— Зачем мне с тобой соревноваться? Видно же и так, что победишь. Ты и выносливее, когда не по ровному, и вон даже в сапогах умудряешься подниматься там, где мне разуваться приходится. Нам нужна скорость и надежность, а я заодно у тебя подучусь немного. Ты не переживай, я тебя сильно тормозить не буду, в конце концов не самый полный нуб на вертикальных стенках, у меня и реальный опыт есть, правда — правда.

Ну и утешил! Причины отговорить Руслава у меня кончились. Я видел правильность его аргументов и не находил в себе сил спорить дальше. Значит, не иду я. Но как? Машинально огляделся по сторонам. Может, ногу сломать? Невесело усмехнулся: вот так вот шел, упал, потерял сознание, очнулся — гипс[29]. Хотя сознание мне терять не резон. Ладно, нога — это слишком радикально. Я не смогу идти, ребята из — за своей совестливости останутся со мной, все равно задержка. А вот сломать руку — это вариант! Со сломанной рукой не много по горам налазишься, зато идти можно. Да это выход!

Итак, ломаю руку. Как? Сейчас придумаю. Предположим, я иду, оступаюсь, а здесь склон, падаю с него, выставляя руку, — хрусь, дело сделано!

Сквозь хаотично мечущиеся мысли медленно проступало холодное, отчетливое осознание бесперспективности всех найденных вариантов. Сломать руку? С чего я решил, что рука обязательно сломается, если я в падении ее неудачно подставлю? Можно подумать, что постоянно так делаю и результат гарантирован. Да и потом, если все же сломаю, — с нами классный лекарь. Учитывая важность восхождения и отводимую мне в нем роль, Анахита восстановит мне руку за считаные минуты.

Все не то! Похоже, благовидного предлога отказаться от совместного восхождения придумать не удастся. Внутри все заныло. Оставался один — единственный вариант, к которому прибегать очень не хотелось, — слинять безо всякого предлога так же, как сбежал в первую нашу встречу. Сейчас дойдем до конца отрога, до того места, с которого надо начинать подъем, и я, как и в тот раз, скажу… Что? Да неважно. Скажу: «Надо», и все. Ребята примут и, наверно, поймут. Они замечательные, лишних вопросов не будет.

Но в том то и дело, что они такие замечательные. Мне до жути, до сосущей пустоты внутри или крика в небеса не хотелось с ними расставаться. Я ведь только нашел людей, которым впервые за столько лет фактически начал приоткрывать душу. Ведь впереди еще так много дней и вечеров у костра. Мой взгляд невольно упал на опять идущую впереди меня эльфийку: на ее волосы, стан, походку. Перед мысленным взором встали ее улыбающиеся глаза, слегка скошенный в усмешке рот. Я не хочу ее терять!

И если я сейчас просто уйду, как я смогу снова как ни в чем не бывало присоединиться к ним через несколько дней? Нельзя просто так без объяснения причин уходить всякий раз, а потом возвращаться. Захотел — ушел, захотел — вернулся. Так неправильно, они тоже люди.

Запоздало мелькнуло сожаление. Надо было не колбаситься с орлом в свое удовольствие, а слетать и сорвать этот злосчастный эдельвейс. Сейчас бы дошли до места, а я как фокусник — раз цветок из кармана, и никуда подниматься не надо! Или нет, начали подъем, ну влез бы я чуть повыше, как — нибудь получилось бы. И тут вроде случайно — опа! — смотрите — ка, в этот раз он низко растет!

Ведь мог же предвидеть такой поворот событий. Не мучался бы сейчас, не искал варианты. Как же мы сильны задним умом!

А может, просто отстать? Задержаться вроде на чуть — чуть, дескать, скоро догоню, погодите немного. Потом быстренько сгонять за растением и дальше по намеченному плану.

Поздно! Лес слева от нас отхлынул как приливная волна, потерявшая инерцию. Перед нами открывался вид на долину. Склон, тянувшийся справа и на протяжении последнего полукилометра постепенно увеличивающий свой наклон, превратился почти в вертикальную стенку. Между ней и крутым склоном на месте леса вилась узенькая тропка, делала петлю и поворачивала за валун. Наш путь приближался к тому месту, откуда мы с Руславом, по идее, должны начать восхождение. Или к той точке, где наши пути неизбежно разойдутся, и скорее всего — навсегда. Тяжкий камень на душе превратился в неподъемный груз, готовый вот — вот сорваться вниз и похоронить под собой все мои надежды и мечты. Я стал набирать воздуха для непоправимых слов, голова закружилась — неужели гипервентиляция?! Пришлось остановиться и опереться рукой о скалу. Анахита начала оборачиваться.

И в этот момент шедший впереди Рус, собираясь обогнуть преграждавший путь валун, внезапно отпрянул.

Как — то удивленно мельком оглянулся на нас и осторожно — осторожно, самым краем глаза, выглянул из — за препятствия снова. Мгновенье, опять быстрый поворот к нам, палец прижат к губам. Вполне понятный жест! Мы с эльфой встали как вкопанные, Анахита — с занесенной ногой.

Я вскинул брови: дескать, что там? Руслав показал жестами: подходи, но тихо.

Очень осторожно ступая под умоляющим взглядом, устремленным на мои сапожищи, я обогнул стоящую соляным столбом Анахиту и приблизился. Аккуратный взгляд за угол — и тут же назад.

Перед глазами застыла картинка небольшой скальной площадки метров десять длиной, и не более двух — двух с половиной шириной, с немного скругленным левым краем, обрывающемся на север: площадка была как раз торцом (или как правильно выразиться?) этого отрога. Правый край ограничен крутым склоном, но не вертикальным, как с нашей стороны, и на мой взгляд вполне «восходибельным». В общем, подниматься можно. Под ним россыпь крупных каменюк: поменьше того валуна, из — за которого я выглядывал, но все же достающих мне где по пояс, где по колено.

Посреди площадки в три четверти оборота к нам стоял крупный…Человек? Ростом метра полтора, зато почти с такой же шириной плеч. До полностью квадратного силуэта не хватило совсем чуть — чуть. Одной рукой субъект прозаически почесывал себе задницу сквозь штаны грубой кожи. Второй, прикрываясь как от солнца (странно, оно же сзади, а мы вообще в тени отрога!), вглядывался куда — то вдаль. Руки, надо сказать, мощные, с бугрящимися мышцами — бодибилдерам на зависть — и выдающейся длины: наверно, когда опускает, достают как раз до колен.

На голое тело накинута безрукавка длинным темно — бурым мехом наружу, грубо состеганная кожаными ремешками. На голове белым пятном бросился в глаза обыкновенный платок, завязанный с четырех углов, как у какого — то дачника, по виду влажный.

Рядом, буквально под рукой, стояли прислоненные к крупному камню большой круглый щит и копье с толстым древком примерно на ладонь выше головы владельца.

Уже после того как отпрянул, до меня дошло, что кожа незнакомца серая, почти под стать цвету камню.

Вопросительно взглянул на Руса. Тот мотнул головой в сторону, откуда пришли: отойдем?

Так же осторожно вернулись назад, туда, где лес еще подступал к тропинке, и даже спустились вниз, за деревья.

— Орки, северные горные орки, — вполголоса выдохнул наш боец — и пожал плечами, — их не может здесь быть!

Мы с Анахитой не сговариваясь выжидательно уставились на парня.

— Я пересекался с ними на Северном хребте. Незадолго до того, Аня, как мы познакомились, — парень взглянул на спутницу. — Бойцы сильные. Я тогда уровнем пониже был, но и сейчас сомневаюсь, что легко справлюсь.

— Почему ты сказал, что их не может здесь быть?

— Это же северные орки!

Я пожал плечами: ну и что?

— Они живут на Северном хребте, в условиях почти что вечной мерзлоты. Отлично переносят холод, живут преимущественно в пещерах. А вот тепла не любят, поэтому встретить их южнее привычного ареала почти невозможно. Кстати, прямые солнечные лучи вызывают на коже сильнейшие ожоги. Как вампир не сгорит, — парень невесело усмехнулся, — но боевую устойчивость понижает.

— Понятно. Гадать о том, откуда они здесь, будем позже. У нас, если помните, сейчас другая задача. Поэтому вопрос у меня простой: с этим, — я мотнул головой в сторону площадки, — справиш… Справимся?