Он с каким-то сомнением посмотрел на свои ладони, явственно пахнущие оружейной смазкой:

— Бездельники, не могли, как следует новый пистолет протереть, прежде чем мне подсунуть.

— Вот полотенце! — подал ему стюард белоснежную полосу материи, до этого просто перекинутую через локоть его руки.

Тут же кабальеро Грилан пустил полотенце в ход.

С наслаждением он сначала тщательно протер им вороненый свой «магнум», который извлёк из наплечной кожаной кобуры, укрепленной на ремнях под светлым модным пиджаком.

Увидев, что и ткань его полотенца тоже украсили темные разводы машинного масла, уязвленный стюард, тем не менее, вполне ровным голосом, будто ему всегда, подобным образом, в полёте хамят пассажиры, добавил:

— Еще одно чистое полотенце имеется в туалете.

И даже указал рукой:

— Там же, кстати, можно и руки хорошенько вымыть с мылом перед обедом.

— Ладно, ступай за жратвой, без тебя разберусь! — рыкнул на него сеньор Грилан. — Да принеси мне всё самое вкусное по своему выбору.

Что касается, ранее поданной ему папки с тиснёной надписью «Меню» на кожаной обложке, то кабальеро Мануэль отшвырнул её от себя прочь, прямо под кресло:

— Не очень-то мне хочется перечитывать эту заумь.

С удовольствием поднявшись с кресла, в котором еще не пробыл и часа, он пошел в хвост самолета. По пути плотоядно ухмыляясь тому, как заводными болванчиками вскакивали перед ним с пола на ноги охранники, освобождая ему дорогу.

— Приятно, когда тебя уважают, — теплой волной окатывало сердце новоявленного начальника рейса. — Понимают ребята, какие мне даны доном Луисом полномочия — если что не так, то и пулю в лоб могу пустить!

Так и прошел он те несколько шагов, что отделяли пассажирские места до конца салона, где в хвостовой части самолета находилась небольшая туалетная комната.

Отдернув в сторону шелковую занавеску, Мануэль резко рванул на себя ручку легкой алюминиевой дверцы.

И тут же что-то стремительно втащило его вовнутрь.

Не позволив, совершенно ничего поделать по этому поводу, невольным свидетелям странной сцены.

Миновало еще несколько томительных мгновений, сопровождаемых звуками борьбы, которые доносились из туалета и вот уже «руководитель рейса» появился обратно.

Только теперь он уже совсем не был похож на себя самого прежнего — самовлюбленного кабальеро. Горбоносая загорелая физиономия с усами и бородкой-эспаньолкой красовалась свежим кровоподтеком. И он синим ореолом набухал вокруг, и без того оплывшего от удара глаза.

Перемены оказались и в действиях латиноамериканца.

Теперь он шёл по самолёту, не прежней вальяжной походкой самовлюблённого человека, а с видом опешившего пленника, заложив за голову поднятые руки.

— Всем не шевелиться, оружие бросить на пол! — скомандовал шедший следом за Мануэлем с грилановским же пистолетом, взятым наизготовку, Фрэнк Оверли.

Конвоир еще плотнее приставил ствол к голове пленника:

— И без шуточек, не то мигом пущу в расход вашего дражайшего предводителя.

Решительный вид бывшего помощника окружного прокурора и жесткие нотки в его голосе подсказали всем:

— Шутить он не намерен!

На пол, укрытый ворсистым ковром, с легким стуком попадали пистолеты охранников.

И уже о них лязгнуло несколько легких автоматов «Узи» — любимого оружия людей дона Луиса.

— Эй, ты! — крикнул Фрэнк Оверли тому, кто стоял рядом с креслами пленников. — Вот ключ, скорее освободи мальчишку и профессора от наручников.

Блеснув в лучах электрических ламп, туда полетела связка ключей, только что, изъятых бывшим сыщиком у Грилана.

Когда все, что велел Оверли, было исполнено, Фрэнк обратился с конкретным предложением к обоим Коленам:

— Соберите оружие и несите его сюда.

— А ты, мразь, — толкнул он стволом упущенного «Магнума» в безвольно поникшую перед ним спину Мануэля. — Вели экипажу поворачивать обратно, в аэропорт вылета.

Следующие слова воскресшего из мёртвых, правоведа казались уже всех находящихся на борту:

— Так, как посадку будем производить там же, откуда взлетели, то приготовьтесь оказаться за решёткой, чтобы ответить по всей строгости закона за попытку похищений двух и более человек!

Фрэнк заметил, вышедшего в салон пилота корабля и уже остальные слова адресовал лично ему:

— Заодно предупредите по радио полицию, чтобы встречали её сотрудники всех вас с полным комфортом.

Глаза, сиявшие от восторга, вмиг разительно изменили, только что бывшее крайне печальным, лицо подростка.

Алик от счастья, переполнявшего его с внезапным появлением друга, словно стал выше на голову.

Особенно после того, как обнявший его Фрэнк протянул один из захваченных у преступников пистолетов:

— Этот тебе, а те, другие, пусть возьмет профессор и тоже держит на мушке эту банду.

Когда те поступили согласно его предложению, Оверли вновь заговорил так громко, чтобы его слова услышали все окружающие:

— Теперь ваша кампания на собственной шкуре должна узнать — как это хорошо чувствовать скорый прилёт пули на собственном лбу.

— Необъяснимое ли появление недавнего покойника было ли тому виной, или так испугали наставленные зрачки стволов оружия, — но на людей дона Луиса словно столбняк напал.

Со смертельным страхом одни смотрели в сторону наставленных на них пистолетов, другие — в глаза, чудесным образом воскресшего из небытия, помощника окружного прокурора.

Но тут тишину нарушили шаги из пилотской кабины.

Командир корабля показался оттуда не просто, как и прежде, чтобы выяснить ситуацию на борту судна, а уже с высоко, насколько позволяли размеры пассажирского салона, поднятыми над головой руками.

И хотя в них было оружие, сам вид пилота говорил о полном его смирении перед обстоятельствами:

— Мистер Оверли, мы тоже сдаемся.

На пол полетели уже пистолеты, ранее принадлежавшие уже членам экипажа.

Однако этим шагом история захвата воздушного корабля вовсе не закончилась.

Как ему было велено — возвращаться обратно — в аэропорт вылета летчик самым категорическим образом отказался:

— К сожалению, мистер Оверли, выполнить Ваше требование мы не можем.

Чем повергли того в исступление:

— Что такое? Или жить надоело? — насупился Фрэнк. — Так я вам всем, бандитские отродья, пропишу скоростные билеты на небеса.

И всё же пилот, как оказалось, был вполне готов и к такой суровой реакции на его заявление со стороны своего незваного пассажира:

— Вот именно, что не желаем погибать.

Он обвел взглядом всех, находившихся в салоне.

— Хочу поставить вас в известность, что наш самолет заминирован, — раздалось в пассажирском салоне. — И при первом же отклонении от маршрута, не санкционированном с земли, все мы взорвемся.

Заявление огорошило и тех, кто диктовал свою волю, и бандитов, успевших сдаться на милость победителей.

Тогда как летчику еще было что сказать.

— Мы просто обречены на невозвращение! — продолжил командир корабля свои откровения. — Как вы сами понимаете, такого разрешения дон Луис не даст!

Растерянный пилот затем подробно коснулся и технической стороны проблемы:

— За тем, как протекает наш полет, строго следит бортовой компьютер — по заложенной в нем программе.

После чего поставил окончательную точку при полном отсутствии какого-либо выбора выборе предстоящих действий:

— В программе бортового компьютера, как раз, есть и вариант, оборачивающийся взрывом, при нежелательном отклонении от первоначального курса.

Эта короткая, но полная страшного смысла, речь авиатора, вновь за столь короткое время переменила обстановку в самолете.

Люди Грилана, не верили в то, что кто — то захочет стать самоубийцей ради старика и мальчишки.

Потому приободрились буквально на глазах.

Однако все еще зависело непосредственно от Фрэнка Оверли, слишком поздно понявшего, что при попытке освободить своих друзей из рук преступников, только что допустил роковую ошибку.