Вдруг он испуганно прервался на полуслове, один миг летел без движений.

— А-а-а, блин!

И заложив крутую спираль Рыжий рванул к земле.

— Видишь, что бывает, когда не следят за выносливостью? — весело крикнула мне Майка, — вот последствия того, что шкалы в поле зрения не выводят!

А мы меж тем поднимались все выше и выше. Казалось, еще не много — и вершины хребтов окажутся ниже, но...

— Все, Рус, потолок. Динамик кончился. Давай потихоньку на посадку.

Я посмотрел на наставницу, вниз, на горы. Скосил глаза на шкалу. Прикинул — еще минут двенадцать есть. И «включил» махи.

Мощные, энергичные, сейчас же шкала на глазах стала уменьшаться. «Девять, восемь, семь» начал я мысленный обратный отсчет взмахам крыльев.

Майка догнала, взглянула в лицо... и молча продолжила работать своими розовыми крылышками рядом.

«... три, два, один». Я остановил махи, раскинулся, заложил очень широкий, пологий вираж.

Дух перехватило. Мы парили в прозрачном вечернем воздухе, скользя на распахнутых крыльях выше ближайших вершин. Где-то на западе солнце, уже не скрытое горами только начало прятаться за горизонт, растекаясь по его линии, как тающее мороженное. Багровые отсветы окрасили закатную часть небосклона и высокие перистые облака. А с востока уже катилась волна синей туши, закрашивая уходящий день. И под всем этим... Меня затопило чистым, ни с чем не сравнимым восторгом, когда в мозг водопадом обрушилась картина закатных гор. Как вместить в себя эту грандиозность? Как сохранить в памяти? С чем сравнить? Седые, величественные горные великаны, кое-где отмеченные снежными шапками, сейчас окрашенные розовым... И я — ничтожная песчинка в этих масштабах, над всем этим, висящая на невидимых мышцах ветра. И кроме него — ничего вокруг, пустота на километры.

Со стороны темнеющего неба, прямо из сгущающейся синевы показалась какая-то черточка. Она приближалась, приближалась, и вскоре я рассмотрел икара. Борисыч!

Ветеран приблизился, махнул приветственно рукой.

— Молоток курсант! Это по-нашему! Только здесь жизнь!

Он летел рядом с нами несколько секунд, потом кивнул по-отечески.

— Давай на посадку, сынок. Для первого самостоятельного — за глаза.

Я поднял руку, в ответном приветствии, он по-военному отдал честь. И отвалил в сторону, как истребитель на кадрах по телевизору.

Бросил взгляд вниз... Мама дорогая, а куда же тут садиться? Между горных хребтов пролегла густая тень.

Майка вышла вперед, качнула крылом как заправский самолет.

— Давай за мной.

И стала ввинчиваться к земле в нисходящей спирали. Я пристроился следом. Вскоре и нас накрыла тень от горы, а я отыскал взглядом площадь, совсем крошечную отсюда, башенку на ней, и... обрыв.

Вот, черт! Отсюда, с высоты обрыв казался чем-то несущественным. Мне захотелось смеяться, настолько незначительной казалась мне отсюда пугавшая меня высота.

— Запомни, Рус. Бояться надо не большой высоты, а недостаточной. Воздух сам по себе не убивает, убивает земля и все что на ней — скалы, деревья, не к месту оказавшиеся постройки. О воздух ты не разобьёшься, только об землю. А раз так, то какая разница, сто метров до земли или три-четыре километра?

А мы с Майкой все ввинчивались и ввинчивались в остывающий воздух. Горы вокруг наоборот, росли, возвышались. Вот уже и вершины перевала, а вон — площадь. Как-то людно на ней. Не успели разойтись приземляющиеся икары? Выкинул мысль как несущественную, сейчас надо сосредоточиться на посадке. Что там с выносливостью? Остался хвостик, но мне хватит.

На высоте верхнего этажа башни я остановил снижение, растянул вираж, пронесся со свистом над площадью. Развернуться у вершины башни и встать в глиссаду? Не-е-е. Мои губы растянуло азартной улыбкой. Не для того я сегодня, рискуя окончательно порвать все отношения с Майкой столько раз отрабатывал взлеты и посадки в Лягушатнике. Не для того!

Еще спираль, скоростная. Держу взглядом башню, четвертый этаж, третий... пора! Площадь завалило в крене так, что она оказалась у меня слева. А справа — темнеющее небо. Вираж! О-о-о-о! Перегрузка! Мои уставшие крылья почти явственно затрещали. Вот я ща разложусь тут, у всех на глазах! Будет мне наука не выпендриваться...

Но крылья выдержали, крен выправлен, я в планировании снижаюсь к обрыву. Впереди по курсу разбегаются люди. Земля-земля-земля, она неумолимо приближается ... Ноги вниз, побежал. А, черт, слишком быстро! Пять шагов пробежки, подувающий с долины ветер наконец останавливает меня буквально в шаге от края. Фу-у-уххх... Длинный-длинный выдох.

Сзади раздались сперва редкие, но потом нарастающие хлопки. Не овация в большом концертном зале, конечно, но ... аплодисменты?

Я повернулся. Мне навстречу шагнул улыбающийся Сапсан, крепко сжал руку, потом обнял. Кости затрещали.

— Поздравляю! Икар.

Вокруг тут же очутились другие, хлопали по плечам, приобнимали, поздравляли, пожимали руку.

— И-и-и-и, — с каким-то восторженным визгом промчалось сквозь толпу что-то розовое, я поймал в объятия, прижал к себе, не отдавая отчета в том, что делаю впился губами в губы. Вокруг загомонили еще больше, раздались хлопки, смешки, чье-то улюлюканье. Майка немного обмякла в моих руках, несколько минут мы целовались, затем девушка мягко отстранилась.

— Это было смело, с твоей стороны, — с какой-то иронией проговорила она. Вытерла губы, тыльной стороной ладони, погрозила пальчиком, — ты только не вообрази себе, чего-нибудь!

Краем глаза я углядел Сапсана, украдкой показывающего большой палец.

— Кстати, — Майка потупила глаза, — я должна извиниться. Я наорала на тебя сегодня, здесь. Наговорила всякого.

— Ничего, бывает. Ты же думала, что твой ученик слился?

Наконец она выпуталась из моих рук, отступила.

— Поздравляю.

Я обернулся. ... Веточка. Черт! Как глупо получилось.

— Ты теперь настоящий икар.

Темные глаза смотрели спокойно. Слишком спокойно.

— Вет, я...

Поднятая ладошка остановила поток моих, еще не придуманных оправданий. Девушка отступила в глубь толпы, а ей на смену налетел Рыжий.

— Все-таки полетел, бродяга! Не под моим, правда руководством, но полетел, — он подмигнул, — а со мной бы быстрее получилось.

Хлопнул по плечу. Его оттеснили парни в красной и синей футболках, стали пожимать руки.

— Поздравляем, Рус. Не ожидали, честно. Думали сольешься. А ты нет, кремень, выдержал! Красавчик!

— Слушай, Рус, а кто надоумил тебя взлетать из Лягушатника?

Кто спросил, я так и не понял, может Майка, может кто из ребят. Потому что одновременно с вопросом откуда-то сбоку раздалось смутно знакомое

— Поздравляю, Рус.

Я повернулся на голос. Икары замечали куда я смотрю, расступались, оборачивались.

Там, со стороны камня возрождения стоял еще один икар. Подросток-подростком, разве что на общем фоне своей субтильностью он не выделялся. Серые холщовые штаны, такая же рубаха. И крылья, цвета воронова крыла.

— Вот он и надоумил. — сказал я, — Привет Феникс. Здравствуй друг.

Похоже многие его не знали: мазнули взглядами, подумаешь, еще один новичок? Кое от кого он правда удостаивался повторных, удивленных взглядом — постойте-ка! Какой новичок, если альфа заканчивается, и даже этого Руслава не должно было бы быть?

К Фениксу шагнул Вульф.

— Здравствуй. Решил вспомнить про нас? — они обменялись крепким рукопожатием, — Рад видеть.

Вульф хлопнул Феса по плечу, приобнял.

— Ну что, опять воду мутить собрался, дельтанутый?

Сбоку показался Борисыч, махнул рукой, беззлобно подмигнул.

К Фениксу подошел Сапсан. Пару мгновений они изучали друг друга взглядами.

— Ну что ж, — протянул руку серебряннокрылый, — добро пожаловать домой? Какими судьбами?

— Да вот, — ответил рукопожатием чернокрылый, — говорят скоро бета, а у вас наставников не хватает. Могу оказать посильное содействие.