Женщина попыталась вытолкать меня из дверей одной рукой, а другой, в которой находился вонючий пакет, принялась жать на кнопку закрытия дверей. Я не стал использовать свое физическое превосходство, ведь тогда бы она наверняка переполошила весь подъезд своими криками, так что я просто кольнул женщину маленьким остриём Силы под ребра.

Ей оказалось достаточно даже такого крошечного объема энергии, и тетка, с тихим сипом выпуская воздух из груди, начала оседать на пол. Съехав на враз ослабевших ногах по стенке, она уставилась расфокусированным взглядом куда-то мне под ноги, не в силах пошевелить даже глазными яблоками. В ней еще теплилась искорка жизни, но вряд ли ей мог сейчас кто-нибудь помочь. Если только этажом ниже не дежурила бригада квалифицированных медиков с дорогостоящим оборудованием…

Наконец ее нижняя челюсть безвольно упала, обнажая неровный ряд нижних зубов со следами затвердевшего желтого налёта, и от умершего биологической смертью тела хлынула Тьма.

Поглотив всю энергию, что излилась из трупа, я, безразлично глядя на тело, выпустил немного Силы, заставляя мертвеца подняться. Быстро коснувшись её воспоминаний и выяснив, что никакого мужа у нее нет и в помине, я, не желая более находиться в ее голове, приказал новообращенной марионетке возвращаться домой и сидеть там, пока она мне не понадобится. Мертвая женщина послушно поднялась с пола, нажала кнопку пятого этажа, и поехала обратно к себе в квартиру, чтобы затаиться там.

Стоя на лестничной клетке и слушая шорох тросов удаляющейся лифтовой кабины, я снова начал копаться в себе. У меня возникло ощущение неправильности происходящего, предчувствие совершения очередной ошибки. Поступил ли я слишком жестоко, убив склочную соседку? Может быть, но ведь ее брошенная невзначай угроза действительно могла обернуться для меня лишней головной болью.

Вроде поступил я вполне логично, так почему же червячок сомнений надоедливо вгрызается мне в мозг? Может, дело не в том, как я поступил, а в том, что я должен был при этом чувствовать? Может, какая-то моя часть ожидает от меня совсем иных действий? Может быть, я должен сейчас сожалеть о содеянном? Но с другой стороны, разве я когда-нибудь сожалел об убитых? Да, поначалу мне снились кошмары, меня преследовали видения посмертных гримас и крови, я вскакивал в холодном поту, я прокручивал все эти сцены в голове раз за разом, будто видео на перемотке. Но я не сожалел. Я знал, что не мог поступить иначе, потому что тогда бы на чашу весов упала бы уже моя собственная жизнь.

Ну, в таком случае, в чем же дело сейчас? Проклятье! Надеюсь, я не свихнусь с такими размышлениями окончательно…

— Николай Илларионович, — зазвучал в динамике телефона приятный голос секретарши, — к вам посетитель, очень желает с вами поговорить.

— Катерина, — устало выдохнул вымотанный Полукар, — ты же моё расписание лучше меня знаешь. Вот сама скажи, есть у меня время на него?

— Я вас понимаю, — не оценила собеседница на другом конце провода сарказма, — но встречи с вами добивается не простой человек, а Тугай Сафаров. Я не могу просто так взять и отправить его. Я боюсь, что он… этого не поймет.

— Сафаров? — Хозяин кабинета в задумчивости постучал пальцами по столешнице, пытаясь припомнить, где он слышал эту фамилию. — Это не тот, который магнат нефтяной?

— Все верно, Николай Илларионович, — подтвердила секретарша, — это именно тот Сафаров.

— И что ему понадобилось?

— Он не говорит, но утверждает, что вас это определенно заинтересует.

— Хорошо, — решился наконец Полукар после десятисекундного молчания, — впускай его, но предупреди, что уделить я ему могу не больше пяти минут. Если его устраивает, то пусть заходит.

— Я поняла, всё передам.

Секретарь положила трубку, и Николай вернулся к чтению очередного документа. Пока посетитель дойдет до него, он успеет пробежать взглядом еще по парочке страниц. В сутках, знаете ли, слишком мало часов, чтобы тратить их на пустое ожидание.

В дверь деликатно постучали, и Полукар тактично отодвинул от себя стопку бумаг, ведь принимать посетителя, занимаясь попутно какими-то иными делами, являлось верхом бестактности и неприличия. В кабинет первой вошла секретарша, а за ней, преувеличенно официально выдерживая дистанцию, важно прошествовал высокий гладковыбритый мужчина явно восточной внешности. Приветственно кивнув ему, но не предлагая пожать рук, Николай пригласил его присаживаться, указав на глубокое кресло.

— Спасибо, — без малейшего акцента поблагодарил гость, и с царственным достоинством расположился в предложенном ему месте. — Меня предупредили, что вы готовы уделить мне лишь пять минут, поэтому, я перейду сразу к делу, вы не возражаете?

Дождавшись утвердительного наклона головы, Сафаров продемонстрировал поразительное умение заинтересовать собеседника с первой же фразы, и Полукар с непонятным ему разочарованием понял, что пяти минутами дело ну никак не обойдется.

— Я слышал, что вы очень интересовались Сергеем Секириным?

— Откуда вы слышали? — Подозрительно смерил взглядом Тугая хозяин кабинета. — Это не того рода информация, которая находится в открытом доступе.

— Прошу вас, не подумайте ничего дурного, я узнал об этом совершенно случайно. Так я прав?

— Возможно, — уклончиво ответил собеседник, не решаясь быть до конца откровенным с незнакомцем, — мы много кем интересовались в свете последних событий.

— Что ж, почту это за «Да», — невозмутимо пожал плечами азербайджанец. — Думаю, вам будет интересно узнать, что некоторое время назад, уже после смерти Секирина, ко мне пришел странный человек, который горячо убеждал меня в том, что он на самом деле жив.

Полукар безмолвно выдержал небольшую паузу, виртуозно вплетенную в разговор Сафаровым, ведь стоило ему сейчас проявить хоть каплю интереса, то гость бы понял, что хозяин кабинета заглотил наживку. Но Николай не был новичком в ведении переговоров, поэтому прекрасно знал, как себя нужно вести. Человек пришел и попросил внимания, так пусть этот человек и говорит.

— Вы знаете, я достаточно хорошо разбираюсь в людях, — продолжал Тугай, ни капли не изменившись в лице после того, как его маленькая уловка провалились, — чтобы уверенно заявить, что он был свято уверен в своей правоте, будто видел Секирина перед приходом в мой дом.

— А вам, простите, до Секирина какое дело? — Решился все-таки уточнить Николай, чтобы лучше понимать мотивы сидящего напротив него визитера.

— Я буду предельно откровенным, Николай Илларионович, — Сафаров прямо и даже будто бы слегка вызывающе посмотрел в глаза собеседнику, — я тоже разыскиваю Секирина. Я подозреваю его в похищении моего сына.

— Почему вы тогда пришли с этим не в полицию, а ко мне? — Приподнял бровь Полукар, выказывая недоумение.

— Оставим это пока за кадром, потому что отмеренные мне пять минут не бесконечны, — изысканно ушел от ответа иностранец, ткнув здешнему хозяину в им же и установленное ограничение. — Тот человек, который пришел ко мне, представился Далханом, но фамилию, к сожалению, он не посчитал нужным назвать. Помимо прочего, он говорил разные вещи, которые одновременно можно назвать и смелыми, и безрассудными.

— А побольше конкретики?

— Как скажете. Он предлагал мне голову Секирина.

В кабинете повисло тяжелое молчание, которое Полукар не сразу решился нарушить, понимая, что идет на поводу у гостя.

— И что было дальше?

— Ничего, — огорошил односложным ответом Тугай. — Он исчез после этого разговора, и больше я его не видел.

— Тогда простите, но смысл нашей беседы ускользает от меня.

Николай уже собирался было намекнуть магнату, что отмеренное на их встречу время вышло, и что тому пора покинуть этот гостеприимный кабинет, но азербайджанец, словно почуяв это, поспешил изложить окончание своей истории.

— Вижу, вы не совсем понимаете, к чему я клоню, но прошу меня за это простить. Всему виной моя непоследовательность. Дело в том, что этот Далхан собирался выманить Секирина с помощью Виктории Стрельцовой.