– Чего?! – не на шутку испугался Каиафа.
– Так надо, – успокоил его Искариот, кивнув рекламному менеджеру.
Каиафа замер. Он уже понял, что ничего хорошего от Иуды ожидать не приходится. Запустив руку в складки одежды, Иосиф искал шпаргалку с текстом защитной речи.
– В общем-то, Каиафа, с тобой и так все ясно, – быстро, скороговоркой выпалил Иуда в радиомикрофон. – Если брать «Страсти Христовы», так ты себя сам изобличаешь. «Первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили – что нам делать? Этот человек много чудес творит. Если оставим его так, то все уверуют в него, и придут римляне. И один из них, некто Каиафа, сказал им: не лучше ли нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб? С этого дня положили убить его». Признавайся: ты послал на смерть сына Божьего? Говори «да», и процесс закрыт.
Первосвященник небрежно смял прочитанную шпаргалку. За спиной Искариота, к вящей радости публики, в джунглях метнулись 3D-лемуры.
– И кто за это деньжат взял, а? – начал свою защиту Каиафа, предварив речь иезуитской улыбкой. – Кто предоплату требовал, как бизнесмен заправский? Тридцать сребреников – это не тридцать тетрадрахм[503], в то время как кувшин масла стоил семьдесят пять… а серебряные шекели, сумма, на которую можно купить рабыню. Ты учителя сдал за монету, а мне чужое дело шьешь? Неплохо устроился.
Искариот прикусил губу – так, что пошла кровь. Он ожидал от Каиафы подобного выпада и готовился к нему: но боль от его слов оказалась слишком резкой. Видно, что первосвященник не терял времени в ожидании Страшного Суда – даже сленг не поленился выучить, дабы расположить к себе зрителей. Паузы допустить было нельзя: проиграешь всю битву.
– Не я ли потом пришел к тебе? – Иуда взглянул прямо в черные глаза Каиафы. – И сказал: «Согрешил я, предав кровь невинную», и швырнул бабло твое на пол храма? Ты это помнишь или нет?
– Ну, как не помнить, – легко сознался Каиафа. – Я бабло потом и подобрал, едва ты убежал. А после всем остальным этот случай в пример приводил, как образец успешной экономической модели, даже семинары по данной теме вел. Приходит доносчик, ты ему платишь деньги. Потом парня мучает совесть – он возвращает монету. Доход сто процентов плюс бесплатная информация. Веришь или нет, у меня на выходе из храма даже автографы стали брать.
– А почему сто процентов дохода? – тревожно спросил Искариот. – Я ж тебе вообще-то тридцать сребреников в храме вернул, а не вдвое больше.
– Потому что ты дурак, – снисходительно пояснил Каиафа. – Свой собственный кошелек бросил на пол и убежал сломя голову. Там, между прочим, не тридцать сребреников было, а полновесных шестьдесят. Ну, спасибо большое. День тогда отлично удался, с твоей подачи себе винца купил. Позоришь нацию, честное слово. В дворники иди работать.
Иуда заскрипел зубами. Потрясающе, этот тип еще и издевается! Ну, ничего, сейчас они поменяются местами. Бартеросян и Урагант замерли, испуганные перепалкой, но Искариот помнил о договоре.
– Деньги – это грех, а сладок ли запретный плод, когда есть «Орбит» без сахара? – размеренно произнес он, и напряженное лицо Ураганта сейчас же расслабилось. – Что ж, тем хуже для тебя, Каиафа. Ты признаешь, что дал мне деньги, – и тем самым содействовал умерщвлению сына Божьего. Пооправдываешься? Попробуй. Мол, религия была другая, нравы жестокие, народ свинский, а на базаре все дорого. Говори, но основного принципа это не отменит. Ты послал на смерть невинного человека, который мухи не обидел. Козел ты, Каиафа.
Иосиф встал со скамьи подсудимых. Казалось, еще минута – и он бросится на Искариота. Ноздри первосвященника раздулись, лоб побелел.
– Простите, синьоры! – прозвучал со скамьи, из-за спины Каиафы, дрожащий старческий голос. – Нельзя ли поспорить чуть-чуть попозже? Старого человека оторвали от дел, заставили тащиться по лестнице.
Урагант и Бартеросян сообразили – пора разрядить обстановку.
– У нас редкий случай: мы видим самого Леонардо да Винчи! – вскричал Урагант (в небе заколыхались воздушные шары.) – Потрясающе, не правда ли? И главное – бесплатно. Маэстро, прего[504], пару слов для телезрителей.
Под нос к да Винчи сунули сразу два микрофона.
– Эээээээ, – протянул растерянный Леонардо. – Дорогой синьор… очень приятно… так интересно на все это смотреть… большие дома… точнее, что от них осталось… свет без участия огня, повозки, что едут сами… Однако хорошо бы закончить процесс быстрее. Я старый, мне пора уже домой.
– Ты поедешь на «тойоте»? – быстро вставил фразу Иуда. – И правильно: управляй мечтой! Уважим почтенного старца – рассмотрим дело. И что там у нас… – Он углубляется в компьютерную распечатку. – Оооооооооооооо!
Зрители в первых рядах (равно как и Каиафа) вздрогнули.
– Боже мой, Господи! Так это ты сделал панно «Тайная вечеря»?! Преклоняюсь, дедушка. Потрясающе, просто потрясающе! Там есть и свежая мысль: я не запускаю руку в блюдо на фразе «Один из вас предаст меня», а хватаюсь за кошелек, что отражает мой характер. Мне нравится. Особенно женоподобность апостола Иоанна. Должен сказать…
Ему пришлось прерваться: старец подпрыгнул, ударив в помост каблуком.
– Один Бог знает, как меня это достало! – простонал он. – За что мне такие муки, о Господи? Почему никто не помнит картину «Дама с горностаем»? Отчего всем безразличен «Портрет музыканта»? Мало кто в курсе и о «Мадонне в гроте»! Но стоило этому мерзавцу Дену Брауну накатать свои проклятые басни, как меня вконец измучили. Идешь по улице, так люди – оооо, «Код да Винчи»! Кстати, синьоры, когда у вас суд над этим мерзостным баснописцем? Я из него кровь выпью, хотя и не вампир!
– Он в самой ближайшей очереди, – успокоил Леонардо Иуда. – Причем зуб на автора этих диавольских бестселлеров имеет каждый из двенадцати апостолов, а уж особенно Иоаннушка, коего Браун ничтоже сумняшеся перекрестил в бабу. У меня с Иоанном плохие отношения, и апостол меня обтрепал, как мог, в своем Евангелии[505], но здесь я с ним согласен – даже добрый человек после такой новости захочет ее поставщика лицом в асфальт приложить.
Старец плюхнулся обратно, изрядно пихнув Каиафу.
– Прелестно, претензий никаких, – продолжил изучать распечатку Иуда. – Работы все на диво благолепные. «Крещение Христа», «Мадонна с младенцем», «Иоанн Креститель»… И захочешь придраться, так не к чему. Какой чудесный плюс – вегетарианство. Ты жалел животных, говоря: «Если мы умерщвляем других для еды, то носим в себе их трупы, и сами мы – ходячие кладбища». Хотя… как-то это не вяжется с твоим знаменитым рецептом для герцога Миланского – тушеное мясо под овощами. Ну да ладно, это все теория. Бедным помогал часто. Гнев, правда, один из семи смертных грехов, а ты его испытываешь, стоит сказать «Ден Браун» (да Винчи подскочил на скамье), но при такой общей безгрешности тебе презентуется бонус прощения. Изобретения вот слегка тебе навредили… Ты первый изобрел предтечу вертолета, орнитоптер[506], а сколько потом народу в Ираке и Афганистане перебили с этих вертолетов, но все же вины твоей личной в том нет. Что ж, тогда мне остается только лишь одно…
Иуда подошел к Леонардо да Винчи и заключил старика в объятья.
– Книга жизни содержит имя твое, войдешь ты в небесный Иерусалим и, как прочие праведники, будешь царствовать вместе с Христом тысячу лет! – провозгласил Искариот. – Здравствуй навеки, дедушка, и радуйся!
Фанфары торжественно загремели, переплетаясь с нежным пением ангельских арф. С облаков на зрителей посыпалось цветное конфетти, вода фонтанов брызнула святой водой, в воздухе запахло ванилью.
– Страшный Суд – не только для наказания! – на пределе легких произнес Искариот, стараясь перекрыть общий шум голосом. – Будут казни, но придет и милость. Тем, кто жил без греха, – да не убоятся они! Их дыхание свежо, как «Тик-так»! Восславим Господа нашего и безбрежную милость Его!
