Вику я узнал издалека. Высокая, статная, с тёмно-коричневыми слегка волнистыми волосами… она даже сейчас, несмотря на недавнее горе, случившееся в их семье, была все такой же красивой, какой я ее и запомнил. Сердце предательски пропустило удар, но я заставил его биться ровно. Нечего убиваться по прошлому, особенно тогда, когда мое будущее столь туманно и неопределенно.

Девушка стояла в компании еще четырех человек, в одном из которых я с огромным неудовольствием узнал ее отца — Михаила Стрельцова. Остальные, судя по характерной комплекции и мордокирпичному виду, были их бодигардами. На мое приближение никто из них не реагировал, пока я не подошел к ним вплотную. Тогда вперед молча выдвинулся один из троицы телохранителей, не позволяя мне приблизиться к семейству Стрельцовых.

— Следует ли мне считать, что ты, Виктория Михайловна, передумала насчет своей просьбы?

— Сергей? — Вика удивленно повернула голову. — Я… мы не ожидали тебя увидеть… э-э-э… в таком…

— …виде? — закончил я за нее, не удержавшись от того, чтобы не подбавить в голос немного яда.

Девушка слегка смутилась.

— Не заводись, пожалуйста, — она все еще меня хорошо знала, чтобы заметить, когда я начинаю злиться, — просто ты всегда любил носить костюмы, а тут вдруг… впрочем, не обращай внимания. Я рада тебя видеть.

Она подошла и легко обняла меня, прикоснувшись своей прохладной от осеннего ветра щекой к моей колючей щетине. И мне стоило больших усилий сохранить непринужденный вид в этих объятиях.

— Может, ты его еще и в губы прям тут поцелуешь, а?! — Это уже голос подал сам глава семейства Стрельцовых. У него ко мне всегда была стойкая антипатия, которую он не стеснялся всячески демонстрировать. Еще я всегда ощущал от него по отношению к себе настороженность и страх, но не мог понять причину этих чувств. Однако сейчас я был не в том настроении, чтобы делать вид, что меня его враждебность никак не трогает.

— А тебя, б…ь, кто спросил?! — Я сверкнул в его сторону глазами с такой ненавистью, что троица охранников мгновенно закрыла своего драгоценного нанимателя своими широкими спинами.

— Отойдите, идиоты! В сторону! — Стрельцов с большим трудом расталкивал своих телохранителей. — Ты что, совсем страх потерял? Ты как со мной разговариваешь, сопляк?!

— Папа! Сергей! — Вика вклинилась в зарождающуюся перепалку, которая грозила закончиться яростной потасовкой. — Прекратите! Я прошу вас, потерпите друг друга хотя бы сегодня, неужели это так сложно?!

— Мы не договаривались о твоем отце, Виктория. — Перевел я на нее суровый взгляд, под которым она чуть ли не съежилась. — Если б я знал, что он здесь будет, то не стал бы тебе помогать.

— Я знаю, Сергей, знаю, извини. — Похоже, смерть матери нанесла очень сильный удар по девушке. Такой покладистой я редко когда ее видел. — Но именно поэтому и я умолчала о папе, потому что он тоже очень сильно переживает и хочет перемолвиться с мамой хоть одним словом…

— Стрельцова, ты прекрасно знаешь мое отношение к недомолвкам. И все равно решила со мной поиграть?

В ответ девушка только смущенно молчала, однако я не ощутил от нее даже слабого отголоска раскаяния. Будь у нее возможность повернуть время вспять, она бы поступила точно так же, потому что считала себя правой. Я уже было собрался развернуться и уйти, когда она вдруг взяла меня за руку и прошептала одними губами:

— Я прошу, Серёж… не уходи…

И несмотря на всю мою злость, несмотря на все отношение к Стрельцову, на все мое поганое настроение, во мне не нашлось сил отказать ей. Как минимум я обязан был ей отплатить за ту жертву, что она принесла, спасая меня от своего же отца.

— Хорошо… веди.

И вся наша процессия двинулась в сторону разномастных оградок, памятников и могил. Проходя по кладбищу, я заметил, что стал ощущать погребенных здесь мертвых. Та часть моего дара, которая помогала читать эмоции живых, теперь схожим образом реагировала и на мертвецов. Из-за этого заурядная прогулка по погосту для меня превращалась в весьма нервное мероприятие.

Я чувствовал, будто в мою сторону обращены тысячи и тысячи пустых мертвых глазниц. В основном в этих незримых взглядах преобладали безразличие, злоба и тоска, что в очередной раз мне дало понять, что в смерти мало есть чего хорошего.

Но некоторые смотрели на меня выжидающе, словно ждали, будто я отвечу на какие-то вопросы, волнующие их даже в посмертии. И совсем редки были те, кто смотрел на меня в безмолвной мольбе, прося не проходить мимо, а обратиться к ним. Это было странно и жутко. Настолько жутко, что мой сердечный ритм стал выбивать неровную чечетку, бросая тело то в жар, то в холод.

Чтобы скрыть свое состояние, я поглубже натянул капюшон олимпийки на лицо, закрывая глаза настолько, чтоб видеть одну только землю и шагающие впереди меня начищенные ботинки Стрельцова. Он, кстати, после моей небольшой вспышки больше не пытался отпускать никаких комментариев в мой адрес, вообще всячески делал вид, что меня тут нет.

Наконец, спустя десяток минут (интересно, сколько стоит земля на кладбище так близко от центрального входа?) мы подошли к двухметровой черной гранитной стеле, которая стояла на специальном плоском постаменте, что уберегал памятник от последствий оседания земли. На этой стеле было выгравировано изображение красивой женщины, стоящей в полный рост на фоне Петергофа. А может, и Эрмитажа, мне в Питере бывать не приходилось, так что я не совсем ориентируюсь в тамошних достопримечательностях. Женщина кокетливо улыбалась, держа в руках маленький клатч, а под гравировкой скромно значились имя и годы жизни. Всю же остальную поверхность памятника занимала длинная эпитафия, расписанная витиеватым курсивом с настолько затейливыми вензелями, что их даже читать было трудно.

Попросив отойти всех на пару метров, я присел прямо над могилой, опуская руку на землю, но заметив, что Стрельцов даже не подумал шевелиться, повернулся к нему.

— Я что, неясно выразился?

Тот в ответ только фыркнул.

— Я буду стоять там, где посчитаю нужным.

Эх, я бы и рад был махнуть на упрямого козла рукой, оставив его стоять там, где ему приспичило, но не мог. Такой расклад меня не устраивал не из-за природной вредности, а потому что во время пробуждения мертвых случается разное. Сила вообще с трудом проходит сквозь преграды, так что на то, чтобы направить достаточное ее количество через двухметровый слой земли, потребуется очень много усилий. При таких условиях контролировать ее напор совсем непросто, и для собственной безопасности в этот момент лучше никому со мной рядом не находиться. Особенно после того, как вырос мой внутренний запас энергии.

А кроме того, из-за сложностей с контролем Силы нередко получалось и так, что я выпускал ее слишком много. И из-за излишков энергии мертвые начинали царапать свои крышки гроба с такой силой, что звуки доносились даже до поверхности. Как вы понимаете, мне совсем не нужно, чтобы кто-то стоял в этот момент рядом и слышал всю эту мертвецкую возню.

— Нет, ты отойдешь на два метра, — твердо посмотрел я ему в глаза, с трудом подавляя желание плеснуть ему в лицо облаком черного тумана, чтобы он вообще испарился, убегая в страхе, — или я просто развернусь и уйду отсюда.

Стрельцов сверкнул гневным взглядом, но снова не сдвинулся с места.

— Папа, — подключилась Вика, осторожно беря его за руку, — пожалуйста…

Полыхнув целым спектром эмоций от упрямства до раздражения, он все-таки отошел вместе с дочерью и встал чуть позади нее, обняв за плечи. А я успел уловить во время этого перепада эмоций тот короткий миг, когда внутри Стрельцова промелькнуло глубоко запрятанное горе и мрачное сожаление. Надо же, даже не думал, что этот человек способен на такие чувства. Тот, кто готов отдать свою дочь ради каких-то… ладно, не нужно об этом сейчас вспоминать, только настрой собью себе весь.

Когда место для работы освободилось, я продолжил. Выпуская Силу, я не мог не отметить, что манипуляции с ней мне давались куда легче, чем раньше. И ее поток был более стабильным и не таким прерывистым, да даже ощущалась она иначе. Да она даже сквозь почву проходила гораздо легче, нежели раньше. Вот только…