Посмотрев на часы, я потушил лампу и постоял некоторое время перед окном, рассматривая ночную улицу, заметенную снегом. Зимы в Старкраре очень долгие и холодные. Я люблю старкрарские зимы. И старкрарские зимние ночи тоже.

Проснувшись, я с помощью Себастины привел себя в надлежащий вид. Если отогнать ее от себя вечером я еще могу, то в преддверии рабочего дня она не дает мне и малейшего шанса выглядеть менее чем идеально. Я обожаю просыпаться ранним зимним утром, когда еще совсем темно, и думать о том, что летом в это время уже палило бы солнце. Зима — это холод и свежесть, зима — это мое. Хотя старкрарские бездомные со мной бы не согласились.

К завтраку спустился, застегивая манжеты отцовскими запонками, прошел по коридору под взглядами предков.

— Отец.

Он подмигнул мне из своего угла. Я замер. Прежде такого еще не случалось. Пришлось подойти к его портрету и набраться терпения. Как известно, портреты, написанные рукой настоящего мастера, еще очень долго держат в себе отголоски личности натурщика. Чем более искусен мастер, тем дольше портрет жив. В музее истинных искусств висят работы, которым больше восьми веков, и те, кто изображен на них, еще могут шевелиться. Портрет моего отца был написан сравнительно недавно. Тень отца внутри, и масляные краски служат ей плотью. У изображения та же мимика, те же повадки, только говорить оно не способно.

— Ты что-то хочешь мне сказать?

Отец качнул головой вправо и заговорщицки улыбнулся, сверкнув глазами. Я глянул в ту сторону и увидел тани Аноис.

— Доброе утро, тани.

— Утро? Мне кажется, что еще ночь, тан л’Мориа.

— Это зимнее утро. Скоро посветлеет. Вы уже передали повару свои пожелания относительно завтрака?

— Ваша служанка была столь мила, что подробнейшим образом расспросила меня об этом.

— Мелинда? Да, она умеет быть милой, когда это необходимо.

— Тан л’Мориа, я заметила, что вы разговаривали с портретом.

Я ненавязчиво закрыл лицо отца плечом.

— Тани, мне предстоит длинный рабочий день, и, боюсь, до вечера я дома не появлюсь. Вам придется побыть хозяйкой. В любом случае, надеюсь, что вы проведете интересный день в обществе моей двоюродной бабушки, если она действительно соблаговолит навестить нас вновь. И еще, настаиваю, чтобы вы взяли с собой Мелинду, если захотите покинуть дом.

— Покинуть? Зачем? — удивилась она.

Я бросил мимолетный взгляд на ее синее платье с черной оторочкой.

— Видите ли, несмотря на то, что в платьях моей покойной матушки вы выгладите обворожительно, платья, сшитые на заказ, несомненно, подчеркнут вашу красоту еще больше. — Я осторожно поднес ее руку к своему лицу и слегка коснулся губами пальцев. — Ни в чем себе не отказывайте. Ни в чем. Мелинда отвезет вас к лучшим портным столицы, если пожелаете. И, главное, не забывайте, что ваша красота в данной ситуации является еще и вопросом престижа. Тэнкрисы постоянно сравнивают себя друг с другом, любая мелочь имеет значение. Так что если в доме Бриана л’Мориа появилась гостья, это обязательно должна быть восхитительная дива. Простите мне это излишнее многословие, но я привык выражать мысли как можно более ясно.

— Это не многословие, тан л’Мориа, это красноречие, — восхитительно улыбнулась она. — Дар, которым должны обладать вожди народов.

— Или любой тэнкрис. Вы проголодались? Я — очень.

Уже завершая завтрак, с чаем в руках, я листаю «Имперского пророка» и доедаю сырную тартинку. Стук дверного молотка в прихожей. Мелинда помчалась открывать под неодобрительным взглядом Себастины — хороший слуга должен быть расторопен, а не суетлив.

— Хозяин, к вам пришли. Господин Торш и госпожа Уэйн. Прикажете пригласить?

— Сам выйду.

— Хозяин…

— Сам выйду, Себастина.

В прихожей терпеливо ожидают двое. Мужчина среднего роста, плотный, крепкий, слегка похожий на жабу. У Бродиса Торша круглая голова, широкий рот и большие выпуклые глаза. Над тонкой губой поблескивают напомаженные усики, а широкие беспокойные ладони мнут котелок. Присцилла Уэйн гораздо выше мужчины, тонкого изящного сложения леди с идеальной осанкой, холодным отстраненным лицом и губами, сжатыми в сварливый бантик. Я бы назвал ее красивой, если бы считал красивыми черных змей. Торш и Уэйн, одни из моих подчиненных в Ночной Страже: она занимает высокий чин в канцелярии и руководит некоторыми аспектами стратегического планирования, он опытный силовик, ветеран с внушительным послужным списком и несколькими серьезными наградами за проявленный в бою героизм. Когда-то я выделил их из безликой толпы дознавателей и объединил в пару. Силовые методы Торша отлично сочетаются с хитростью и расчетливостью Уэйн. А еще они думают, что никто не знает об их недозволительных неуставных отношениях, хотя если они и дальше смогут успешно работать, то их досуг так и будет совершенно мне не интересен.

— Мой тан, — слегка поклонился Торш.

— Чем обязан столь раннему визиту, господа?

— Возникло дело, требующее вашего непосредственного вмешательства, мой тан, — заговорила Уэйн. — Желательно выехать немедленно.

— Себастина, плащ, цилиндр, трость!

Она появилась уже полностью одетой для улицы. Мы вышли под удары холодного зимнего ветра, небо стало быстро светлеть, и падающие снежные пушинки превратились в эдаких пьяных светлячков, ленивых и медлительных. На дороге ждала черная карета без гербов, запряженная вороными лошадьми. На запятках кареты замерли две персоны в черных пальто с высокими воротниками и низко нахлобученными шляпами. Агентов Ночной Стражи всегда можно приметить издали, даже если они не сверкают своими инсигниями, но это только до того момента, когда действительно хотят слиться с толпой. Торш открыл дверь, пропуская всех внутрь, и залез последним, кучер взмахнул бичом.

— Итак, на какую прогулку вы собрались меня отвезти, господа?

— Мой тан, вы уже получили отчеты о слежке за неким Ганом и его семейством?

— Угольщик.

— Да, мой тан, — кивнул Бродис Торш. — Констеблиат выделил нескольких служащих, и мы послали наших людей. За жилищем семейства Ганов было установлено постоянное наблюдение. Этим утром, то есть около двух часов назад, все семейство было обнаружено мертвым. Констебли ничего не видели, а наши агенты найдены несколько севернее. Вам следует взглянуть на их тела. Учитывая, что это вы отдали распоряжения в отношении Ганов, мой тан, мы поспешили к вам, как только смогли.

— Веселье начинается, — пробормотал я, усаживаясь поудобнее. — А куда мы едем?

— Край, мой тан.

— О! Наберемся же терпения!

Край — один из самых бедных северных районов Старкрара, он столь малозначителен, что даже не помещен на карту города полностью. Пристанище разнорабочих, занимающихся отмирающими профессиями, бастион тех, кому индустриализация не помогла, а помешала продвинуться в жизни. Трубочисты, фонарщики, угольщики, водоносы, золотари, а также прочая городская дрань самых разных мастей и конечно же сироты. Что мне всегда казалось смешным, так это то, что в Крае расположено семь из тринадцати крупнейших сиротских приютов Старкрара. Даже великая Меския не столь прогрессивна и великодушна, чтобы уделять старикам и детям должное внимание и уважение.

Мне пришлось проделать путь еще более длинный, чем прошлым днем, через Бражный мост, Клоповник и всю Чернь на Птичий Базар. Район, населенный по большей части авиаками, отличается от остальной столицы обилием тонких высоких башенок, так называемых «скворечников». Зимой на улицах Птичьего Базара мало жителей. Коканди и арани не любят холода, эти цветастые пернатые прячутся по домам, а вот коракси, аквили и чичири вполне себе приспособились к нашей зиме. Особенно коракси, чье черное оперение лучше впитывает и держит тепло. За Птичьим Базаром начинаются условные границы Края, никаких башен, никаких длинных домов-бараков, в которых предпочитают жить семейства авиаков. Жители Края, крайние, селятся в основном в мелких невзрачных домишках, но зато улицы широки, а дома стоят так, что кажется, будто их беспорядочно раскидали на громадном пустыре.