– Ты сказала, что ты… – осмелился произнести Калашников заветные слова.
– Ага, – ответила девочка, запивая лепешку кислым овечьим молоком.
– Ты это… – продолжал Алексей, откровенно смущаясь.
– Нуда, – без тени сомнения согласилась девочка.
– Ты ведь… Смерть… – выдавил наконец из себя Калашников.
– Само собой, – спокойно улыбнулась Смерть. – А кто ж еще– то?
…На этом силы Калашникова иссякли. В разговор вступил Малинин.
– А как же коса? – прошептал он, покачиваясь. От хрупкого тельца девочки исходил арктический холод, пробиравший до костей даже на утренней жаре.
– Коса? – безразлично переспросила Смерть. – Она тоже есть. У меня вообще весьма обширный гардероб. Но зачем все время ходить в одном и том же? Стандартный наряд зачастую вводит людей в ступор и вызывает ненужные истерики. Разумеется, сама должность обязывает, чтобы я выглядела страшнее… но стилисты переборщили с нагнетанием мрака. Двухметровый рост, череп вместо лица, острая коса, зажатая полусгнившими пальцами. Равнодушным остаться трудно. Придешь эдак мирно к завтраку о насущных делах поговорить, а клиента хватает кондратий еще до начала беседы.
– Ты не сказать, что и сейчас выглядишь фотомоделью, – осмелел Калашников. – Хотя согласен – мертвенно– бледная девочка в черном выглядит гораздо более готично и модно, нежели старушенция с косой.
– О чем и толкую, – повела плечами Смерть. – Для важного разговора лучше вызвать любопытство, а не испуг. Пусть клиент для начала задумается, а что это такое перед ним стоит? Явись я на дорогу в стандартном прикиде, ты бы с приятелем от меня до самого Дамаска бежал без оглядки. Вас, ребята, если доверять моему досье, сюда с XXI века прислали? Так в том мире полно японских ужастиков типа «Звонка» или «Темных вод», где миленькие восьмилетние девчушки олицетворяют собой страшенное зло. Как видите, этот вариант сработал. Да что там девочка? При желании, я обернусь хоть Брэдом Питтом. Смотрели кинцо – «Знакомьтесь, Джо Блэк»? Для германцев тоже есть специальное обличье – мрачный господин а– ля Мефистофель: на немецком языке слово «Смерть» мужского рода. А ацтеки и майя? Вообще капитальный набор масок – у них к каждому виду смерти отдельно полагается бог для конфискации души, например, богиня Иштаб работает только на самоубийц. Вы славяне? Ну, здесь спецпредложение. Могу прикинуться русалкой с личинками в глазах, или прекрасной девушкой, идущей босиком по обочине дороги и собирающей увядшие цветы…
– Последний вариант не так уж плох, – прекратил дрожать Калашников.
– Я знаю, – улыбнулась Смерть. – Мне пару раз в таком обличье даже замуж выйти предлагали. Представляешь, скажем, нашу свадебку? Стоим у алтаря, ты мне колечко на косточку пальца надеваешь, а в паспорте между тем записывают новую фамилию – «Смерть Калашникова», Смешно, правда?
Девочка разразилась нехарактерным для ребенка смехом – его звучание напоминало треск раздавленной сапогом ореховой скорлупы. Калашников поежился – вариант свадьбы со Смертью не казался ему забавным. Успев попасть в Ад, потом в Рай, а затем и обратно в Ад, Алексей повидал много вещей, надолго отучивших чему– либо изумляться. Однако общение со Смертью застало врасплох. Он принимал решения интуитивно, догадываясь на ходу, как следует вести себя в ее присутствии. Смерть же, напротив, ничуть не смущалась, продолжая за обе щеки активно уминать лепешку.
– А ты что тут делаешь? – окончательно осмелел Калашников.
– Ну ты и спросил! – треснула смехом Смерть. – Разве не знаешь, какое событие вскоре произойдет в Ерушалаиме? Клиент «номер один» отдаст душу самому себе. А потом восстанет из мертвых. Ой… вот как я не люблю такие вещи, просто откровенно не люблю. Умер так умер, к чему все эти дальнейшие извращения? Система бухгалтерского учета в потустороннем мире и без того сложная. Я еще с Осирисом[81] в Египте намучилась, семь потов сошло. То он был в графе «мертвый», после – «живой». А потом – снова «мертвый»… бывало, кучу папируса изведешь… Самые первые сто лет, когда Голос только создал человечество, очень хорошо работалось. Никого народу на Земле – лежи на пляже да загорай. А сейчас? Верчусь, как белка в колесе, ничего не успеваю. Столько народу умирает – а я на всех одна.
Калашников заботливо протянул Смерти стакан с молоком.
– Действительно, проклятая должность, – посочувствовал он.
– Да не то слово, – отмахнулась Смерть. – Просто издевательство. Ладно бы еще люди. А тут, едва присядешь, так звонок – умерла канарейка, скончался кузнечик, зайчика капкан прихлопнул, рыбка кверху брюшком всплыла. Хорошо хоть, к микробам не отправляют, иначе вообще беда. Ты только присел на лавочку и уже с полмиллиона паразитов задавил. Я бы упарилась.
– А ничего, что ты с нами завтракаешь? – как бы между прочим поинтересовался Калашников. – Работы, небось, невпроворот?
– Ничего, – проглотила кусок лепешки Смерть. – Поначалу и верно было тяжко, но потом мое начальство постановило, что я могу привлекать в качестве помощников гастарбайтеров из разных стран. Теперь у меня по всем государствам есть свои отделы. В славянском департаменте работают полуденицы – души умерших невест, не успевших лишиться невинности. Не найдя покоя в могилах, они бродят по заливным лугам. Когда у меня аврал, мертвые невесты занимаются бумажной текучкой, оформляя клиентов. Вот не будь этих помощниц – я бы, извини за каламбур, от усталости померла.
Малинин больше не вмешивался в беседу повелителя со Смертью, и вообще не подавал знаков своего присутствия в доме. Дай ему волю – он охотно слился бы с тенью, лишь бы его не замечали и далее. Умом казак сознавал, что он уже скоро сто лет, как мертв. Но поделать с собой ничего не мог – глядя, как Смерть терзает лепешку, Малинин испытывал младенческий страх, красочно представляя кадр за кадром – острые зубы из оскаленного черепа впиваются в его плоть, отрывая куски мяса.
Зачем они вообще здесь? Для чего Смерть перехватила их по дороге, завела в домик в апельсиновой роще и угощает завтраком? Да еще и ведет разговоры о тяжести работы? Неспроста это, ох неспроста. Хибарка под стать кладбищу, даже крышу сделать не удосужились, лишь покрыли сверху снопами пальмовых листьев. Внутри все затертое, старое, пыльное – не дом, а могила.
– Эй, рыжий! – раскололась треском Смерть, и Малинин едва сохранил равновесие. – Ты глухой, что ли? Второй раз уже к тебе обращаюсь. – По ее заплесневевшему подбородку, кишащему червями, стекла капля молока.
– Ко мне? – теряя сознание, деликатно переспросил Малинин.
– Ох, и медлительный же ты, – с досадой плюнула Смерть. – Тебя бы за мной посылать. Придвинь-ка сюда вон тот сундучок, который под столом припрятан. – Фаланга пальца неестественно вытянулась, показывая на сосновый гроб, увенчанный изрядно проржавевшим амбарным замком.
«Сундучок» оказался тяжелым, будто его приколотили к полу гвоздями. Путем титанических усилий Малинин все же смог выполнить пожелание Смерти и, не дожидаясь благодарности, ретировался обратно. Смерть опалила его взглядом костяных глазниц, залившись фирменным смехом.
– Боишься? Мне это нравится, мальчик. Меня надо бояться, а не распевать на экране слащавые стихи: «Однажды Смерть– старуха пришла за ним с клюкой, ее ударил в ухо он рыцарской рукой». Ляля– ля– ля, бом– бом. Ненавижу этот фильм. Точнее, через две тыщи лет точно буду ненавидеть.
– Неужели они смеют сопротивляться? – усомнился Калашников.
– Кто? – удивилась Смерть. – Покойники? Не обращай внимания, это все информационная война. Больше всего вреда моему имиджу нанес именно XIX век Взять один лишь гнусный пасквиль братьев Гримм, где я выгляжу легковерной идиоткой. Ах, надо же, смекалистый солдат меня обманул, а я– то и поддалась ему, как лох таксисту в «Шереметьево». Запомни: я прихожу взять жизнь, когда судьба существа уже предрешена, и предрешила ее вовсе не я. Бесполезно обижаться на технического исполнителя. А народ так и делает, словами вот бросается… и с какого боку я старуха? Можно подумать, что если бы я пришла в образе Наоми Кэмпбелл, то всем бы сразу полегчало.
