- Спасибо Вам, братья, - сказал он.

  - Встать, - внезапно гаркнул третий судья, который до этого долго созерцал озерные дали, не вытаскивая пальца из носа. - Суд идет.

  Суд, конечно, никуда не шел, он просто начался. Однако никто из ливонцев не поднялся на ноги. Каждый из них предавался размышлениям о своей роли в бытии. Князь Невский бегал по берегу и тряс кулаками по сторонам, так что самый глупый судья решил взять инициативу в свои руки. Это у него получилось.

  - Вы отказываетесь вставать? - спросил он у всех разом.

  - Мы не можем вставать, - ответил за всех Лука.

  - Это не ответ на поставленный вопрос, - продолжил судья. - Вы отказываетесь вставать?

  - Пошел ты на хер, - сообщил ему Чурила.

  - Неуважение к суду! - обрадовался тот. - Это тягчайшее преступление. Вы приговариваетесь...

  - Сжечь косматого! - сказал подошедший Александр. - Попы, что молчите?

  - Сжечь, сжечь, - хором согласились те и затрясли своими бородами.

  Тотчас же несколько слэйвинов подхватили беспамятного Мишку и поволокли его к дровам возле столба. Ливонцы напряглись, но на них сразу же были наведены все луки и копья. Дергаться было бессмысленно.

  - Прощай, Хийси, - сказал Садко и через силу поднялся на ноги. За ним последовали все те пленники, кто мог стоять.

  - До встречи, брат, - кивнул головой Чурила, и когда зажгли под лешим огонь, внезапно бросился на Александра. Его почин поддержали Алеша и Садко. Момент был выбран удачно, да неудачно было расположение князя: между ним и пленниками как раз сидели трое судей с постными лицами.

  Они не пытались защищаться, абсолютно уверенные в своей неуязвимости, да и оружия никакого у них не было. Зато князь Невский не оплошал, одним прыжком он оказался за спинами русов.

  Алеша свернул шею второму судье, так что она, провернувшись на полный оборот, безжизненно повисла тому на грудь. Чурила достал самого активного судейского, сбил его на землю и уже лежа сломал ему спину, потом, не подымаясь на ноги, с колен, бросил его, еще живого в разгорающийся костер. Ну, а у Садка руки все также были связаны, поэтому он, что было сил, боднул головой главного судью, угодив тому в солнечное сплетение, а сам отскочил обратно, как набитый конским волосом мяч от стены. Все-таки его жертва был очень толст и неподатлив. Это и спасло кантелиста от двух стрел, пущенных слэйвинами с самыми слабыми нервами.

  - Не стрелять! - закричал Александр, и больше никто не спустил тетиву. Те две стрелы так и остались единственными, что пронзили грудь главного судьи.

  - Суд ушел на совещание для оглашения приговора, - сказал Добрыша, и все, в том числе и слэйвины, рассмеялись.

  - Молчать! - опять вступил князь. Он указал на Садка пальцем. - Этого на крест, прочих связать между собой одной веревкой.

  На Алешу и Чурилу навалилось все слэйвинское войско, их первыми и установили в связке. Однако уже не били - и без того хватало. Мишка на своем погребальном костре не издал ни звука, вероятно так и умер, не приходя в себя. Зато отчаянно визжал самый глупый судья, но к вознесшемуся до небес пламени никто подступиться не решился, чтобы его выручить. Да и не хотели, наверно.

  Как только его товарищей принялись связывать длинной веревкой, Садко сразу же понял, что за этим последует: слэйвины питали некоторую привязанность к воде, как к способу казни. В частности, к воде подо льдом. Мало кому удавалось спастись, будучи брошенному в узкую прорубь: сверху - лед, снизу - дно, и ни единого просвета, где бы можно было сделать глоток воздуха. Судилище сорвалось, но заранее вынесенный приговор оставался в силе.

  Вперед выступили попы, троеперстно перекрестив всех ливонцев скопом. Садко в сердцах сплюнул. Чурило тоже, но старался своим плевком попасть в ближайшего священника. А Добрыша, криво усмехнувшись, прошептал:

  - Креститься-то не умеет, ироды. Щепоткой только соль берут.

  - Отступники и колдуны! - сказал один поп.

  - Извратители веры нашей православной! - сказал другой.

  - Только искупительная смерть вам удел! - хором пропели прочие два.

  Александр кивнул и Садко, подхватив за руки, поволокли к кресту. Ливонец пытался сопротивляться, но - где там!

 (А. Иванов "Боже, какой пустяк", примечание автора),

- пропел-прокричал Садко, когда его руки, проклиная неудобства, слэйвины прибили к перекладинам. Когда-то давным-давно он уже пел эту песню перед смертельно больным Ярицслэйвом, отцом Александра, перед живым Олафом, перед судилищем, посвященным выигранному им пари (см также мою книгу "Не от Мира сего 3", примечание автора). Целая жизнь прошла! А песня осталась.

  Садко даже почти не ощущал боли, хотя огромные кованые гвозди врезались в плоть, удерживая вес его тела, он чувствовал на себе пристальные взгляды своих товарищей и пытался поддержать их в последние мгновения жизни.

  А вереницу ливонцев уже поволокли через полынью, чтобы привязать к мертвым телам. Где-то дальше, на глубине, слуги Александра пробивали пешнями лед, устраивая прорубь. Они хотели поскорее покончить с этим делом, чтобы вновь вернуться к обычным житейским делам: есть, пить и служить.

  - Отрекаетесь ли вы в свой смертный час от веры своей неправедной? - прогрохотал один из попов.

  - Кайтесь, кайтесь, - пропели хором другие священники.

  Никто из ливонцев не отреагировал на эти слова.

  - Разве ваша нелюдская смерть не колеблет вашу веру? - снова изрек поп.

  - Отрекитесь и не умрете, как собаки, - снова хором вывели руладу его коллеги.

  - Так они и есть собаки, - усмехнулся князь Невский.

  - Мы все - рыцари Ливонского ордена, и умрем, как подобает рыцарям, - нашел в себе силы возразить Дюк Стефан.

  - И кто же это весь этот сброд в рыцари принял? - глумясь, поинтересовался Александр.

  - Я, - ответил Дюк. - Всех. И для меня это честь.

  - Разве вы не видите, что мир вас отринул? - словно обличитель, разошелся священнослужитель.

  - Пусть мы будем не от Мира сего, нежели жить в том, что вы создаете! - прокричал с креста Садко. Его голос звучал слабо, но он все же добавил. - Простите меня, товарищи!

  - И ты нас прости, Садко, - сказал Чурила, за ним - Алеша, а за ними - и все остальные, кто мог еще говорить.

  Александр сам спихнул первое тело, Василия Буслаева, в прорубь. Следом за ним исчезали в черном зеве остальные ливонцы. Последним, улыбаясь окровавленным ртом, скользил к жуткому окну во льде Чурила Пленкович. Падая в воду, он прокричал: "Верую!", и все стихло.

  - Ледовое побоище, - заметил один из слэйвинов и сплюнул в прорубь.

  - Ледовое побоище, - согласился Александр и повторил. - Ледовое побоище.

  Он приказал собираться, тела двух судей погрузили в одну из повозок, и кавалькада воинства двинулась к Новгороду. Князь подошел на прощанье к Садку, уронившему на грудь голову, и показал ему свой меч.

  - Кто с мечом к нам придет, - он опустил клинок острием книзу. - От меча и погибнет. Произнося последнюю фразу, он поднял острие кверху.

  Садко ничего не ответил, пожалуй, все песни на этом свете он уже спел. Разве что, мало песен, да, как говорится, не судьба. Александр Невский всадил свой нож ему прямо в сердце, потом вытер лезвие об его одежду, развернулся и ушел.