— Еще свалимся кому-нибудь на голову.

— Ну, это Вы зря, так полагаете, «Просто мистер»! — совсем не обиделся пилот на данное нелестное высказывание в его адрес.

Хотя прозвучало оно от явного труса. И даже больше — полного профана в лётном деле, посмевшем сомневаться его профессиональных качествах.

Подтверждением его желания уладить миром, назревавший, было, конфликт стало продолжение лётчиком начатой им фразы:

— А вот то, что не хотите знакомиться, ваше дело.

Он, между делом, глянул перед собой на приборную доску и с помощью руля сменил уровень выбранной высоты.

— Как ни говори, только у каждого на это бывают свои причины, — продолжил лётчик. — Вот Вы, к примеру…

— Замолчите, наконец! — взвизгнул толстяк, которому сейчас было совсем не до пустых рассуждений на любую тему, после столь сухих проводов, устроенных ему руководством на аэродроме.

Какое-то время тянулось, последовавшее за этим, томительное молчание, нарушаемое лишь гулом двигателя самолёта.

И все же затем верх над обидой взяла чрезвычайная общительность пилота, присущая его латиноамериканской крови:

— Вы как знаете, а меня звать — Педро Гомес, — примирительно заявил он. — Можно просто — Педро.

И, видимо, желая как-то успокоить ворчливого пассажира, добавил тем же миролюбивым тоном:

— Плохая видимость нам лишь на руку, потому, что легче будет пройти над колумбийской границей.

И это уже прекрасно стал понимать тот, которому было растолковано преимущество ненастной погоды:

— Не заметят патрульные самолеты! Тогда как для радаров ПВО, мы с Вами представляем собой совсем незначительную цель.

Пилот и далее еще некоторое время продолжал в том же духе:

— Зато хоть и мала наша пташка, все же «Сессна» обладает и в такую неважную погоду достаточными слухом, и зрением.

Одними словами тирада не закончилась.

— Вот он, наш спаситель…

Педро откинул потайной щиток на приборной панели, пощелкал в открывшейся нише тумблерами и оттуда сразу же засветился голубоватым светом, прежде укрытый от посторонних глаз, экран прибора.

Кассир присмотрелся, скосив глаза и только так, увидел боковым зрением, как сквозь стекло мерцала бегущая полоса развертки их собственного мини — локатора.

— А точно на цель нас с Вами выведут радиомаяки! — пояснил Педро. — Их там, и в пунктах дозаправки, и на нашей лесной базе, до черта понатыкано.

Желание успокоить попутчика возымело свое действие.

Посланец дона Луиса заметно приободрился. Особенно когда Педро Гомес, поставив управление самолетом на автопилот, достал из своей сумки нехитрую снедь, прихваченную в дорогу — сэндвичи, флягу с вином для пассажира, для себя — термос с крепчайшим кофе.

Запросто, как будто уже знакомы друг с другом много лет, а не летят в первом совместном для обоих рейсе, летчик предложил компаньону поучаствовать в трапезе.

Насчет содержимого той кожаной сумки спортивного покроя, что стояла сейчас на заднем сиденье в кабине их самолёта, тоже пристёгнутой для надёжности, ремнём безопасности с металлической пряжкой, он не питал ни провиантских, ни каких иных надежд, кроме одной.

Выразил её про себя вполне философским замечанием, оставшимся только в его мозгу и не попавшим на язык говоруна:

— Раз назвал сам сеньор Мануэль Грилан этого потешного и вспыльчивого без меры, толстяка «кассиром», значит там, у него в объёмистой сумке из надёжно простроченной грубыми нитками толстой кожи, судя по всему, как раз и есть походная касса!

Разные мысли обуревали попутчиков, стремившихся к общей точке финиша их рискованного воздушного путешествия.

Однако, никому из сидевших в кабине самолета, поэтому не нужно было разъяснять, что именно по милости этой самой матерчатой ёмкости с немалым количеством миллионов долларов крупными купюрами, они и летят сейчас в гилею.

И оба были уверены на сто процентов:

— С нею их, посланцев с «большой земли», наверняка, ожидают серьёзные ребята, сполна заслужившие от дона Луиса щедрый расчёт за риск и тяжкие труды.

Молодой симпатичный парень Педро Гомес на этот счет не страдал от каких-либо комплексов.

Кроме, разве что, одного:

— Любит небо, полеты, авиацию.

Вот и в Транснациональный концерн «Грузовые перевозки Грасса» пошел он работать пилотом без угрызений совести.

Не расстроился, даже едва узнав:

— Какими рейсами на самом деле ему придется заниматься в никем не учтенных перелетах?

За каждым из них — полная тайна. В том числе — контрабандные перевозки наркотиков.

— А может что и похуже? — всё же иногда точит душу пилота червячок сомнения. — Ведь организаторы полетов особенно-то не посвящали простого перевозчика в то, что укрыто в тюках и вот таких сумках, как эта, перед взлетом грузившихся в его самолет, и бесследно оставляемых в местах посадок.

Впрочем, не от него вообще зависел и дальнейший выбор судьбы:

— Как действовать дальше?

Просто не было пилоту по призванию, и форменному голодранцу от рождения другого пути за штурвал самолета:

— Их, приезжих латиноамериканцев, не столь охотно, как того бы хотелось, жалуют в авиакомпаниях.

Не доверяют, как презрительно их называют, «метисам» даже управление подобной мелочью, вроде этой полуспортивной «Сессны».

— В своей же стране — Колумбии, — также знает Педро Гомес. — Бедствуют без любимого дела столько безработных пилотов, что очередь на бирже труда не двигается годами, за которые запросто можно совсем потерять былую профессиональную квалификацию.

Эти же превратности судьбы сделали его и философом.

— Если не я, то любой другой поведет под облаками эту птичку! — давным-давно стало любимым выражением пилота Гомеса. — Тогда зачем ещё одного искушать противозаконными полётами?

Потому и был он по-настоящему благодарен сестре Розе за то, что та помогла ему сначала благополучно выбраться в эту страну, а потом найти достойную работу.

…Полет длился долго.

Кассир успел уже и вином накачаться из предложенного ему угощения. И проспаться. И даже начал страдать желудком, что объяснялось то ли похмельем, то ли качкой их утлого летательного суденышка, то и дело попадавшего в воздушные ямы.

Его упитанная физиономия теперь позеленела, и напоминала вовсе не прежнего холеного чиновника, а совсем недозрелый помидор, только очень крупного размера.

Чтобы как-то развеяться от приступа дурноты, он, сквозь нехотя, затеял разговор по душам с, сидевшим ряжом с ним, в пилотском кресле с латиноамериканцем.

— Слушай, парень, а что это у тебя в кабине оформление не такое, как у всех остальных лётчиков?

— Что значит не так у меня в кабине самолёта? Почему, это её оформление хуже, чем в других местах? — переспросил его Педро.

При этом, не избежав, как и всегда, в общении с равными людьми, такими же, как и сам, ответить вопросами на вопрос.

— Ну как же? У других всюду картинки на стенках налеплены — девчонки там, машины, красивая реклама прочих вещей, — протянул, поясняя свою мысль, прежде ещё неразговорчивый пассажир, раздраженный теперь и болтанкой в воздухе, и непонятливостью этого цветного.

— Так это у кого как, а у меня вот где главный попутчик! — понял, о чём идут речь Педро Гомес.

Пилот отвернул солнцезащитный козырек над лобовым стеклом кабины самолёта и на обратной его стороне лысоватый кассир увидел цветную фотографию белозубого, задорно улыбающегося сорванца.

— Брат что ли младший?

— Да нет, племянник, — донеслось пояснение.

Да и потом, нашлось, что рассказать янки о юном родственнике выходцу из Колумбии.

Альберт Колен зовут. Сын двоюродной сестры Розы, — охотно и более многословно, чем прежде, пояснил Гомес.

Эта тема, видно, была излюбленной в его полетах.

Вот и теперь беседа не стала исключением. Немало занятных историй рассказал Педро нечаянному слушателю о школьных и бытовых проделках парнишки.

— Не крепыш, конечно, худой не по возрасту, но ничего, были бы кости, а уж мясо-то нарастет.