– Попрошу, бояре, отвечерять чем Бог послал, – сказал хлебосольный Святополк.

Гости чинно расселись за деревянным столом, покрытым белой скатертью с синими петушками: посередине испускал пар самовар чистого серебра из бутика «Тиффани», радовала глаз икра в хрустальной вазочке, нарочито небрежной грудой лежали баранки. Лакеи, радушно улыбаясь, расставили перед гостями фарфоровые тарелки с дымящимися щами, аккуратно положив рядом приборы – сплетённые вручную лапотки от Версаче.

Подавая друзьям пример, Святополк ловко зачерпнул лаптем щи. Ему это было не впервой, и он влёгкую справился с поставленной задачей – сказывался многолетний опыт. Остальным добрым молодцам так не повезло. У Пантелеймона горячая жидкость сразу пролилась на кафтан, отчаянно зашипев жиром, Сидор уронил прибор в гущу, а Евпатий тщетно пытался выковырять кусок картошки, застрявший среди хитроумных сплетений дизайнерского лаптя. Впрочем, довольно скоро гости научились есть правильно – главное было набрать полный лапоть щей, побыстрее выпить содержимое, пока оно не вытекло (при этом постараться не обжечься), и тут же опрокинуть пустую ёмкость в рот, не упуская мясо и варёную капусту. Священнодейство довершалось двузубой вилочкой для очистки мыска лаптя, далее следовало зачёрпывать им щи вновь. Не сказать, чтобы процедура в принципе была так уж сложна, но для новичков всё-таки изрядно утомительна. Следует отдать должное дрезденским баронам – они очень старались, доказательство патриотизма делом ценилось при дворе. Справедливости ради отметим: прозападная оппозиция на private parties графа Арсения Карнавального столь же показательно вкушала санкционных устриц, и там, к стыду сказать, случалось всякое – включая скольжение барышень на деликатесе и падение кверху лапками, улетание раковин в сторону и поспешное запивание устричной плоти водкой; однако ж ели, нахваливая, ибо тем самым противодействовали отвратной политике царизма.

Вслед за Святополком тарелку очистил Пантелеймон и, вплотную приблизив губы к уху хозяина дома, шепнул по-немецки:

– Слушай, старик… у тебя скатерть цветов финского флага… не донёс бы кто…

– Ох ты гой еси, детинушка… – пролепетал фон Браунна старославянском, и сразу же перешёл на диалект «заксен». – Спасибо, прямо сейчас лакеям скажу, чтоб убрали.

Баранки вкушали уже на новой красной скатерти, слуг отослали в людскую, чтобы поговорить по-свойски. Под дружный хруст все пили чай с блюдец гжельского сервиза – разгрызая колотый сахар, как и положено истинно русским, вприкуску.

– Тяжело, братья, патриотизм проявлять, – пожаловался Сидор Вкусноколбасцев. – Столько сложностей в этой России, и не всегда понимаешь, чего они хотят. Вот, например, пословица – «семь раз умер, один раз отрежь». Что она значит? Про зомби, который погибает только с седьмого раза? В Саксонии, уважаемые гешафтен, куда как проще.

– Нет-нет, – поправил его патриот Евпатий Медовухин, написавший целый цикл популярных книг о русской культуре и читавший лекции о богатстве русского языка почти без акцента. – На самом деле «семь раз на отмели, один раз отрок». То есть следует так понимать – только долгая групповуха на берегу моря способна сделать тебя мужчиной. Ты лингвистику местную поизучай с моё – у тебя волосы дыбом встанут. Какой ещё народ в мире может сказать «надень шапку нахуй, а то уши замёрзнут»?

Патриоты в благоговейном ужасе закрестились на икону.

– Это далеко не всё, – продолжил Медовухин. – Даже мне до сих пор трудно разобраться в многозначительности определения слова «хули». В одном случае, как «хули нам», оно означает храбрость, в другом – агрессию, как «хули тебе надо?». И наконец, неопределённую грустную житейскую философию отрицания, вроде «хули толку».

– Согласен, – кивнул Леопольд фон Браун. – Быть настоящим русским патриотом, носителем духовных скреп чрезвычайно сложно. Со щами я на удивление быстро освоился, но вот с водкой, конечно, жесть полнейшая. Занюхивать рукавом и портянками, как советуют древние новгородские летописи, почти невозможно. Особенно в случае портянок – в продаже не нашёл, пришлось у подлеца Черрути заказывать. А он что с православных, что с лютеран три шкуры, сукин сын, снимет.

– Я мастер-класс по водке проходил, – грустно сознался Сидор Вкусноколбасцев. – У настоящего сэнсэя. Он две недели в сибирской тайге прожил, лама Тэнцзин Петрович Таши. Не помогло, со стакана валюсь. Да, так немцев и опознаю́т, но ничего не поделать. И закуски тут, откровенно говоря, странные. Например, винегрет. Зачем делать салат с мёртвыми овощами? Сплошные солёности, и всё в красном, как в крови. Страшно.

– Я сам не понимаю, – поддержал беседу Пантелеймон Рюрикович. – У них вообще в еде сплошное вампирство. Борщ опять же, выглядит, как обед Дракулы, если чеснок исключить. Мерзкий салат из свёклы. И эта постоянная любовь к солёному лососю…

– Лосося нельзя упоминать, – быстро вставил Святополк.

– А, я хотел сказать «рыбка», – моментально поправился Пантелеймон. – Но нормальному человеку, ступившему на стезю патриотизма, надо себя годами мучить, чтобы к такой пище привыкнуть. То ли дело славные пиво да сосиски с кислой капустой, ох ты гой еси.

Бароны, как по команде, облизнулись.

– Ладно, гешафтен, – произнёс исконно русский патриот Леопольд фон Браун. – Первый мастер-класс по щам я для вас провёл, второй пойдёт лучше. В дальнейшем приносите с собой гусли – в кауф-центре «Руссиш Райх» продают, будем разучивать былины. А то вдруг кайзер спросит, а вы Василису Микулишну от Забавы Путятишны не отличите…

– У Забавы был фатер по имени Путята? – удивился Сидор Вкусноколбасцев.

– А что?

– Да так, ничего, – сконфузился Вкусноколбасцев и умолк.

Леопольд назидательно погрозил коллеге указательным пальцем.

– Крайне важно не только разучивать пословицы, но и понимать их смысл, – менторским тоном сообщил он. – Это столь же безумно, как впервые вприсядку сплясать, однако другого выхода нет. Если вы лишний раз щегольнёте перед кайзером нужной пословицей, он обязательно впоследствии оценит. Например, «каков поп, таков и приход» – вовсе не значит, что личностные качества русского священника обеспечивают разный уровень наркотического удовольствия. В Голландии логично такое говорить, здесь – нет. Или вот вообще полный кошмар: «В городе Казани пироги с глазами, их едят, а они глядят».

– Боже мой! – затрясся Евпатий Медовухин. – Да это ж хоррор какой-то!

– Как и вся жизнь в этом государстве, – пожал плечами Леопольд. – Посему вариантов у вас остаётся только два. Либо вы сойдёте с ума, либо привыкнете. Думаете, как остальные здесь живут? Я в первый раз щи увидел – от ужаса остолбенел. А сейчас вполне нормально.

Отпустив челядь и лично оделив каждого чаевыми со словами «исполать тебе, добрый молодец», Леопольд собрал гостей в отдельной комнате с мягкими подушками и стенами, обитыми войлоком, – там постоянно работали электронные «заглушки», исключая возможность записи. Присутствующие с удовольствием возлегли на диваны, слегка путаясь в полах кафтанов. Боголюбский хозяйственно поднёс всем по стопочке. Выдохнули – и долго, морщась, жевали редьку, предаваясь мечтам о телячьих сосисках.

– Гешафтен, – заговорил хозяин дома, – полагаю, мы все знаем, что случилось в Корнилове. Ну, то есть не знаем, однако у нас имеется опасная негативная информация. И не дай Господь, она попадёт в уши кайзера. Конечно, его величество тщательно ограждают от плохих новостей, но сами понимаете… вдруг ему вздумается включить телевизор, или Квасов, будучи под мухой, ляпнет лишнего… Хотя это не главное. Нужно подготовиться к тому, что телевидение Северо-Американских Соединённых Штатов либо Британского королевства получит от разведслужб спутниковые фотографии трупов, лежащих на улицах Корнилова. И тогда от нас потребуют объяснений для народа.

– А что тут объяснять? – искренне удивился Медовухин. – ЦРУ, дальше и так ясно.

– Что ЦРУ? – мягко переспросил Боголюбский.

– Да всё ЦРУ, – спокойно сообщил Евпатий. – Чрезвычайно ведь удобное ведомство. Один раз я пришёл домой пьяный, с отпечатками помады на щеках и с запахом дамских духов. Когда жена начала скандал, я посадил её напротив себя и шесть часов рассказывал о роли североамериканцев в фальсификации компромата на сановников империи. Как создают особо стойкие духи в лабораториях, как незаметно вспрыскивают с помощью шпионских ручек на улице, как замаскированные финские агенты ставят на нас отпечатки помады, и что ей точно подсыпали психотропные препараты в чай, если она вообразила, будто от меня пахнет алкоголем.