можно сказать, рискую вылетом из Учеников, чтоб моя девушка не испытывала ненужной боли, а она? Ну и пусть терпит! В конце концов все её предки терпели, вот и она не помрёт!