Не знаю, сколько времени так прошло, может, несколько секунд, а может, и десятки минут. Наконец я набрался смелости, заготовил приличествующую ситуации фразу и обернулся. Шелестел листвой лес, в вершинах посвистывал ветерок, солнышко пробивалось сквозь ветви, играя легкими тенями и отсветами. Никого.

Продышался, вроде отпустило. Почувствовал, что снова владею голосом, ничего не душит, не сжимает горло. Что ребятам сказать — то? Почему так споро ломанулся в лес? В голову ничего не лезло, решил, что ничего объяснять не буду: дескать, ушел и ушел, мало ли у кого какие дела. Усмехнулся про себя, необходимость отбегать «за кустик» разработчики не предусмотрели, а иногда это самое простое объяснение.

Пока я отсутствовал, на полянке ничего не поменялось: Рус возился с все той же амуницией, Анахита помешивала в котелке. Вернулся на свое место и принял прежнюю позу.

— Извини, Феникс, я отвлеклась, ты вроде сказал, будто летаешь. Что, правда? А на чем?

Живая непосредственность эльфы, похоже, не заметившей моей выходки, помогла. Осталась тихая печаль.

— Да, летаю… летал. На дельтаплане.

— А это что такое?.. А, погоди, у меня подруга в Турции вроде на таком летала. По крайней мере, я фотки видела.

Внутри шевельнулся червячок сомнения.

— Аня, не части, давай по пунктам. У тебя подруга пилот?

— В смысле? — девушка непритворно удивилась, будто я спросил что — то неприличное. — Да не, там просто предлагали прокатиться.

— Тогда она не летала, а каталась, — снисходительно улыбнувшись, я не удержался от ироничной шпильки, — даже не каталась, а ее возили.

— А какая разница?

— Такая же, как между налетом и навозом[28]!

Эльфа оскорбленно поморщилась.

— Ладно, извини, это наш пилотский юмор, — примирительно помахал рукой. — Теперь второе: если в Турции, то, скорее всего, это был не дельтаплан, там для нас с посадками непросто. Турцию порнопланерасты оккупировали.

— ?

Ну нельзя же так округлять глаза, даже если ты эльф по расе! Я весело расхохотался:

— Парапланеристы. Это просто мы их так называем, в шутку. Братья наши бесхребетные, — не давая вставить реплику или вопрос, уточнил: — На фотках она в подвеске сидит?

— Ну да, а как еще?

— А сверху у нее такой большой купол, как длинный парашют? Хотя его, может быть, и не видно, если фоткалась в полете.

— Да, большущий такой парашют. Там были снимки со стороны.

— Параплан. Каталась в тандеме, — сказал, как гвоздь в доску забил. Настроение как — то незаметно поднялось.

— А ты на чем летаешь? Как ты назвал?

— Дельтаплан, — немного кольнуло, но уже совсем тихо — тихо, — это такая треугольная штуковина, полужесткая. И пилот в ней располагается лежа, головой вперед.

Не удержался, добавил:

— Как и положено порядочной птице. Птицы сидя не летают!

В этот момент Анахита заявила, что обед готов, и принялась раскладывать еду в подставленные миски.

Вначале ели молча, каждый в своих мыслях. Не знаю, о чем размышляли мои попутчики, я прислушивался к своим ощущениям и пытался разобраться, что происходит. Только что я вскрыл нарыв, который оберегал два года, боясь прикоснуться, боясь признаться самому себе. Было больно. Да и сейчас нет — нет, но прощупывая мыслями как зондом хирурга область поражения, я натыкался на болевые точки. Когда прикосновение отзывалось паузой в пульсе и вакуумом в душе. Например, я подумал, что так ни разу и не собрался в Казахстан, несмотря на то что знал очень многих тамошних пилотов, да и наши к ним в гости ездили. И мне уже точно никогда не стартовать с Ушконыра. Да и в Болгарию, где у меня одна из двоюродных сестер, теперь мне только туристом…

— Слушай, Феникс, а почему ты так отреагировал, когда я сказала, что у меня подруга летала в Турции?

Вопрос вырвал из размышлений. Впрочем, эльфа тут же сменила тон:

— Да прекрати ты ломать голову над тем, где и как найти эдельвейс. Сейчас поедим и пойдем, расскажи лучше о полетах!

Вот спасибо, что напомнила! А то я, честно говоря, даже забывать стал, зачем мы здесь…

— Ну ладно, о полетах так о полетах.

— Как «так»?

— С каким — то недоверием. Это по твоим глазам было видно.

Неужели мои чувства так легко читаются? Тогда бы ты поняла, что у меня сейчас в душе.

— Все просто. Ты сказала «кажется, летала». То есть ты не уверена в этом. Но если бы у тебя были знакомые, друзья, которые летают на дельтапланах, ты бы об этом увлечении знала точно.

— Почему? Почему человек не может несколько раз в год где — то полетать и не афишировать это? У меня есть знакомые, которые катаются на горных лыжах пару — тройку раз за год, например на зимних каникулах и еще разок во время зимнего отпуска. И все! Не обязательно же быть упоротым горнолыжником!

Я расхохотался. Облегченно, не сдерживаясь. Пришлось даже миску поставить, чтоб не расплескать, после чего откинулся назад и, опираясь на руки, затрясся всем телом в приступах хохота. Вероятно, туго свернутая глубоко внутри пружина продолжала рваться, на этот раз проявляясь в безудержном смехе.

Наверно, это было настолько заразительно, что даже Руслав, не удержавшись, прыснул пару раз, прикрывая рот рукой с ложкой, и замотал головой, будто что — то отгоняя.

И только эльфийка обиженно переводила взгляд с меня на Руса и обратно:

— Да что я такого сказала? Вы ржете, будто услышали какую — то глупость! Рус, ты — то что?

Парень открестился: дескать, ничего не знаю, этот вон ржет заразительно, не мог не поддержать, и вообще вы болтайте, я тут так, для мебели сижу.

— Аня, извини, до слез, — вытер я глаза рукавом холщовки, — но это на самом деле глупость.

Девушка, кажется, обиделась еще сильнее:

— Ты пойми, дельтапланом нельзя заниматься время от времени, полгода перерыв — и как заново начинаешь влетываться. Поэтому ты или летаешь, или нет.

— Почему? — в глазах эльфы загорелось любопытство, Рус тоже кинул заинтересованный взгляд.

— Очень сложный моторный навык, который долго формируется и легко утрачивается. Человек не рожден перемещаться в трехмерном пространстве, мы всю эволюцию провели на поверхности.

— А деревья? Мы же когда — то по ним лазили. Это если ты про эволюцию.

— Если и лазили, то настолько давно, что даже костяк сформировался под прямохождение. Посмотри на древолазающих обезьян, как у них устроены конечности. Впрочем, отвлекся. Главное, запомните: человек не рожден летать. Поэтому для полета приходится вырабатывать очень много моторики, для обычной жизни, как правило, ненужной. Стоит сделать перерыв побольше, и она забывается.

— И как же при таких — то трудностях люди все же осваивают этот твой дельтаплан?

— А их мало, тех, кто освоил. У нас тусовка настолько тесная, что я почти всех активно летающих знаю, по крайней мере российских. Вот тебе для понимания: из тех, кто учился одновременно со мной, летаю один я.

Осекся, помолчал, поправился:

— Правильнее, наверно, так: за те полгода, что я шел от первой пробежки к первому полету на круг, через клуб прошло человек двадцать. И это еще не считая тех, кто пришел на одно занятие и больше не появлялся. Кто — то приходил пару раз, кто — то прошел со мной почти весь путь, а кто — то даже полетел. Вот только спустя два года летал я один.

— А почему так? Летать — это же так прекрасно!

— Летать прекрасно, да падать больно. А кроме падений, есть еще труд и физические нагрузки. Надо «пахать», а современный человек к этому не готов — ему нужно все и сразу. Но это не к нам. Помню, на первом занятии Саныч, наш инструктор, сказал, что обучение в дельтапланеризме идет от сложного к простому и от тяжелого к легкому.

— Это как? Обычно же наоборот? Рус, ну ты что молчишь?! Какое — то странное это занятие… Зачем?

Вздохнул, подбирая слова, всегда было сложно это объяснять. В свое время я это принял просто как данность. Но не все были готовы к такому.