Нетерпеливый февральский ветер злобно трепал обрывки рекламного плаката на боку одного из шереметевских атлантов: блокбастер «Кошкодавъ» в стиле славянского фэнтэзи – мускулистый белокурый мужик разрывает пополам пасть саблезубого кота-мутанта. У трактира «Дягилевъ», славного своими блинами с икрой, выясняли отношения в стельку пьяные мастеровой и купец: напротив зиял разбитыми витринами закрытый суши-бар «Микадо».
Люди вокруг постепенно пропитались волнами ее настроения: былое спокойствие исчезло. Кто-то возмущенно размахивал руками, кто-то отчаянно сигналил, кто-то виртуозно матерился трагическим басом: похоже, это был тот самый коллежский советник, недавно сделавший ей замечание. Надо же, какой интересный герб на его машине – длинный язык под знаком доллара, обвивающий пушистого хомяка с набитыми щеками. Не иначе как в пиар-агентстве графа Синявского мужик работал, когда заслужил личное дворянство[196]. Хотя на соседнем черном джипе «Чероки» еще забавнее – перекрещенные селедки, а над ними луковица: водитель точно из астраханских купцов, никакой фантазии. Да что там купцы? Даже среди танцовщиц в стриптиз-трактирах дворянки не редкость – видала она одну такую фамильную эмблему: золотой шест и три серебряных лифчика.
Рассматривать гербы Алисе вскоре наскучило. Тряхнув копной рыжих волос, она взяла с соседнего сиденья книгу писателя Арсения Васильева «Полуостровъ Камчатка». Купила недавно: подруга Варвара очень хвалила, понравился прикольный сюжет – большевикам удалось захватить Камчатку, построить там настояший коммунизм со всеобщим сексуальным счастьем и обществом, свободным от моральных устоев. Натуральный кич: даже трехлетний ребенок и тот знает – у красных не было ни малейших шансов после того, как в апреле 1917-го Ленин на Финляндском вокзале сломал себе шею, поскользнувшись на мокрой башне броневика. Представить этого картавящего чувачка, метр с кепкой, грозным властителем камчатского Кремля – явный перебор. Женщина нерешительно повертела книгу в руках, и захлопнула ее с громким стуком. Может, лучше послушать радио?
Протянув руку к хромированному рычажку тюнера, Алиса включила станцию «Эхо Империи»: в салон машины ворвались возбужденные голоса известного монархиста, гофкурьера[197] Леонтия Михайлова и скандального писателя Эдварда Цитрусоффа, которого когда-то шеф Отдельного корпуса жандармов выслал за границу за повесть о групповом сексе с неграми.
– Я не понимаю, как можно нашего государя не любить, – яростно орал Михайлов, наседая на собеседника. – Государь – он же невероятная лапочка, такая прям весь из себя симпампулечка, котик несообразный пушистенький. Знаете, это просто офигительный и суперский государь! Кому самодержавная монархия не нравится – тот вообще говно. О чем бишь мы? Царь наш, храни его Господь, мягок с американцами. А я бы на его месте без разговоров высадил десант на Аляске и вернул заблудших эскимосов в лоно империи. Чем они нас напугают? Долларом своим паршивым? Баксы даже для сортира не годятся: их печатают на чертовски жесткой бумаге-с.
– Да пес с ним, с долларом, – встрял в разговор ведущий. – Наша валюта привязана к евро. Но у нас звонок. Слушателю из Улан-Удэ интересно, как вы относитесь к тому, что император собирается отречься?
Михайлов, как обычно, долго не раздумывал.
– Это катастрофа, – крикнул он, отпихнув метнувшегося к микрофону Цитрусоффа. – Согласно опросам, проведенным по заказу правящей партии «Царь-батюшка», у его величества-с рейтинг популярности – 75 процентов. Куда государь при таком раскладе денется от обожающего его народа? Придурки среди республиканцев распускают враждебные слухи-с, что император станет председателем совета директоров «Пчелпрома». Как такое возможно? Православный царь, помазанник Божий – и будет свои штаны протирать в компании по экспорту пчелиного меда, а любой смерд в чине коллежского регистратора[198] прикажет ему отчеты составлять?
– …Прусский-то кайзер небось пошел в «Пчелпром» работать как миленький, – вклинился Цитрусофф. – Бабло не пахнет: евро ему платят или наши червонцы, без разницы. Абсолютная монархия – это, сударь, отживший строй-с. Самые передовые в экономическом плане страны давно стали республиками, а мы так и плетемся в хвосте, рассчитывая исключительно на экспорт меда. Да вы только подумайте: если б не вирус, поразивший западных пчел, и не открытие ученых, что медом можно лечить импотенцию – что бы тогда с нами было? Высокие цены на мед развращают людей. Лучшие технические специалисты уехали в Америку – теперь мы даже свои телевизоры толком собрать не можем. Только и знаем, что мед вагонами на Запад гнать: и гречишный, и липовый, и цветочный. А культура? Противно смотреть, как государь приезжает в деревню, а мужики перед ним шапки ломают, кланяются в пояс и целуют ручку. Нам, ежели хотите знать, не царь нужен, а президент: он ближе, свой в доску рубаха-парень в пиджаке и галстуке, по примеру Северо-Американских Соединенных Штатов.
– Святая простота, – парировал Михайлов. – Думаете, заведем в нашей Раше республику, так сразу все мужички сядут с президентом курочку-с в майонезе вилочкой кушать? Скажу честно – когда я вижу светлый лик государев, у меня сердце трепещет: я тоже рад пасть ниц и к душистой ручке монаршей прильнуть поцелуем-с. Хотя не спорю – тупые репортажи по ТВ, когда его величество гуляет по коровнику в белом халате, накинутом поверх горностаевой мантии, это перебор. Опять же, царская корона весит четыре килограмма: сейчас конструкторское бюро в Кремле работает, чтобы кондиционер внутрь встроить. Однако помазанник Божий не может в пиджаке ходить, иначе его с клерком из салона сотовой связи перепутают. Либо военная форма с эполетами, либо мантия и корона. Третьего не дано.
– На третье вскоре будет революция, – гордо пообещал Цитрусофф. – А государя – в Сибирь. Можете ехать вслед за ним и обцеловывать, где хотите.
– Вы мурло, сударь, – вскипел Михайлов (из динамиков послышался сырой шлепок упавшей перчатки). – Я вызываю вас на дуэль за оскорбление его императорского величества. Мои секунданты прибудут к вам завтра утром.
– Да пожалуйста, – зевнул Цитрусофф. – Мы уже и так сорок раз на дуэли дрались, хули толку? Убивать оппонента официально запрещено монаршим указом-с. На днях певец Дима Иблан с певицей Зоsiмъ снова стрелялись из револьверов, заряженных холостыми. Или вы, сударь, шпагу выбираете? Тоже горе небольшое – подумаешь, опять мне семейные трусы продырявите.
Пространство наполнилось грохотом падающей мебели и звоном разбитых стаканов, после чего включился рекламный блок. Машины вокруг гудели в унисон: каждый считал нужным выразить протест против столь неприличной пробки. Кисло улыбнувшись, Алиса переключила радио на музыку – благо станций на FM хватало. Да уж, своим объявлением о скорой отставке его величество ввел в ступор высших сановников империи, включая и своего основного фаворита – министра двора графа Иннокентия Шкуро. Отрекается, уезжает жить в подмосковную деревню: будет спать в избе, выращивать кур и кроликов, настоящий Diocletianus Augustus[199]. Все аналитики на уши встали – да что ж у царя такое на уме? Может, и не догадались бы, но тут на ТВ вылез некий книжный червь и сообщил – в истории российской монархии подобный прецедент уже имеется. В 1575 году Иван Грозный отказался от короны в пользу крещеного татарина – Симеона Бекбулатовича и лично венчал его на царство, после чего играл комедию по всем правилам: снимал шапку, низко кланялся и писал челобитные со словами: «Холоп Ивашко, великий государь, челом тебе бьет». Однако через год этот comedy club Грозному надоел – он снял Бекбулатовича, посадив на кол тех глупых бояр, которые недальновидно выказали татарину респект и уважуху. Падкая на сенсации пресса окрестила грядущее отречение государя «Проект Бекбулатович»: стало ясно, что император не собирается уходить навсегда – через годик-другой он вернется в Кремль. Всем известно умение его величества делать сюрпризы – чего стоило только назначение премьером китайского поваренка с дворцовой кухни. Особенно возмущался «Проектом Бекбулатович» вальяжный обер-камергер Касимов по кличке «Миша два полфунта»: после того как у него отобрали за карточные долги служебный дворец и любимую конюшню, он заделался ярым республиканцем.
