Признаться, словам о том, что воины султана оставили христианскую церковь неосквернённой я изумился. У нас в Испании сарацины первым делом при захвате села, замка или города скидывают крест с купола. Сжечь, разграбить, осквернить христианский храм, надругаться над священнослужителями, — дело не просто обыденное, но как бы даже само собой разумеющееся. Иное отношение выглядит дико, будто захватчики не сарацины. Может быть дело в том, что тут они не грабили, а сами стали хозяевами? Но почему тогда они не превратили церковь в мечеть, как проделали в Маргате?
— Внешние стены донжона — пять шагов в толщину. Сложены из крупных каменных блоков, просверленных изнутри и залитых для прочности свинцом, который их как бы соединяет. Вскоре после окончания строительства случилось большое землетрясение. Тогда рухнули не только дома простых жителей, но даже крепостные стены. Однако главная башня устояла, её стены даже не треснули.
Вокруг донжона находятся вспомогательные хозяйственные постройки, жилища знатных воинов, казармы и конюшни. Когда Белым Замком владел наш Орден, то в нём одновременно находилось до полусотни братьев-рыцарей, несколько десятков братьев-служителей и восемьсот оруженосцев, а общая численность гарнизона достигала двух тысяч воинов. Насколько нам известно, арабы отправили часть своих сил в армию эмира Хомса, выступившую к Акре, на соединение с армией султана. Если в крепости осталось лишь пара сотен воинов, и местный эмир не рискнёт вывести всех их за стены, то с вашей помощью, прекрасный брат, удержать Красную Башню вполне реально.
Я слушал и молчал. С моей помощью… Вот только собеседник подразумевает под этими словами отнюдь не мои личные силы, а гарнизон Маргата, присягнувший мне на верность. Но бросать мусульман против мусульман? Это будет серьёзное испытание для их верности. Или на это и расчёт? Нет, я не думаю, что тамплиеры злоумышляют против меня, — зачем им это делать? Но это может быть их проверкой моей решимости и власти над гарнизоном. А может они хотят повязать неблагонадежных воинов кровью единоверцев? При этом не имея в мыслях ничего дурного, а руководствуясь лишь благими намерениями и целесообразностью, ведь после такого обратного пути у гарнизона уже не будет. Или я зря мысленно наговариваю на брата Риккардо? После общения с альвами даже на свою тень начнёшь подозрительно оглядываться.
— Некогда все окрестные укрепления: Арима, Маргат, Крак-де-Шевалье, Белый Замок, Красная Башня и другие составляли полноценную оборонительную систему крепостей, защищавших весь этот регион по периметру. Но сейчас от них остались лишь Тортоса, Арима и небольшое укрепление на острове Руад. И ещё, пожалуй, освобождённый Маргат. Когда-то он прикрывал границу с севера.
Брат Риккардо на секунду запнулся. Ну да, освободил я его или захватил — зависит от точки зрения смотрящего. В любом случае, теперь обязанность прикрывать северную границу ложится на мои плечи. Не то чтобы я был кому-то чем-то обязан, но это решение диктует ситуация и здравый смысл. Кроме тамплиеров других союзников у меня здесь нет. И если взглянуть на ситуацию с точки зрения целей Гавриила, — меня устраивает такой союзник, любой другой был бы хуже.
Интересно, кем я кажусь местным жителям? Может безумцем? Или блаженным? — то есть приближенным к Богу, что очень близко к истине, пусть они и не представляют насколько. С другой стороны, о тамплиерах тоже чего только не рассказывают. А слова «святой брат» в отношении них — это не просто фигура речи. Иначе люди не тянулись бы в их церкви, пренебрегая другими.
— Не скажу, что эта крепость неприступна, но она очень близка к тому, чтобы о ней это сказать. Это практически Маргат, — несколько отстранённым тоном, размышляя о нескольких вещах разом, выразил я свою оценку, — разве что размеры поменьше.
Брат-Риккардо жёстко усмехнулся.
— В здешних краях слабые крепости не выживают.
— Как её взяли?
— Предательством, — тамплиер пожал плечами. — Большинство воинов были местными жителями. Не сумев ничего добиться штурмом, султан Бейбарс посулил им, и их семьям, полное прощение, если они сдадутся. Почти все туркополы сложили оружие, после чего надежды выдержать осаду у братьев не осталось. Голубиной почтой они доложили в Тортосу о произошедшем, и получили разрешение сдать крепость. Это оказалось ошибкой. Недовольный потерей времени и оказанным сопротивлением султан не сдержал своего слова и приказал повесить предателей. Исключение было сделано только для братьев. Им предложили принять ислам. Ни один не согласился. Из уважения к их мужеству Бейбарс приказал отрубить им головы.
— Откуда вы узнали, как всё было?
— Об этом позаботился сам султан. Из прихоти или злого умысла он ткнул пальцем в первого попавшегося носителя чёрного плаща, избрав его, дабы он рассказал в Тортосе о произошедшем. Со слов сержанта, пока на его глазах остальным братьям рубили головы, ещё живые пели славу Деве. С каждым взмахом сабли песнь становилась всё тише.
— Мне рассказывали про Бейбарса, хотя эту историю я слышу впервые. Удивительно, что человеку с его репутацией кто-то решился довериться.
— Человеку свойственно верить в то, во что ему очень хочется поверить. Но предательство не имеет оправданий. И я не султана имею в виду.
Не желая комментировать очевидные истины, я перевёл взгляд на схему на песке.
— Что находится тут? — я ткнул пальцем примерно посередине между Тортосой и отметкой руин Триполи.
— Арима, — уверенно отозвался брат Риккардо, — арабы зовут её Ареймех, это прецептория нашего командорства. Крепость там откровенно не ахти, и переходила из рук в руки множество раз, ремонтируясь или отстраиваясь заново. Может выставить в поле до полусотни воинов и несколько братьев-рыцарей. Довольно удачно расположена, на побережье, в устье реки, которая делает тут крутой изгиб, — он прочертил на песке петлю. — Как видите, она прикрыта с трёх сторон водой, к тому же расположена на возвышенности. Наличие пресной воды делает окрестные земли плодородными, а расположение у моря позволило поставить причал. В случае шторма корабли могут укрыться в устье реки.
Я кивал, а сам смотрел на карту. Прибрежная крепость, километрах в тридцати пяти южнее Тортосы. В два с половиной раза дальше, чем кажущаяся несерьёзной Красная Башня, нарушающая сообщение по суше между этими владениями тамплиеров.
— Сколько людей вы готовы выделить?
— Вы их видели.
Я удивлённо оторвался от показного разглядывания начерченной на песке схемы.
— Крупные силы тут бесполезны, — пояснил свою позицию собеседник. — Они только навредят, так как о том, что мы собираем воинов, мусульманам донесут заблаговременно, и они успеют подготовиться. Сборы крупного отряда не скрыть, к тому же его легко заметить издали. А как только это произойдёт, на башне сразу зажгут сигнальный костёр, поднимая тревогу. К тому моменту, как мы до неё доберёмся, из Сафиты уже выедет крупный отряд конницы нам навстречу. А рисковать устраивать полноценное сражение при соотношении сил восемь к одному, если не хуже, я не готов. Будьте уверены, прекрасный брат, там будут не разбойники в халатах на босу ногу.
— Вы полагаете?
— Я тут живу. Как и они. Мы давно выяснили возможности друг друга. Однако вы — новый фактор, о котором они хотя и знают, но могут недооценивать, не ожидать вашего вмешательства или просто не принимать в расчёт. Я думаю, что они ещё просто не сообразили, что ситуация изменилась. И предлагаю этим воспользоваться.
Я недоумённо нахмурился.
— А какой тогда нам смысл захватывать эту башню? Допустим, всё удастся, не вижу с этим проблем. Десяток стражников мы зарубим с вами даже вдвоём. Но мы не сможем её удержать. Сарацины в любом случае быстро спохватятся, — через несколько часов или на следующий день, тут уж как повезёт. К башне подъедет две или три сотни всадников, дымом выкурят нас или гарнизон, который мы оставим, и всё вернётся на круги своя.
Ничуть не обескураженный моими словами тамплиер лишь довольно кивнул, как будто даже обрадовавшись моей догадливости.