– Разве марксистко-ленинская философия запрещает нам, Лаврентий Павлович, пользоваться достижениями человечества, даже если они сделаны в рабовладельческом или буржуазном обществе? – тут же парировал я.
– Брэк, – прекратил лишние разговоры Сталин. Ух, ты! Вот что телевидение с вождями делает! Такого слова от Иосифа Виссарионовича не ожидал даже я. – Нам сейчас не до философских диспутов. Продолжай, Егор.
На фоне веселых ухмылок в кабинете я продолжил:
– Турция. Как независимое государство, бывшая Османская империя должна прекратить свое существование. Царьград и проливы должны быть частью Советского Союза.
Мое заявление произвело в помещении эффект разорвавшейся гранаты. Вместо улыбок на лицах присутствующих появилось очень большое удивление. Челюсть Ворошилова совершила несколько движений вверх и вниз. Он, похоже, хотел что-то сказать, но не знал, что именно. Первым пришел в себя Берия.
– Ты хоть понимаешь, Егор, что у нас очень маленькая армия? Мы просто не сможем поддерживать порядок на всех территориях.
– А это, Лаврентий Павлович, проблемы не Советской армии, а внутренних войск.
Министр внутренних дел аж оторопел от такой моей наглости. Но не спорить же со своим недавним подчиненным. Он обратился к вождю:
– Иосиф Виссарионович, у меня всего сто восемьдесят тысяч человек, и все до одного заняты на охране государственных объектов и правопорядка в стране.
Сталин перевел взгляд на меня. Он что, решил проверить мое умение решать вопросы государственного уровня? Легко! Зря я, что ли, столько времени на консультации с Пал Ефимычем творчески потратил?
– Товарищ маршал, – повернулся я к Берии, – у нас есть почти миллион граждан, прошедших начальную военную подготовку и подлежащих призыву в армию. Вот и набирайте из них себе во внутренние войска, сколько требуется.
– Около трехсот тысяч человек нужно мобилизовать немедленно для создания второго эшелона и восполнение возможных потерь после начала войны, – тут же отреагировал Якубовский.
– На какие, спрашивается, деньги? – включился в разговор Молотов, как первый заместитель премьер-министра.
– У нас разве так малы золотые запасы? – удивился я.
Сталин опять улыбнулся себе в усы и решил прекратить перебранку:
– Спокойнее, Вячеслав, найдем мы деньги. Точнее, они у нас есть, ты же знаешь. А вы, товарищ генерал, – вождь повернулся к Якубовскому, – подождите. Мы у вас еще спросим о планах мобилизации. Но только после того, как вы нам расскажете о планах войны. Как я понял, – Иосиф Виссарионович повернулся теперь ко мне, – товарищ директор Службы государственной безопасности еще не закончил со своими предложениями?
– Так точно, товарищ председатель Государственного Комитета Обороны, – отплатил я вождю той же монетой, – точнее, никак нет, не закончил.
Сталин хмыкнул себе в усы, но говорить ничего не стал.
– Швеция, Дания и Норвегия. Мы должны заставить их остаться нейтральными и не допустить захвата этих стран фашистской коалицией. Тогда у противника не будет сухопутного плацдарма для удара по Финляндии и Кольскому полуострову, а у нашего Балтийского флота будет выход в море. Как? – Я опять сделал вид, что задумался. – На ввод наших войск они никогда не согласятся. Да у нас и не такая большая армия, как верно заметил товарищ маршал. – Я изобразил поклон в сторону Берии. – Можно попробовать другой способ. Германии остро требуется руда из этих стран. Если их правительства заминируют все свои рудники и заявят, что взорвут их при первой же попытке захвата, то коалиция не решится на оккупацию.
– Они никогда не согласятся на такое, – перебил меня Громыко. – На экспорте железной руды основана вся экономика Швеции и Норвегии.
– Значит, Советский Союз должен гарантировать им компенсацию всех экономических потерь и помощь в восстановлении рудников после войны, – парировал я, – и убедить их в том, что мы выполним свои обязательства – это именно твоя задача, Андрей Андреевич, как дипломата. Причем так убедить, чтобы они поняли, что в противном случае их страны станут нашими врагами, а Советский Союз ни перед чем не остановится, чтобы как следует отплатить тем, кто плюнул в протянутую руку дружбы!
– Мы можем предложить им наши товары высоких технологий без стандартных экспортных наценок, – предложил Молотов.
«Во, какие слова нынче в сороковом году говорят», – подумалось мне. Высокие технологии! То ли еще будет! В глазах присутствующих тем временем мелькнул проблеск веселья. Экспортная наценка на электронику, даже с учетом заложенных в себестоимость амортизационных отчислений, была такой, что обмен стеклянных бус на золотые самородки выглядел в сравнении с этим честным бизнесом. Но ведь покупают же, ибо хочется и престижно. Сами-то сделать не могут!
– Товарищ Громыко, предложение генерала Синельникова реально? – спросил вождь.
– Не знаю, товарищ Сталин, оно для меня слишком неожиданно, – ответил замминистра иностранных дел, – надо хорошо все обдумать сначала. Но надо признать, что это очень интересный вариант.
– Тогда проработайте этот вопрос. Мы обязательно рассмотрим его на следующем совещании. – Сталин повернулся ко мне. – У тебя, Егор Иванович, есть еще что-нибудь?
– Да, Иосиф Виссарионович, Канада.
– Канада? – удивился вождь. – А она-то тут причем?
– У Великобритании два больших доминиона, Канада и Австралия, – начал объяснять я свою авантюрную идею государственного уровня. – Австралия нам не слишком интересна, а вот в Канаде очень неплохие природные ресурсы и великолепные посевные площади. После начала боевых действий, канадское правительство наверняка объявит нам войну.
– А разве у них есть серьезная армия? – спросил Сталин, пока не понимая, к чему я подвожу.
– Десяток, максимум два, устаревших танков и несколько отвратительно вооруженных и плохо обученных дивизий. Соответственно, с точки зрения наших современных стандартов. Мы можем легко захватить Оттаву всего лишь парой полков десантников. Правительство Канады вынуждено будет подписать капитуляцию.
– Штаты не потерпят нашего вторжения в Северную Америку, – вклинился в мои сентенции Громыко. – Вы, Егор Иванович, забываете о доктрине Монро,
– А что может заставить Рузвельта и Морганов с присными забыть об этой доктрине? – задал я в ответ провокационный вопрос Андрею.
– Вероятно, перспектива больших прибылей и… – Громыко запнулся.
– Территориальные приобретения в этой их Северной Америке, – тут же подсказал я. – Разве они откажутся от еще одного штата?
– А зачем мы будем захватывать для Штатов Канаду? – удивился Молотов. – С чего вдруг мы должны делать им такой подарок?
– Почему только им, Вячеслав Михайлович? – теперь уже тщательно подготовленное изумление появилось на моем лице. – Напополам.
– Но ведь это возможно только в том случае, если Североамериканские Штаты будут являться нашим военным союзником, – появилось понимание у Громыко, – то есть они сами захотят подписать с нами договор.
– Именно! – подтвердил я. – Только все это надо провернуть очень быстро, чтобы у Рузвельта не было много времени на размышления. Дилемма проста: или Америка наш друг и дядя Джо даст вам за это сладкую конфетку в виде половинки Канады, или держитесь за свою прогнившую доктрину, но тогда вам придется воевать против Советского Союза, защищая при этом не свою собственность и территорию, а британское имущество.
Иосиф Виссарионович хмыкнул в усы, когда я упомянул кличку, которая уже успела к нему прилипнуть в штатовских СМИ, но, видимо, решив простить мне такую фамильярность, промолчал, заинтересованно глядя на Громыко и Молотова. Они переглянулись, Молотов кивнул своему заместителю, и Андрей Андреевич произнес пару фраз, ставших впоследствии очень знаменитыми:
– А собственно говоря, почему на нашей планете языком международного общения должен быть именно английский? Русский с этой точки зрения мне нравится значительно больше!
Одобрительные улыбки всех присутствовавших подтвердили, что все согласны с заместителем Молотова.