Этот мой прыжок здорово всполошил обоих мордоворотов, и они тут же вцепились в мои руки. Похоже, они всерьёз решили, что это была попытка улететь, хе-хе.
— Так, сопроводите его на минус второй, в переговорную, — распорядился Скуратов, тем самым давая понять, что в планируемом разговоре меня с шефом он участия принимать не будет.
Хотя то, что мне известно его имя, уже как бы само по себе намекает на то, что один из нас в скором времени должен будет умереть. И, что характерно, у каждого из нас двоих есть железобетонная уверенность, что это будет другой.
Но, как мне кажется, дражайший Григорий Лукьянович здорово переоценивает свои шансы.
— Сам пойдёшь? — со слабой надеждой спросил меня один из его быков, на которых Скуратов возложил обязанность проконвоировать меня к шефу, — или опять тебя тащить, как мешок с дерьмом?
Я, посмотрев на его физиономию, совершенно не обезображенную никакими признаками интеллекта, ответил:
— Сам пойду, — несли меня они в прошлый раз действительно, как мешок с известной субстанцией. Грубо и неаккуратно.
— Тогда следуй за мной, и не отставай, — голос его был уже более довольным, — а Фёдор пойдёт замыкающим. И, смотри, не балуй тут у меня.
— Не буду, — успокоил я мордоворота, — мне лень.
Тот не удостоил меня ответом, а развернулся к двери, и только после этого неразборчиво буркнул:
— Пошли.
И мы пошли. Впереди меня маячила широченная сутулая спина первого вертухая, а сзади доносилось сопение второго, который должен был пресекать мои попытки скрыться, если мне вдруг такая блажь в голову взбредёт.
Переходы, спуски, подъёмы, лестницы, лифт, потом опять коридоры, переходы, переходы…
И вот, наконец я стою перед металлической дверью. Похоже, толстой и надёжной. А сзади сопят и в пол-голоса переругиваются мои конвоиры.
Наконец дверь с лёгким шипением начала уползать в стену.
— Ну ни фига себе, — подумал я, — переговорная.
— А чего ты удивляешься? — это Зоэ вдруг ожила, — тут, похоже о важных вещах с важными людьми разговаривают… Гордись! — как всегда, с подковыркой сказала она.
Дверь открылась, явив моему взору не особенно большую комнату, которую делил на две половины длинный металлический стол. От середины столешницы и до самого потолка поднималось толстое, похоже пуленепробиваемое, стекло.
В общем это помещение очень смахивало на тюремную комнату, оборудованную для бесед заключённых с посетителями.
— Это комната для важных разговоров не с важными, а с очень подозрительными людьми, — подумал я.
— Ну почему у тебя противопоставление звучит? — удивилась Зоэ, — важный человек может во многих случаях быть и подозрительным, и просто опасным.
— Ну да, ну да, — согласился я, отмечая про себя, что моя паранойя вовсе не такая уж и чрезмерная. У меня, например, такой комнаты ещё нет… Но, надо будет, наверное, завести. Она может оказаться очень полезной. Но защиту нужно будет усилить, серьёзно усилить. И от магии, и от астральных воздействий…
В комнате, кстати, не было никого.
— Заходи, — рыкнул мне в спину конвоир.
Я хмыкнул и переступил через порог. Теперь я обратил внимание на то, что с моей стороны стола стоит стул, единственный в той половине комнаты, где я сейчас находился. И, не долго думая, на него уселся.
Хотел его переставить немного в сторону, но обломался, обнаружив, что он надёжно к полу привинчен.
— Не доверяют, не доверяют тут посетителям, — подумал я, — даже стулья к полу прикручивают… Не иначе, как во избежание кражи…
— Гордись, — это опять Зоэ, — тебя считают опасным, и это должно греть твоё тщеславие. Ведь ежели тебя боятся — то наверняка уважают.
— Какое-то тут уважение… — сморщился я, — очень так себе. Могли бы и поставить что-нибудь… Выпить-попить… Печенек каких-нибудь, опять же… Скрасить, так сказать, ожидание того момента, когда по самые ушки занятый шеф соизволит выкроить минутку, чтобы перекинуться со мною парой слов.
Надо сказать, что ожиданием я томился очень недолго. С той стороны бронированного стекла открылась дверь. Кстати, я отметил, что дверь на той стороне была совершенно обычной, не створкой шлюза, через которую зашёл в эту комнату я, а обыкновенной, на петлях.
И вошёл в эту дверь высокий широкоплечий старик. Такой весь из себя благообразный, с длинными белоснежно-седыми волосами, седыми же кустистыми бровями и роскошными усищами.
И одет он был, кстати, очень дорого, хоть и не броско совсем. Важный, видать, дед. Не из простых.
Вошедьший глянул на меня сквозь стекло. И не понравился мне его взгляд. Смотрел он на меня, как натуралист-энтомолог смотрит на какое-нибудь экзотическое насекомое. Смотрит, и уже прикидывает, как бы половчее проткнуть его специальной иголкой, и засушить для последующего размещения под стеклом.
И показывал этот взгляд то, что этот старикан считал для себя, что моя судьба уже решена.
Ну, думать он может всё, что угодно, а о своей судьбе я буду сам заботиться.
— Это лицо есть в базе, — прошелестела в моём мозгу мысль, сгенерированная Зоэ, — хочешь узнать, с кем дело имеешь?
— Да не помешало бы, — подумал я, — в любом случае, мне будет легче… Но ты, на всякий случай, всё фиксируй и записывай.
— За кого ты меня держишь? — возмутилась псевдоличность. — я, вообще, всё, что происходит с того момента, как гостиница подверглась нападению, скрупулёзно фиксирую. У меня, знаешь ли, объём памяти не меньше, чем у тебя, так что ничего упущено не будет.
— Ну, это хорошо, — подумал я, — значит, господина Скуратова мы уже по любому прищучим.
— Ну да, — отозвалась Зоэ, — у меня записана масса эпизодов издевательств над твоей тушкой, производимых как им самим, так и его подручными по его прямым указаниям. Правда, весь ужас происходящего смазывается тем, что ты, вместо того, чтобы верещать от боли, понимающе и смиренно так улыбаешься. Хоть иконы с тебя пиши.
— А что, — подумалось мне, — козломордые черти себе секты организуют, а я чем хуже? Организую собственную религию.
— Несолиден ты для бога, — язвительно прокомментировала меня Зоэ, — даже древний летающий макаронный монстр выглядит гораздо более божественно, нежели ты.
— А вот сейчас уже обидно было, — возмутился я, — ладно бы ты сравнивала меня, предположим, с наводящим на своих последователей трепет Ктулху… Но сравнение с переваренными и спутанными в клубок макаронами, это уже слишком…
— Ты это, — с деланным беспокойством обратилась ко мне Зоэ, — так уж не нервничай… А то, того и гляди, кишка на улицу выскочит…
— Я геморроем не страдаю, — отрезал я.
— Будешь, — успокоила меня Зоэ, но после этого уже более по деловому продолжила, — дед на тебя как-то странно смотреть стал… Ты за лицом то следишь?
Тут она права, эмоции, возникавшие у меня по ходу нашей ней пикировки, похоже, находили отражение на моей физиономии, пусть даже и почти незаметное.
Но внимательный старик этого не упустил, и, усаживаясь в роскошное кресло, стоящее с его стороны переговорной, сердито смотрел на меня.
— Ты не в том положении, чтобы паясничать и корчить мне рожи, — сердито сказал он.
Голос его звучал из динамиков.
— И вам здравствуйте, — ответил я, одновременно отмечая, что таки начал паясничать.
Дед молча сверлил меня уничтожающим взглядом.
— Так говорить тебе, кто перед нами в кресле устроился? — своим фирменным голосом спросила Зоэ, отвлекая меня от начавшейся было игры в гляделки между мной и дедом.
— Да, говори, — подумал я, попутно отмечая, что дед не привык к тому, что его не воспринимают серьёзно, а потому начал потихонечку закипать. Правда, в движениях его никаких намёков на это пока не проскальзывало, но в глазах уже разгоралось тёмное пламя гнева.
Но то, что мне удалось вывести его из равновесия, это, несомненно, хорошо. Сделать он со мной всё-равно ничего не сможет, так что я почти ничем и не рискую.
А это значит, что мои попытки довести его до белого каления нужно продолжать. Чем больше я его раздразню, тем больше информации смогу у него вытянуть. Это он, хе-хе, думает, что будет получать информацию от меня. А на самом деле всё будет совсем наоборот.
