Простых же легионеров, что было вполне понятно и ожидаемо, плотный встречный огонь разносил, оставляя от их тел только кровавые брызги и костяные щепки. Так что даже если бы я и решил открыто показать, что безыдейные неопознанные экстремисты, о которых то и дело вещают с центральных телеканалов, есть не кто иные, как неумолимые мертвецы, то они все равно мало бы что смогли сделать против брони. Просто по той причине, что разбросанное на многие метры мясо не очень-то и способно к самостоятельному передвижению. В этой ситуации мертвецы ничем кардинально не отличались от обычных людей.

Обычных людей… обычных людей… а почему, собственно, я подумал об этом только сейчас?

Губы мои сами собой растянулись в хищной ухмылке, а спустя несколько минут сотни марионеток, подчиняясь моему зову, спустились в темноту влажной московской канализации в поисках подходящих помощников.

Сержант Егоров вылез из недр душного бронетранспортера, где даже с выключенной печкой дышалось с трудом уже через полчаса. Сидеть в тесном десантном отсеке в компании еще шестерых сослуживцев, да еще и обряженным в плащ ОЗК — удовольствие было очень сомнительное. Хвала небесам, что их внутри не заставляли надевать еще и противогазы, иначе б служба окончательно превратилась в ад. Ну и на перекуры почти каждый час выпускали, тоже своего рода послабление, хоть какое-то разнообразие в этот донельзя унылый тошняк.

Следом за сержантом выполз и его приятель Димон, который исправно и честно тащил лямку военной службы вместе с Егоровым вот уже три года. Сунув в губы сигарету, он сделал большим пальцем характерное движение, изображая прокручивание колесика зажигалки.

— Тёма, дай огниво, я свое посеял где-то.

— Держи, — сержант невозмутимо протянул товарищу прикурить, прекрасно осознавая, что «посеял» в его случае вполне может означать, что у него никакой зажигалки при себе у него и не было. Ну хоть сигареты не стреляет, уже хорошо.

Сделав по глубокой затяжке и с наслаждением выпустив в ночное небо клубы сизого дыма, солдаты продолжили обсуждение темы, поднятой еще в бронетранспортере.

— Ты как думаешь, сержант, надолго нас сюда пригнали?

— Наверняка, Димыч, — покачал головой Егоров, — я по ящику слышал, что со всей страны больше двухсот тысяч личного состава стянули, но сами бойцы поговаривают, что гораздо больше. Чуть ли не всех кадровых военных сюда перетащили. Тут и размещать уже толком негде, а командование все никак не успокаивается. Некоторые даже говорят, что мобилизация не за горами. Такое ощущение, что готовятся к какой-то мощной заварушке.

— Так быстрей бы, а то мы как пришли, тут только тишь, да гладь. Скука же смертная…

— Ты давай не болтай, а то накаркаешь! — Попытался осадить приятеля сержант, но тот даже нисколько не смутился.

— Не, ну а че, я не прав, что ли? Сидим, как дебилы в ОЗК замотанные, что даже поссать сходить целое приключение, а толку-то от этого?!

— А ты что, не слышал? У здешних террористов газ какой-то есть. Его если вдохнешь, то мозги сразу всмятку станут, начнешь по своим лупить со всех стволов.

— Да я слышал про это… — отмахнулся приятель, — я в целом о ситуации. Смысл, что мы тут яйца высиживаем? Все равно никто не нападает.

— Ну так дай бог, чтоб оно так и дальше оставалось!

— Слушай, — хмыкнул Димон, — а может радикалы эти просто обделались, когда войска начали в город стягивать? Все-таки с регулярной армией воевать это тебе не с зажратыми столичными лодырями перестреливаться.

Егоров в ответ лишь отрицательно покачал головой, не соглашаясь с приятелем.

— Знаешь, Димыч, как-то сомнительно. Ты думаешь, станет власть вокруг себя простофиль держать? Наоборот ведь, будут самые лучше кадры тащить, чтобы те им задницы прикрывали в случае конкретного кипиша, как вот этот, например. Так что, если местный контингент не вывозит, то я бы не стал недооценивать противника.

— Хм… ну да, есть смысл в твоих словах. Но тогда почему мы уже столько дней в броне собственными выхлопами дышим, а на улицах сплошное затишье?

— Да откуда я-то знаю? — Повысил голос Егоров, устав от вопросов своего напарника. — Че ты меня пытаешь?

— Да я так… мысли просто твои послушать хотел, ты же у нас голова. Кстати, — заговорщически понизил голос товарищ, — а я знаешь, какую мульку слышал?

— Какую? — Искренне заинтересовался сержант, с тоской поглядывая на почти докуренную сигарету.

— Ты ведь наслышан, как чехи воевали в Грозном?

— Ну, наслышан, — кивнул тот, — старшие мужики рассказывали.

— Ну так вот, слухи ходят, будто у этих московских беспредельщиков повадки один в один, как у ваххабитов в девяносто пятом. Снайперские засады, ночные налеты, отстрел офицеров и всякая прочая херня. Будто бы мы снова с чеченцами воюем…

— Да ну, бред какой-то. — Егоров скорчил скептическую мину, показывая, насколько подобное предположение выглядит нелепым. — Больше слушай ерунду всякую.

— Ну, ерунда не ерунда, а люди опытные об этом говорили, нет смысла сомневаться в их словах. Да и я, если честно, не то чтоб прям верю, а просто пищу для ума подкинуть хотел.

— Брось, Димон, не забивай голову. — Сержант даже и не заметил, как они с сослуживцем поменялись ролями. Теперь уже Егоров пренебрежительно отзывался об организованных террористах, хотя пару минут назад настаивал на том, что не следует их недооценивать. — Не было б столько гражданских в Москве, давно бы уже всю погань отсюда выдавили. А так им только и остается, что мелко пакостить из-за угла, потому что в прямом противостоянии мы их в порошок сотрем.

— Ну да, наверное ты пра… — товарищ замолчал на середине фразы, засмотревшись на что-то позади сержанта. — Гля! Это что, крыса что ли?

Егоров обернулся, попутно выбрасывая на асфальт скуренный до самого фильтра бычок, и действительно увидел жирную плешивую крысу, которая размерами не сильно-то уступала иной мелкой кошке. Она с поразительной целеустремленностью ползла по гигантскому для нее колесу бронетранспортера. Шевелился грызун как-то совсем странно, словно пьяный, пошатываясь и качаясь, а к его боку было чем-то примотано нечто напоминающее размерами и формой половину буханки хлеба.

— Это что еще за хрень?

Сержант попытался подойти ближе, но крыса, почуяв приближение человека, начала шевелиться куда более резво и, в конце концов, юркнула куда-то под броню.

— Видал?! — Рядом нарисовался удивленный Димыч. — Совсем оборзели, да?

— Видал-видал. А ты не заметил, что она тащила?

— Да вроде коробочку какую-то… не разглядел особо.

— И нахрена крысе коробка?

— Ну, не знаю, может она так носит свои…

Закончить фразу Димон не успел, потому что где-то под бронетранспортером прогремел мощный взрыв. Взрывная волна сорвала несколько толстых центнеровых покрышек по правому борту с такой легкостью, словно они были не тяжелее обычной надутой автомобильной камеры. Одна из них прямой наводкой полетела в парочку солдат, которые разлетелись в разные стороны почище, чем кегли в боулинге.

Сквозь боль и пронзительный звон в ушах, который на оглушающе высокой ноте перекрывал все звуки окружающего мира, Егоров попытался поднять голову и осмотреться. Но максимум, что ему удалось сделать, это только лишь едва-едва приоткрыть веко одного глаза. Второе, почему-то, открываться отказывалось наотрез. Боец увидел, как из люка подорванного БТР-а выпрыгивают его оглушенные сослуживцы, опасающиеся, как бы в борт брони не зарядили чем-нибудь потяжелей, например, ПТУР, похоронив весь экипаж в закопченном стальном гробу. Но почему-то вдруг то один, то другой солдат спотыкался на ровном месте, падал на землю и больше уже не поднимался.

«Да эти же суки стреляют по нам, просто я ничего не слышу…» — пришла в голову сержанта какая-то совершенно отстраненная мысль, словно перед ним разворачивалась не реальность, а кадры из голливудского боевика.

Взгляд раненного Егорова вильнул в сторону, и он совсем рядом обнаружил тело своего приятеля. Димон лежал на асфальте с неестественно вывернутой шеей, глядя неподвижными стеклянными глазами прямо на сослуживца.