Посмотрев Чехоеву прямо в глаза, я ответил без тени улыбки:

— Пока еще ничего не случилось, Алмаз, но вполне может, так что мне срочно нужно с кем-нибудь помахаться.

В ответ Чех лишь серьезно кивнул. Он вообще был небогат на внешнее проявление эмоций. И никаких попыток разузнать побольше он не стал предпринимать. Все-таки мы с ним были не в настолько близких отношениях, чтоб друг другу в дела и души лезть. А уж что-что, а дистанцию он держать умел, что в спарринге, что в жизни.

— Могу только ринг тебе освободить. А с этим, — кивок головы в сторону амбала, — сам попробуй договориться.

Но договариваться даже не потребовалось. Пока мы общались с Чехоевым, здоровяк безостановочно работал по классической советской схеме, которую называли еще челночной. Он совершал подскок вперед, успевал нанести короткую серию быстрых и мощных ударов и сразу же отпрыгивал назад, чтобы в следующем прыжке снова отправить качающуюся грушу в короткий полет. Но как только он заметил наши взгляды, направленные в его сторону, тут же прекратил тренировку и набычился, выдвинув голову вперед.

— Чё интересного увидели, а?! — закричал он нам через половину зала. — Херли вылупились?!

М-да, а типчик-то явно неуравновешенный. Я же хотел спокойно подойти, вежливо предложить провести товарищеское соревнование, а этот гражданин с самого начала совсем неспортивно себя ведет. Я бы даже сказал, что поведение его больше смахивает на отморозка из подворотни. И кто, интересно, такого неадеквата взялся тренировать вообще? Или он был нормальным, а в процессе обучения немного повернулся? Впрочем, о чем это я…

Алмаз демонстративно самоустранился, дернув бровями, мол: «Дерзай, хотел биться — бейся», отправился освобождать нам поле для теперь уже несомненно грядущей схватки.

— А в чем у тебя проблемы?

Казалось бы, ну задал я сей безобидный вопрос, что здесь такого? Но здоровяка аж подбросило, будто я по его матушке трехэтажным прошелся.

— Проблемы?! — заорал он, выпучив мгновенно налившиеся кровью глаза. — Я тебе сейчас такие проблемы покажу, зубы выплюнешь, усёк, щегол?!

Я вполне осознавал, что вопрос этот носил абсолютно риторический характер, и шестое чувство мне подсказывало, что попытайся я ответить на него, бойня вполне может начаться прямо тут, посреди снарядов. Даже до ринга не успеем дойти. Но как я мог отказать себе в удовольствии немного поддразнить этого психованного?

— Проблемы? Ты мне?! — Я изобразил самую скептичную мину, на какую был только способен. Будто мне сейчас угрожал не двухметровый бугай, а новенькая девочка Алина с ресепшена. — Может, выйдем на ринг и проверим, кто и кому их сможет показать?

Ну вот, перчатка брошена. Теперь вряд ли у него получится отвертеться от спарринга со мной.

Вспышка гнева, которая полыхнула в эмоциях амбала, была яркой, словно взрыв атомной бомбы. Без шуток, я отчетливо почувствовал ее даже на таком расстоянии. Мне кажется, даже обычные люди, которые тренировались возле этого крикуна, сумели что-то ощутить.

Кстати, об обычных людях. Несмотря на то что контингент тут подобрался не из слабаков и каждый второй в этом зале имел разряды, а кто-то даже и титулы, во время нашего короткого разговора абсолютное большинство старательно делали вид, что ничего не замечают. И если на меня еще украдкой кидали какие-то с трудом поддающиеся трактовке взгляды, то в сторону здоровяка даже боялись посмотреть, чтобы лишний раз не провоцировать его на агрессию. Нашлось всего несколько человек, кто без стеснения и страха наблюдал за дальнейшим развитием событий, отложив свои занятия.

— Ты чё, мудила, попутал…

Не став дослушивать без сомнения оскорбительную фразу, я просто развернулся и зашагал к рингу, который Алмаз уже освободил по моей просьбе.

Для людей, подобных этому кабану, нет ничего оскорбительней, чем пренебрежение к их персоне. Им, привыкшим считать себя пупом земли, даже помыслить трудно, что кто-то может с ними обойтись столь непочтительно. Так что, даже не оборачиваясь, я ощущал полный жгучей злобы и ненависти взгляд, направленный мне между лопаток, но продолжал идти не оглядываясь. Уже нырнув под канаты и выйдя на ринг, я с вызовом посмотрел на своего потенциального спарринг-партнера, который несколько растерялся от моего маневра. Очевидно, что серьезного соперника во мне он не видел, поэтому не понимал, по какой такой причине я с упорством камикадзе рвусь с ним сразиться. Так что сейчас он не спешил идти вслед за мной, пытаясь понять, где здесь запрятан подвох.

— Ты что, струхнул, как до дела дошло? А как же обещанные проблемы? — подтолкнул я его к более решительным действиям, чем вызвал пару коротких смешков от посетителей.

Услышав чуть ли не обвинение в трусости, мужик так стремительно сорвался в мою сторону, что я уж решил, будто он кинется на меня сразу с ходу. Но тут на его пути, словно чертик из табакерки, бесстрашно возник Чехоев, демонстрируя, что он взял на себя функции рефери в этой схватке.

— Три раунда по три минуты, достаточно? — спросил он, на что я лишь безразлично пожал плечами, а бугай, поигрывая желваками, процедил: «Вполне!»

Клацнув кнопками таймера, Алмаз сделал два шага назад и махнул рукой.

Как только путь освободился, мой оппонент ломанулся ко мне со скоростью и напористостью бешеного носорога. Несмотря на все свои габариты, двигался он легко и быстро, заставляя меня выкладываться с самых первых секунд.

Заранее это не обговаривалось, но спарринг как-то сам собой пошел по правилам бокса.

Нырнув под джеб левой и уклонившись от последовавшего сразу за ним хука с правой, я нанес пару пробных ударов по локтям, прикрывающим корпус, проверяя противника на прочность. Ощущения были такие, будто я пытался пробить стену. Уж что-что, а защиту этот бугай держать умел. В ответ мне чуть не прилетел размашистый богатырский свинг, выполненный правой рукой, который мог бы мне не просто потушить свет, а, пожалуй, на полном серьезе отправить в кому. Экстренно разорвав дистанцию, я стал прикидывать, а смогу ли вообще пробить этого кабана? Защищаться здоровяк умел хорошо, и реакцию имел если не кошачью, то очень близко к этому. Так что подловить его без моих некромантских фокусов было бы полностью безнадежной затеей.

Мой соперник тем временем продолжал наступать. В отличие от той манеры, в какой он работал на снарядах, сейчас он твердо стоял на ногах, делая экономные подшаги, пытаясь загонять меня в угол. Я отвечал короткими контратаками, предпочитая уворачиваться от ответных ударов, и даже в мыслях не имея намерений принять хоть один из них на жесткий блок. Все-таки разница в весе у нас колоссальная, килограмм тридцать, если не сорок. Опрокинуть на канвас он меня сможет так же легко, как ребенок разрушит тычком пальца карточный домик, и не спасут меня никакие блоки. Это я понимал очень отчетливо.

Но вот я увидел прекрасный для себя шанс — соперник опрометчиво открыл свой правый бок. Удар по печени, если кто не знает, вещь очень болезненная. Слабо подготовленного человека спазм от такого попадания гарантированно выведет из боевого настроя на пару минут. Подготовленного же лишь заставит уйти в глухую оборону, пока не вернется способность дышать. Но для меня та боль, которую причиняет противнику пощекоченная печеночка, ценна совсем другим. Она, можно сказать, и является самым надежным залогом победы в любом, даже совершенно безнадежном бою.

Расплывшись в хищной улыбке, я резво кинулся к открывшейся бреши в защите соперника. И почти тут же поплатился за самонадеянность, получив по голове.

Как вы поняли, это была простая уловка, на которую я купился, словно папуас на блестящие бусы. Не самый тяжелый удар, сделанный на отходе, да еще и пришедшийся вскользь, очень заметно меня покачнул. Изображение в глазах опасно задрожало, но уже в следующую секунду нормализовалось. Нормализовалось, чтобы продемонстрировать мне летящую прямо в переносицу перчатку.

Собравшиеся вокруг ринга посетители возбужденно загудели, выражая мне сочувствие. Судя по всему, меня уже заочно похоронили.