Ура! Один из отдыхающих встает и делает шаг к наблюдателю. Сменить, что ли, хочет? Неважно, ловлю взглядом его спину, натяг — выстрел. Стрела еще в полете, вторую стрелу на тетиву, натяг, опускаю прицел вертикально вниз — выстрел! Вспышка в районе лопаток кидает первого лицом на пол боевой площадки. Я разворачиваюсь лапами вперед к начавшему оборачиваться наблюдателю. Второй взрыв на площадке и удар мне по ногам совпали. Что сзади, уже не вижу, но наблюдатель теперь рядом летит кувыркаясь. Представляю, что у него перед глазами: земля — небо, небо — земля кружатся в бешеном хороводе, но это недолго — до земли недалеко и башня как раз на каменистой проплешине стоит. Раскрывшись, ухожу как можно дальше. Еще дальше. И еще. Отлетев, так что сама башенка теперь размером с палец, и найдя поток, начинаю набирать.
Вернулся минут через тридцать, опять с превышением в тысячу. Ну что там у нас? Экс — наблюдатель вон, внизу, у подножья лежит: силуэтик на спине, ручки сложены на груди. Значит, знатно раскидало, раз посмертная фигурка в такой позе. В самом деле, не делать же — здесь туманная нога лежит, а здесь — голова. Еще «трупа» на площадке не видно. Промахнулся? Или оба выжили?
М — да… Обломился. Ну что ж, буду добивать, пока наши не дотопали. Достаю три фугаса, схема старая. Заход. Восемьсот метров, пятьсот, триста. Тяну тетиву… Два стрелка разом подрываются из — за своих укрытий, их силуэты мелькают в проемах зубцов. Твою ма — а–ать! Наугад выпустив стрелу, кручу полубочку, мечусь на курсе вправо — влево, ухожу под башню, сбивая прицел.
Вжик, вжик! Бабах! Не знаю, попал, нет? Скорее нет. А вот они почти — одна стрела свистнула возле уха, я ее даже почувствовал. Вжик! Да чтоб вас, скорострельные. Вжик! Перекладка, нырок. Вжик! Наконец отдалился достаточно, стрельба по мне прекратилась. Осматриваю себя. Цел, фу — у–ух. Рано выдохнул! Бли — и–ин, выносливость! Кульбиты съели ее остатки, ща же грохнусь!
Впереди из ветвей выпархивают вспугнутые птички. Не раздумываю, на инстинктах хватаю лапами. Одна есть! В каком — то озарении перехватываю рукой и жадно откусываю голову. Челюсти перемалывают тоненькие косточки, откусываю еще. По щекам, разгоняемая встречным потоком, течет кровь, но большая часть теплой солоноватой жидкости попадает в горло, на зубах вязнут перья. Какая гадость, но полоска выносливости, чуть дрогнув, подрастает. Дожевываю тушку пичуги, выкинув только лапки и крылья. И тут же сажусь, проламывая ветки, даже не дотянув до очередной голой верхушки холма.
Сердце молотит в груди и отдает в висках, воздуха не хватает, перед глазами красные круги. Вот черт, опять прошел по краю! Рушусь без сил под деревом, облокачиваюсь на него спиной. Надо восстанавливаться, еда хоть и подстегивает выносливость, но это не эликсир, нельзя перекусом заполнить самую важную мою шкалу.
Пришел в себя быстро: шкалы «короткие», восстановить их не проблема. И что же у нас происходит? По мне стреляли двое. Значит, еще одного я все же достал? Не знаю, тела не видел… Встал, хромая, и обреченно побрел сквозь редкий лес на вершину холма, попробую оттуда стартовать. Нога болела сильно, повязка ссохлась, прилипла к ране. Местами выступила свежая кровь. Сплюнул очередное перышко, застрявшее в зубах, провел рукой по лицу — ладонь в крови. Не моей. Ну и рожа у меня сейчас, наверно? Встрется кто на пути — или помрет от страха, или сам на меня набросится с воплями: «Сдохни, демон!». Прется что — то непонятное: на когтистых лапах, сзади черные крылья бессильно повисли и почти волочатся, сам затянут в темную кожу, с губ кровища капает. Бр — р–р — р…
Наконец — то вершина. Холмик невысокий, но благо вершинка лысая, хотя и маловато места для разбега. Лишний раз пересчитал арсенал: пять стрел с гремучим зельем. Что — то мало. Было десять фугасов, два потратил на арбалетчиков, два в первой атаке башни. И еще один выпустил в белый свет как в копеечку, когда засвистели ответные стрелы. Ровно половина; хорошо, что два заготовленных не уронил.
Крепкий орешек эта башня. Меж тем ребята все ближе и ближе. Сколько у меня времени до их подхода? Не знаю, не засек. Все мы умны или с дивана, или задним умом — надо было так да надо было сяк. Эх…
Итак, первая задача — подойти на выстрел, но чтоб меня заранее не нашпиговали. Все же луки у них помощнее моего, да и стреляют они хорошо. Я бы с такой дистанции не попал, а они умудрились. Не крутись я как сумасшедший, валялся бы сейчас под башней, утыканный словно подушка для булавок. Вторая задача — вынести засаду с минимальной затратой взрывных стрел. Кто знает, что меня впереди ждет? Еще только полдень.
В голову пришло сравнение, что вот так же, наверно, летчики — штурмовики шли на вылет: ПВО злое, эффекта неожиданности не будет, а лететь надо — от этого зависят жизни тех, кто на земле. Криво усмехнулся сам себе: «Ну ты не перегибай, ты — то по любому выживешь. В реале». Все равно в голове картинка: заходящие в атаку ИЛы и несущийся навстречу ад из трассеров. Потом ее сменила другая: позиции ПВО, расчеты сосредоточенно крутят ручки, наводчики уставились в прицелы на… вываливающиеся прямо из солнечного диска самолеты. Точно! Солнце!
Посмотрел на небо и даже почесал затылок. А что? Солнце высоко, почти в зените. Это Ил–2 не пикирует отвесно, а я — то могу. Правда, никогда в реале так не делал. Ну и что помешает? Хм… Идея увлекла, почувствовал азарт. Так — так — так… Надо только подойти повыше, за воздухом они точно наблюдают. Вернее, кто — то один, надо же наблюдать и за тропинкой… Блин, а должно получиться!
От предвкушения чуть не забыл о плачевном состоянии выносливости. Пришлось повозиться: стартовал максимально экономно, долго — долго выкручивал, набрав без малого две тысячи. И хоть база была выше, решил, что и этого достаточно, время поджимало — в отдалении на тропинке я заметил две малюсенькие точки.
Вытащил два фугаса, но, подумав секунду — другую, один убрал. Второй взял в зубы и заготовил срезни. Уставившись на бегущую по земле кляксочку моей тени, направился к башне. Что там делают стрелки? Далеко пока, да и высоковато забрался, вижу вроде одного у дальнего от меня края площадки. Этот, скорее всего, следит за тропинкой. Кто следит за воздухом? Не видно, наверно, прячется за зубцами. Ничего, высота постепенно таяла, размениваемая на расстояние.
Когда моя крошечная, еле угадываемая тень наконец потерялась на фоне башни, превышение над площадкой составляло не более полутора километров. Поехали.
Чуть подтормаживаю, но не до фанатизма, крылья не позволяют опускаться как на парашюте. Но и разгоняться в пикировании побаиваюсь, стрелять лучше наверняка, поближе, а с такой высоты можно не выйти из пикирования — крылья перегрузки не выдержат. Как ни тормозил, но встречный ветер сменил ураган: свист в ушах, «облегайка» опять пошла волнами. Мешок того гляди оторвет. Глаза предательски застит слеза, хотя я и щурюсь.
Ага, вижу второго — вон у зубца стоит, глазки ладошкой прикрывает, лук в другой руке. Похоже, не видит меня на фоне солнца. Повернулся к напарнику, что — то ему говорит, судя по всему. Наверно, типа «глянь, не видишь ни чего?».
Шестьсот метров, первый срезень пошел. Пятьсот, четыреста… Я понимаю, что дистанция великовата, стараюсь массированием огня компенсировать точность, авось хоть один попадет. Стреляю в наблюдателя за тропинкой, он для меня более крупная мишень и полностью открытая. Первые стрелы стали достигать цели. Стрелок, высматривающий меня, видимо, понял, откуда они летят: подняв лук, тянет тетиву.
Триста, выхватываю из зубов фугас, натяг, мгновенье придержать, выстрел.
Вжик. Пока далеко, он меня еще не видит.
Вспышка между лопатками наблюдателя, там, где уже торчит одно оперение. Его кидает вперед. Вжик.
Проношусь мимо площадки и тут же в вираж. Косая петля по восходящей, чтоб, использовав энергию, выскочить туда же, откуда заходил на цель. Успеваю выхватить еще срезень, и вот передо мной площадка. Последний противник выцеливает меня у противоположного края, глядя вниз. Все верно, там я и должен был бы появиться, прямо под его стрелу. Не повезло тебе, боец, — выстрел в спину. Оперение возникает в шее, лучник начинает оборачиваться, но и я пуст, да и не успею другую стрелу достать. Падая на жертву коршуном, лапами прижимаю его руки к бокам, своими руками вцепляюсь в кожаные наплечники. Взмах, взмах, от натуги в глазах краснеет, выносливость мигом обнуляется, но я успеваю за счет набранной инерции и чрезмерного напряжения немного приподнять стрелка и толкнуть вперед, за пределы боевой площадки башни. Успеваю заметить ужас в глазах жертвы, у него в руках лук, на тетиве стрела. Вот сейчас в падении он пустит ее мне прямо в грудь, и увернуться не успею. Но он падает, не сводя с меня глаз, в немом оцепенении, хотя рот и раскрывается в безмолвном крике.