Да и никто не скрывал, что только на них имелись в достатке защитные костюмы, респираторы. И даже — благоустроенные квартиры на тысячеметровой глубине особых — жилых горизонтов.

При этом каждую из них надежно защищали толстые свинцовые экраны, предохраняющие сетелян от ионизирующих излучений. Кроме того, любое такое жилье избранных получало мощную систему принудительной вентиляции. Не говоря уже о том, что само начальство, инженеры и техники рудников без ограничений снабжаются высококалорийными продуктами, а своих детей учат в наилучших престижнейших школах, расположенных на поверхности Сетелены.

О потомстве же простых шахтеров и речи не шло. Более того — неукоснительно соблюдался секретный приказ верховного владетеля Ламара о сплошной стерилизации глубинных рабочих. У тех же, кому удавалось ее каким-либо образом избежать, дети умертвлялись сразу по рождению.

И все это, якобы, из самых, что ни есть, гуманных соображений:

— Ради предотвращения появления мутантов.

Главное — цель стоит благая.

— Тогда как за ее достижение можно и пострадать, считает господин Ламар. — Такова и государственная политика Сетелены.

Страшная участь рудокопов хорошо известна Садиву:

— Бывали в прошлом случаи подобные сегодняшнему мятежу.

Успел он наглядеться на их страшные последствия прежде, когда доводилось выполнять нечто подобное.

И еще от того, что видит он рудник воочию далеко не впервые, то вполне наслышан о порядках, царящих на глубине:

— Уж очень много ходит об этом разговоров.

Они-то и дополняли то, что уже хорошо знает капрал отборных лученосцев.

Не раз уже участвовал он в подавлении подобных вот этому мятежей. И хотя, как и все лученосцы, капрал полностью разделяет политику своего правителя Великого Ламара, все же никак не может понять:

— Тупости рудокопов!

Безропотно верят они в один и тот же страшный диагноз медиков, когда им выносят труп очередного младенца:

— Ребенок у вас родился мертвым.

— Я бы вот им показал, убей они моего сына! — вспыхнул было капрал Садив, в разговоре с подвыпившими, как и он сам, приятелями.

Но вовремя прикусил язык. Потому и уцелел в своем нынешнем статусе. Не стал одним из тех, кто гниет заживо на глубине рудных урановых выработок.

С тех пор, на трезвую голову оценив допущенную оплошность, уже не позволяет себе ни какой крамолы. Более того, едва появляется у него в мозгу какое сомнение, тут же отгоняет от себя саму, столь кощунственную, мысль:

— Критиковать режим без оглядки на возможность самому оказаться в среде обреченных.

Вот и теперь наблюдая за местом предстоящего сражения, он старается представлять себе врага не затравленным и униженным непосильным трудом, а как достойного соперника — дерзкого, хитрого и тоже способного на любую жестокость.

Так он прижимает к лицу окуляры оптического прибора, что появились, наверное, круги под глазами. Благо, что разглядывать внешность Садива сейчас некому. Не считая подчиненных. Число кого, судя по всему, вот-вот будет значительно сокращена бунтовщиками.

А тут окончательно стало не до размышлений на отвлеченные темы о жизни на планете и собственном благополучии.

Пора было приниматься за дело.

…Сигнал о начале штурма мятежного рудника поступил сразу после того, как советник господин Берлуг собрал исчерпывающие данные о численности восставших, их планах и возможностях вести оборону.

Сделать это оказалось делом не очень-то хитрым.

Ведь тайные телевизионные камеры, микрофоны подслушивающей сети пронизывали все и вся:

— Как в забоях, так и в подземных казармах рабочих.

Кроме того — и в жилых помещениях администрации рудника нельзя было скрыться от всевидящего ока и, не менее внимательных ушей. Причем, вся эта мудреная аппаратура имела и свою автономную систему питания. Потому могла служить при любых ситуациях:

— Нужно было только использовать соответствующие программы, чтобы получить доступ к кабельным линиям.

Вот почему, подключившись к ним, уже через несколько часов руководившей операцией подавления советник Берлуг имел точную карту возможных очагов сопротивления.

Знал он даже имена вожаков.

Потому был озабочен лишь одним и тем же вопросом, озвучивал который перед всяким, с кем сейчас общался:

— Какую бы лютую казнь придумать для зачинщиков мятежа?!

…Первыми на штурм пошли, со своим тяжелым вооружением, самые подготовленные к карательным акциям воины из всего их корпуса лученосцев, совершенно безжалостные в своих действиях к любому противнику.

Их бронированные латы, от которых как горох, без вреда для самих солдат, отскакивали пули восставших, позволяли наступавшим на рудник воинам не бояться рудокопов. Каратели сомкнутым строем вплотную подошли к забаррикадированным воротам, и когда раздалась команда:

«Пли!»

Из стволов их смертоносного оружия, огненными стрелами, вырывались разящие струи раскаленной плазмы. Даже легкое касание этого, чудовищного по силе, огня выжигало все и вся на своем пути.

Идя следом со своими, разгоряченными боем, подчиненными, капрал Садив, как обычно, выполнял совсем уж прозаическую задачу.

Он — добивал раненых и изувеченных. Не оставлял в живых никого из тех, кто остались лежать на поле боя после прохода первых рядов атакующих.

Для того, чтобы все его служаки, нисколько не боялись того, что найдутся свидетели такой работы:

— Ведь, сзади «подчищает» их работу строгий командир.

Так что капрал Садив исполняет, доведенный ему, приказ командования без зазрения совести.

Полагает твердо и в том не желает отступать от главного своего принципа. А заключался он в одной, но емкой фразе:

— Лученосцы вправе не сомневаться, как в правоте своих действий, так и в том, что в живых здесь не останется больше никого.

Судьба рудника тоже не волновала капрала и его людей.

Спроси господина Садива на этот счет, брякнет своей лужёной глоткой без запинки:

— На замену покойникам, новых рабочих завезут.

К подобной развязке, и теперь все шло своим чередом. Не оставляя никому из бунтарей ни малейшего шанса на спасение. Так как, подобный штурм одновременно велся в десятках других мест, где тоже имелись колодцы, ведущие вглубь восставшего ада.

— Ну что, выжгли эту заразу на вашем участке? — требовательно и без намека на возможность отрицательного ответа, раздалось в наушниках радиотелефона Садива, когда все уже было практически покончено.

Прежде, чем рапортовать, он огляделся вокруг себя.

И остался весьма довольным всем увиденным. Повсюду смрадно чадили догорающие трупы, зияли обугленными оскалами двери комнат, вдоль коридоров тянулись полосы запекшейся крови.

— Так точно! — потому уверенно последовало в ответ долгожданное начальством заявление подчинённого.

А для пущей убедительности полетело по проводам и дополнение к решительному и бесповоротному отчету.

— Остались только пленные, — четко отрапортовал капрал. — Ждут приказа по свою мерзкую душу!

Он был искренне доволен делом рук своих подчиненных. И для заполнения ведомостей на получение наград и денежного довольствия, успел приготовить серьезные цифры, способные ужаснуть кого угодно, но только не чинов из их карательного армейского подразделения.

Вдобавок к ним, имелись и вполне конкретные, наглядные результаты. На участке, где прорывались его бойцы, победители успели даже убрать за собой покоренную территорию.

Вагонетки для подачи наверх руды были уже доверху заполнены трупами мятежных рудокопов.

Из своего богатого профессионального опыта, капрал Садив знал и то, что как только восстановится подача энергии в силовые линии электровозов, вся эта масса обугленных тел уйдет сначала наверх, а затем — на биологическую переработку:

— Не пропадать же добру.

И все бы ничего, да беспокоила его вот эта горстка, буквально чудом уцелевших в таком сражении, отщепенцев. Тех, кого сейчас окружали конвойные из числа лученосцев. И все они не очень-то радовавшихся такой перспективе. Всеми своим злобным видом и грубостью показывавших полное нежелание караулить неопасных более врагов. Вместо того чтобы заняться куда как более приятной и полезной миссией — сбором трофеев.