— Нет, слава Богу, финансирование продолжает поступать в прежних объёмах, — Овечкин чуть не поперхнулся виски — так его задели предположения собеседника, и тон, каким они были высказаны.

— Тогда я не вижу поводов для беспокойства, — Сирота таким образом попытался успокоить своего старого подельника, хотя, следует отдать его предусмотрительности должное, своего мнения относительно того, что настало время сматывать удочки не изменил. Он даже укрепился в том, что делать это надо как можно быстрее. Хотя явных предпосылок для этого, кроме сигналов его чуйки, для этого пока не было. Но тут Овечкин предъявил эти самые предпосылки:

— Есть повод для беспокойства, — вдруг обречённо выдал Пётр Сергеевич. Прозвучало это трагично, с эдаким надрывом.

— И что же это за повод-то такой? — голосом, который буквально сочился презрением к потерявшему контроль над собой подельнику осведомился Сирота.

— Они слежку за мной установили, — пояснил Овечкин всё так же трагично, — они мне не доверяют.

— Та-а-ак, а с этого места давай по подробнее, — уже совершенно серьёзно произнёс хозяин.

Гость сделал большой глоток из своего стакана, глубоко затянулся сигарой, словно в последний раз, и начал вещать:

— Уже, наверное, с месяц, я замечаю нескольких человек, которые непрестанно крутятся около меня, сопровождая, буквально, всюду.

— Ага, а ты пытался задавать вопросы куратору? — Сирота хотел прояснить ситуацию, так как наличие слежки его не обрадовало совсем. И не факт, что следят только за Овечкиным. Надо проверить, не крутятся ли подозрительные личности и вокруг его уютной норки…

— Я спрашивал его… — пробормотал Овечкин, заворожено глядя в стакан.

— И что? — Павел Григорьевич начал ощутимо нервничать, что и выразилось в его следующих словах:

— Ну не молчи, говори, — он даже хлопнул ладонью по столешнице, — а то сейчас прикажу выпивку унести.

Угроза возымела своё действие. Овечкин тряхнул головой и оторвался от созерцания остатков виски, плещущихся на донышке стакана.

— Он сказал, что никто за мной не следит, — жалобно проныл Овечкин.

Некогда сильный, жёсткий и беспощадный делец сейчас напоминал опустившегося бомжа. Вот что значит зависеть от доброй воли представителей Шестой службы.

Овечкина подкосило именно то, что относительно порядочности этих господ у него никаких иллюзий не было. И он прекрасно понимал, что как только надобность в его услугах отпадёт, то сотрудники Шестой службы в лучшем случае просто забудут о его существовании. А в худшем случае — подставят на последок, чтобы получить свой последний профит от ставшего бросовым, актива.

Но деваться ему было решительно некуда, а потому он и лез из кожи вон, стараясь убедить этих хладнокровных джентльменов в том, что он ещё может принести какую-то пользу. Хотя, сам, признаться, в этом уже здорово сомневался.

— Ага, — Сирота пристально посмотрел на пригорюнившегося Овечкина, — значит, так и сказал, что, мол, никто не следит?

— Да, — обречённо ответил Пётр Сергеевич.

— А тех парней, что тебя охраняют, отозвали, что ли? — продолжал наседать Павел Григорьевич

— Нет, — Овечкин выразительно посмотрел на уже почти пустую бутыль и перевёл взгляд на собеседника.

— Допивай, — сказал хозяин кабинета, — допивай и говори, а я ещё прикажу принести.

— Спасибо, — пробормотал Овечкин, язык которого стал вдруг заметно заплетаться.

— Хрон, — раздражённо подумал Павел Григорьевич, — а ведь месяца три назад был ещё вполне приличным человеком… Надо побыстрее из него информацию выжимать, он же минут через сорок вообще лыка вязать не будет… Литр уже выкушать изволил, и, похоже, останавливаться не собирается… А если отрубится тут, то придётся этому поросёнку и такси вызывать, и за погрузкой его тушки проследить…

— Так вот, все охранники мои на месте, — продолжил Овечкин, — но слежку, которую я ясно вижу и чувствую, они замечать не хотят…

— Друг мой, — вдруг по доброму улыбнулся Павер Григорьевич, — а может это у тебя обострение?

— Герр Шольц, невесело ухмыльнулся Овечкин, — вы же знаете, что если вы параноик, то это вовсе не означает того, что вас никто не преследует…

— Но охрана-то слежки не видит же? — Сирота честно попытался воззвать к здравому смыслу собеседника.

— Это они следят за мной, — ожесточённо пробормотал себе под нос Овечкин, после чего молодецки махнул остатки вискарика, крякнул, и потянулся к пепельнице, где дотлевал сигарный окурок, — а куратор мне в глаза врёт. Наверное ждут подходящего момента, чтобы несчастный случай мне устроить.

— Так беги тогда, — невозмутимо сказал Сирота, — быстрый бег спасает от очень многих угроз…

— Некуда, — Овечкин начал затравленно озираться, — некуда мне бежать… Всё… Край…

— Приплыли, — невесело подумал Сирота, — а ведь крепкий мужик был… — он опять тронул сенсор вызова, и через минуту вошла всё таже девчонка с подносом, на котором стояла ещё одна бутылка с благородным янтарного цвета напитком.

Сирота кивнул на изучающего дно своего стакана Овечкина. Девушка понятливо улыбнулась, и поставила перед ним ёмкость с вискариком.

Уже здорово набравшийся Овечкин что-то благодарно её промычал, и начал с некоторым остервенением откручивать крышку, закрывавшую горлышко бутылки. Он прикладывал значительные усилия, но проклятущая крышка не поддавалась. Может быть потому, что была очень плотно закручена. А может быть и потому, что уже пьяный в дупелину Пётр Сергеевич крутил её в другую сторону.

— Иди, Сара, — кивнул девушке Сирота, — пускай трудится болезный…

Девушка улыбнулась, и пошла к двери, плавно вращая вздёрнутой попой.

— И это, Сара, такси вызови, — тихо сказал Павел Григорьевич, провожая взглядом стройные девичьи ножки.

Овечкин, так и не сладив с упорной пробкой, задремал в кресле. Он уже тихонько посапывал и пускал носом пузыри. Зато на лице его воцарилась блаженная улыбка, а это значит, что ему таки удалось пусть и временно, но, всё-таки, утопить свой страх в алкоголе.

Павел Григорьевич Сирота, с некоторой завистью посмотрев на пребывающего в объятиях Морфея подельника, крепко задумался.

Дело в том, что если слежка, о реальности которой с таким жаром говорил Овечкин, это плод его воспалённого воображения, то это одно дело. А вот если она действительно реальна, то это дело совсем другое. Дело, которое пахнет керосином. И чуткий нос господина Сироты сейчас явственно ощущал этот очень стрёмный запах.

Дело в том, что если слежка действительно была, а охрана, опекавшая Овечкина, её не заметила, то слежку установили профессионалы, и лишь паранояльное чутьё Овечкина смогло их почувствовать…

Но подобные профессионалы, способные натянуть нос парням из Шестой службы — это вполне себе реальные люди. И служить они могут только в одной организации, а именно в Разведочном департаменте ГУГШ РИ, с которым господин Шольц, он же Сирота, никаких дел иметь не желал.

А это значит только одно. Надо срочно перебираться на новое место. Создавать себе новую личность, и обрубить все контакты. Начать жизнь с чистого листа, благо ресурсы есть. Их хватит ещё на очень долгую, и, главное, вполне себе обеспеченную жизнь.

— Герр Олаф, — прозвучал мелодичный голосок шалуньи Сары, — такси подано…

— Пригласи водителя, — хмыкнул Сирота, пусть берёт пассажира. И аккуратно грузит, хе-хе… И да, дай ему денег, что бы он не бухтел…

Девушка упорхнула, чтобы передать хозяйские распоряжения таксисту, а Павел Григорьевич, гляде ей вслед с лёгким сожалением подумал, что и от упругого тела этой затейницы тоже придётся отказаться. Но ничего, деньги есть, а свято место… Свято место пусто не бывает. Найдём такую же упругую. А может даже и получше.

Думая эти оптимистичные мысли Павел Григорьевич пошёл в столовую, где за обильной трапезой собирался обдумать в деталях своё очередное исчезновение.

Уважаемые читатели! У автора некоторые временные проблемы со здоровьем (давление). В связи с этим график выкладки проды в течение недели (14.09–21.09) может нарушаться.