После наступления по-настоящему теплой погоды он перебрался жить в построенный самим шалаш подальше от любого жилья, поближе к реке. Не хотелось рисковать быть обнаруженным случайным посетителем лесной хижины, о которой не могли не знать: коли "Печеное яблоко" был в курсе, то и любая свинья - тоже.

  Ломиться во двор в первый попавшийся дом он посчитал неправильным. Ослабленная отсутствием хозяина усадьба - то, что нужно. После того, как владелец сгинул, слуги вряд ли будут столь же усердно блюсти порядок - мало найдется людей, способных сохранить преданность такому мерзавцу, как этот "Печеное яблоко". То, что бюргер был не самый кроткий по нраву, он убедился за краткие миги предыдущих встреч.

  Добрыша прокрался к самому шикарному дому в городке вместе с туманом. Перебрался через забор и приготовился к встрече с другом человека. То ли он не был человеком, то ли здесь вовсе люди не жили, но появившийся перед ним огромный пес не испытывал ни малейшего колебания, чтобы одним движением хищных челюстей откусить ливонцу голову. Никитич встретил его отрепетированным заранее выпадом блестящего мечика. Если удача будет сопутствовать этому движению, то собака издохнет на ходу, не успев даже мяукнуть при этом. К счастью, все произошло именно так, к несчастью вслед за первой псиной уже мчалась вторая.

  Добрыша не ожидал этого, но не растерялся и подставил под пасть пса обернутую тряпьем левую руку - на всякий случай он обмотал свою конечность остатками одежды, не вполне уверенный, что удастся убить животное с первого удара. Мечик застрял в первой собаке, поэтому пришлось использовать маленькую палицу, которая тоже блестела не меньше, чем клинок.

  Едва пес попытался сомкнуть зловещего вида клыки на его запястье, как ливонец резко ударил палицей в основание собачьего черепа, голова у зверя странно задралась назад, он захрипел, поцарапал когтями землю и подох, как собака.

  Если "недруги" человека так и попрут, один за другим, то Никитич не знал, что и делать. Но собаки, к его вящей радости, кончились. А кошки, буде они где-нибудь в доме, нападают на чужих людей крайне неохотно.

  Он пробрался в дом со стороны кладовки, вскрыв окно, облачился, наконец, в рясу и, стараясь бесшумно ступать, заскользил в предполагаемое место спальни. Он не ошибся в своих прогнозах, открыл дверь и оказался перед огромной кроватью под балдахином. В ней, если судить по количеству ног - трех на беглый взгляд - почивало два человека. Или три одноногих.

  Один человек вдохновенно храпел, как загнанная лошадь, у другого была большая нога. Добрыша порадовался: знать, и одежка под стать. В самом деле, не лилипут же с огромной ступней под шумок забрался в хозяйскую постель. Ливонец осмотрел спальню, отметив про себя важные для его нынешнего положения аспекты, потом подошел к кровати, намереваясь усыпить палицей большеногого гостя на более продолжительное время. Главное было - не переборщить, но когда он примеривался, тот неожиданно открыл глаза и тревожно зашевелил волосатыми ноздрями. Добрыша тотчас приложил свое оружие к его лбу со всей удалью - лицо с резкими и выпуклыми чертами его попросту испугало. Верзила в кровати мелко затрясся и вытащил из-под одеяла вторую ногу, доселе упрятанную где-то под одеялом.

  Храп оборвался, и второй человек зашевелился. Никитич сейчас же отпрянул от изголовья постели, поднял руки по сторонам, сделал в таком положении оборот вокруг себя и промычал: "Душно мне". И этот человек, по совместительству - женщина, мелко задрожал и, продолжая лежать, упал в обморок. Конечно, серая монашеская ряса в неверном ночном свете вполне сойдет за саван.

  Добрыша очень осторожно вскрыл все ящики секретера, выгреб все, что могло представлять хоть какую-то ценность, облачился в полностью подошедшую ему по размерам одежду чудовища из кровати, однако никакого оружия не нашел. Значит, это был слуга, раз без меча. Что же, тем хуже для него, потому как его в первую очередь и обвинят в пропаже хозяйских цацек. Пряжанец вложил в женскую руку палицу ее покойного мужа, схватил в охапку рясу и драгоценности, и ушел тем же путем, что и пришел.

  Когда он сбыл все побрякушки на другом конце Вагрии, то вырученных денег хватило, чтобы одеться соответствующим образом, надлежаще вооружиться, приобрести коня и не испытывать никаких сложностей с питанием до самого Новгорода. Однако он не ожидал, что некоторые из драгоценных вещей имели вполне фамильные определения, после обнаружения которых имя "Печеного яблока" всплыло - он оказался известным немецким бюргером - образовалось следствие, которое постановило: ливонца догнать, бить и повесить после суда. Или просто прибить без суда - как получится. Весь Латырский тракт перекрыли, а вольные шляхетские формирования, воодушевленные кем-то со стороны, устроили на Добрышу настоящую охоту. Судьба - индейка. Или, даже, индеец.

  Никитич не стал понапрасну испытывать свою "индейку", ушел на юг, но и там было не лучше. Оставалось только диву даваться, отчего же на него так ополчились и немцы эти, и поляне, и слэйвины. Участь какого-то парвеню, которого в этих местах и в глаза-то никогда не видели, не могла быть веской причиной, чтобы его разыскивал какой-то летучий отряд головорезов. Да никто и не знал наверняка, что пропажа "Печеного яблока" как-то связана с ним самим. Что-то здесь не увязывалось.

  Добрыша устроил засаду и ночью взял "языка" - пожилого полянина, с ходу заявившего, что он - всего лишь егерь, читает следы и больше ничего не знает.

  - Неужели бесплатно? - спросил Добрыша.

  - Нет, - возразил тот, так что в его искренности нельзя было усомниться. - Платят исправно и хорошо.

  Оказалось, что все его сослуживцы тоже отрабатывают жалованье, а про немецкого бюргера и слыхом никто не слыхивал. Их наняли уже давно, еще до наступления прошедшей зимы, вот только собраться повелели неделю назад. Не стоило быть семи пядей во лбу, чтобы сопоставить даты: первая - когда он сбежал от полабцев, вторая - когда он засветился с драгоценностями. Везде было две общих фигуры: он и "Печеное яблоко". Стало быть, его ловят в связи с прошлым побегом, препятствуя возвращению в Новгород.

  - А кто платит-то? - поинтересовался Никитич.

  - Так их светлость Улеб и платит, - пожал плечами пленный.

  - Полянин?

  - Почему же так - слэйвин, как есть, - твердо возразил егерь.

  Добрыша его отпустил, наказав передать, что перебьет всех поодиночке, если от него не отстанут. Пусть, мол, в противном случае пеняют сами на себя. Его люди уже подняты по тревоге и мчатся на помощь своему воеводе.

  Ростовский князь Глеб, организовавший все это недешевое мероприятие, должен задуматься и обозначить себя. Этот слэйвин был отнюдь не робкого десятка, но тягаться с новгородским воеводой все же не мог. Или уже мог?

  То, что от него не отступились, Добрыша понял быстро, когда сам угодил в засаду.

  Невозможно двигаться на восток, не пересекая рек, если, конечно, двигаться по суше. Мысль о том, чтобы устроиться на любой дракар, идущий в Свею, Суоми, либо Гардарику, пришлось оставить по той простой причине, что его изначально очень здорово оттеснили от моря.

  Он не пытался одолеть лежащую на пути Двину по общеизвестным путям, отыскав человека с лодкой в ближайшей к переправе деревушке, достаточно обширной, чтобы перевезти его на другой берег вместе с конем.

  Но что-то в действиях перевозчика показалось ему не совсем естественным: то ли излишняя суетливость, то ли, наоборот, нерасторопность. Все это вместе как-то не увязывалось, если не предположить, что человек вынужден бояться, в то же самое время, затягивая, как можно, время. Добрыша без лишних слов повернул коня прочь от лодки, направив, было, по проселку на выезд из деревни, да передумал. Там его в первую же очередь должны были ждать. Вообще, все дороги следует считать перекрытыми, поэтому надо двигаться по бездорожью.