Илейко и Потык выбрались из пещеры на диком острове посреди безбрежного океана. Их, конечно, тут же радушно встретили. Если бы не просидели они почти сутки в самой верхней части пещерного лабиринта, затыкали бы их копьями до состояния подушки для иголок.
Но парни были тертые, потому и потратили лишнее время, не появляясь на поверхности, что привыкали глазами к дневному свету.
Будучи в темноте, освещенной лишь красным светом светильников, да и то - не всегда, теряется всякое представление о времени. Там, где вечный мрак - время течь перестает, как в камне. Таков жизненный опыт.
- Что за поп Миша? - спросил Михайло, когда они только начали процесс адаптации к освещенности.
- Призрак этот, - почему-то кивнул вниз Илейко. - Очень он похож, на моего знакомца, да что-то в нем иное.
- Ну, в призраках все иное. Вывел нас - и то радость.
- Да, попали мы, конечно, круто. Как говорится, чудом ушли, чудом (фраза из фильмы Качанова "ДМБ", примечание автора). Как же теперь отсюда на свет белый выбраться, вот дилемма.
- Если бог не выдаст, то свинья не съест, - гуанча всегда считал, что с проблемами надо разбираться по мере их поступления.
Еда у них кончилась давно, поэтому они выбрались на свежий воздух изрядно оголодавшие. А это означало, что были они не в самом хорошем расположении духа. Может быть, в сытом состоянии лив и его товарищ не стали бы столь болезненно реагировать на полетевшие в них со всех сторон копья и камни.
Потык совершил изящный маневр уклонения, перекатившись через плечо под защиту открытого океанского простора. Хотя, что это за защита? Так - страховка, чтоб в спину никто не бросался. А Илейко, отбив пару угрожающих ему копий, поймал прилетевший камень и запустил его назад. Смуглый человек, запустивший пращей этот булыжник, принял его обратно на грудь и отлетел назад на пару шагов, оставшись после этого совершенно бездыханным.
Нападавшие люди расстроились и чуть не смешались, но перед ними выбежал человек, утыканный перьями птиц, и проклекотал какое-то мудрое слово. Слово, конечно, прозвучало, но вряд ли оно было по-настоящему мудрым, потому что аборигены воодушевились, воспрянули и начали бросаться камнями и копьями с прежним энтузиазмом.
- Да чтоб вас! - рассердился Илейко, отражая своим мечом все летящие в него предметы и одновременно двигаясь к их метателям.
Тем самым он отвлек на себя внимание, чем не мог не воспользоваться Потык: подобрав чужое копье, он почти без замаха метнул его в самого большого по размерам нападающего. Удар пришелся тому прямо в грудь, пробив насквозь и отбросив его на несколько шагов назад.
Все это произошло столь стремительно, что местные жители не заметили потерю своего бойца, продолжая все так же безобразно изображать гостеприимство. Палок с острыми наконечниками у них было великое изобилие, ну, а камней вокруг валялось и вовсе бессчетно.
Тогда Михайло решился на фокус. Он убрал свой меч в ножны за плечи, оставшись с голыми руками. Ловко увернувшись в самый последний момент от очередного копья, перехватил его прямо в воздухе, провернулся вокруг своей оси и с шагом вперед запустил его обратно. Он, конечно, рисковал тем, что на долю мига терял из поля зрения всю арену перед собой, что было чревато: можно получить камнем между глаз, либо обсидиановым наконечником под ребра. О том, что аборигены используют каменные орудия, они узнали позднее. А пока же копье, столь эффектно запущенное Потыком, прошило насквозь шею пригнувшегося за булыжником аборигена и наполовину воткнулось в другого пузатого дядьку, отдающего какие-то распоряжения.
Битва замерла, этим воспользовался подобравшийся вплотную к нападавшим Илейко: одним гигантским прыжком он сократил расстояние до врагов и провел мечом молниеносную серию, состоящую из двух косых ударов и одного параллельного земле. Местный житель, оказавшийся справа от него, был располовинен по диагонали вдоль туловища, левый - упал с распоротой грудной клеткой, ну, а центральный лишился головы.
То ли реакция на такие действа у аборигенов была замедленной, то ли действовали пришельцы слишком быстро, но в бегство их удалось обратить только тогда, когда лив сказал букву "А".
- Аааааа, - заорал он во всю силу своих могучих легких, и те, кто держал в руках копья - бросили их по сторонам, а те, кто сжимал камни - уронили их себе на ноги.
Разбежались все: кто на двух ногах, кто на четырех - тут же прыгали облезлые веселые собаки. Некоторые, которым упавшие валуны отдавили пальцы, и вовсе ускакали на одних. Только парень в перьях прятался за грудой камней - ему в таком наряде особо не побегаешь. Илейко вытащил его, визжащего и махающего разукрашенным топором, подержал на вытянутой руке и швырнул в сторону от себя.
- Ну, чудо в перьях, полетай теперь.
Тот охотно улетел за гранитную гряду и пропал из виду. Только крик его, затихая, некоторое время, висел в сыром и каком-то сером воздухе, потом оборвался. Михайло не поленился сходить посмотреть.
- Э, так он прямо на скалы улетел, - сказал он, указывая пальцем вниз.
В том месте, куда скрылся враг, берег обрывался уступом, под которым в пене прибоя щерились острые обломки скал. От человека-птицы остались только несколько перьев, застрявших в расселинах, и все. Тело забрало море, слизнув с камней первой же накатившей волной.
- Это я нечаянно, - сказал Илейко. - Сгоряча его туда направил.
- Пущай полятаеть, - коверкая язык, заметил Михайло.
Они постояли немного, подставляя под брызги, доносившиеся до них, разгоряченные короткой схваткой лица.
- Надышаться можно только ветром, - заметил Потык.
- Стесняюсь спросить: а дальше что делать-то будем? - вздохнул Илейко.
Ответа на этот вопрос в природе не существовало.
Гуанча кивнул головой в сторону застывших на пьедесталах каменных голов, и они пошли в том направлении. Ветер все также дул, развевая волосы и бороды, в животах все также урчало. Выхода - никакого.
Однако на полпути к головам им попалась целая группа местных жителей, точнее - жительниц, трясущая над головами какие-то ободранные ветки и причитающая жалобными голосами.
- Это у них взамен веток вербы, - догадался Илейко. - Мира просят.
- Ага, вон и теток своих выставили, чтоб яснее было: войне капут, - согласился Михайло.
Они подошли ближе, не теряя, однако, бдительности. Хныканье усилилось, как и размахивание ветками. Тут же, откуда ни возьмись, набежала небольшая собачья свора, радостно залаяла на теток, считая организованную игру своим первейшим развлечением. Женщины сердито зашикали на них и попытались стегануть своими вицами. Собакам это доставило удовольствие, отчего вся картина покорности и сдачи в плен, приобрела несколько комичный вид. Кто-то из теток жестом показала гуанче и ливу остановиться, схватила камень и запустила в ближайшего пса. Попасть - не попала, но настроение выказала. Свора почесала за ушами, смекнула, что им здесь не место, и тут же снялась всем своим косяком куда-то к головам. Наверно, помчались метить территорию.
- Ну, что за народ! - возмутился Илейко, когда та же тетка жестом показала, что можно продолжать действие с того же самого места. - Чигане, что ли?
- Ну, это вряд ли, - заметил Потык. - Только этих тут еще не хватало. Да и на местных не похожи.
- С чего это ты взял?
- А вон - сравни со статуями: черепа у голов яйцеобразные, ухи длинные и носы тонкие.
Женщины, увидев, что пришельцы на местные памятники заглядываются, согласно закивали головами и принялись тянуть себя за мочки ушей, руками обозначать малый рост, а зубами клацать, как волки. Вообще-то, волков здесь, вероятно, не было и в помине. Тогда - как самые агрессивные из собак. Они еще попытались что-то изобразить, на этот раз не вполне пристойное, чем вогнали обоих непрошеных гостей в краску.
- Ура! - сказала тогда одна женщина, заметив румянец на лицах лива и гуанчи. - Кон-Тики.