- Эй, дядя, - кто-то подергал за Илейкин рукав. Невысокий мужичок с печальными, как у побитой собаки глазами смотрел на лива снизу вверх. - Пусть их. Это же дерево, что с ними говорить. Я тебе скажу.

  Рус, когда до него дошел смысл фразы мужичка, замахнулся, но Илейко перехватил его руку и согнул вместе с приворотником прямо к промерзшей земле.

  - Это не дерево, - сказал лив, стараясь говорить ровно. - Это мясо.

  Прочие русы дернулись, было, на помощь своему товарищу, но Илейко уже отступил, увлекая за собой незнакомого собеседника. Ощерившийся, было, как разъяренный медведь, Потык отошел следом.

  - Дюк там, - сказал мужичок. И Садко - как же ему не быть. И Чурило Пленкович, и Скопин Иванович, и Микита Преширокие - все там. Только Вольги нет, да Васька Буслаев отказался идти.

  - А чего не так с Буслаем-то? - поинтересовался лив.

  - Так нрав у него буйный, - пожал плечами собеседник. - С Невским за одним столом сидеть не хочет, друга своего, Фому Толстого - царствие ему небесное (об этом см мою книгу "Не от Мира сего 3", примечание автора) - простить не может. А вас, как я погляжу, на свадьбу не пригласили.

  - Так мы и о свадьбе ничего не знали, - вступил в разговор Михайло. - Мы Добрышины товарищи и только сегодня в городе объявились.

  - Вон оно как! - забавно было видеть, как оживились доселе печальные глаза мужичка. - Может, передать что надо? Я - мигом.

  - Так как же тебя пустят - если охрана возле каждой двери? - хмыкнул Потык.

  - Так и пустят - ведь я же дядькой прихожусь жениху-то! - сказал мужичек.

  - Дела! - проговорил Илейко.

  - Тащи сюда бражку пенную, либо медовуху, либо вино - что там пьют молодожены? И чаши не забудь, - внезапно изрек Михайло.

  - Это мы мигом, - совсем оживился родственник жениха. - Это мы запросто.

  Сказал - и исчез, будто его и не было.

  Илейко не совсем понял, что надумал гуанча, но тот уже потянул его кружным путем к бане, где горевал Добрыша. Суть его затеи была проста, как поход, а точнее - возвращение из похода валлийца Уллиса.

  - Ну-ка, есть ли у тебя что-то ценное, что бы жена твоя помнила? - спросил он у пряжанца.

  - Откуда! - ответил за него Илейко. - Все, даже одежду, сюда приволокли.

  - Есть, - внезапно сказал Никитич. - Кольцо.

  - Снимай, - решительно заявил Михайло.

  Пришлось изрядно потрудиться, даже мазать палец зольным щелоком, чтобы стащить колечко. Ну, да в бане это можно было устроить.

  Через некоторое время объявившийся с приборами дядька Алеши радостно и с облегчением выпил кубок за молодых и убежал обратно в дом, чтобы поднести Настеньке и Поповичу полные чаши от имени товарищей воеводы.

  Крик "Добрыша!", донесшийся со свадебного стола, заставил подпрыгнуть на местах и всех вместе взятых русов, и Илейку, и Потыка, и смакующего хмельное питие мужичка. Кричала, конечно, Настенька. Алеша женским голосом вещать пока не научился.

  Сразу же во двор высыпали люди, оттеснив и приворотников и придверников по сторонам.

  - Кто принес кольцо? - спрашивали гости на все голоса, а один голос громче всех. Это князь Владимир желал отличиться.

  Русы одновременно указали пальцем на мужичка, с видом крайнего смирения вливающего в себя хмельной напиток. Он не испугался и не принялся отпираться, чинно кивнул всем собравшимся головой и, подмигнув пролетающей вороне, заявил:

  - Давайте, я лучше вам спляшу. А?

  - Однажды Добрыша помог мне жениться, - опять обратил на себя внимание Владимир. - Я тогда был бездетным и, следовательно, неженатым. Но на богатырском пиру я описал, какая у меня должна быть невеста. Все, конечно, призадумались, а один - Дунай Иванович, сказал, что такой может быть только Апракса-королевишна, дочь литовского короля. Так было дело?

  - Хорош, князь, - сказал очень жилистый, как еловый корень, выбившийся на поверхность, мужчина, весь абсолютно седой, хотя глаза его горели вполне по-молодому. - При чем здесь это?

  - Ты, Дунай, может и забыл, только вот у меня память хорошая, - ответил ему слэйвин. - Добрыша и этот вот Дунай ездили в Полоцк к Рогволоду и привезли мне мою жену. А вместе с ней и перстень этот узорчатый, серебром витый и алатырь-камнем изукрашенный. За дело то великое я и отдал кольцо Добрыше. И вот что я вам скажу!

  - Что? - хором откликнулись все гости.

  - Кто доставил перстень к свадебному столу, тот и повинен в смерти нашего воеводы!

  - Ишь ты! - опять же хором выдохнули все собравшиеся.

  - Откуда у тебя это кольцо? - грозно раздув ноздри, обратился к мужичку князь, но тот отвечать не спешил. Он ловко крутанулся на месте, пустил по телу волну от руки к ноге и обратно и, подняв к небу указательный палец, проговорил:

  - Во как!

  - Я доставил! - сказал Илейко и вышел вперед.

  - Мы доставили, - поправил его Михайло и тоже присоединился к ливу.

  Вокруг низ сразу же образовалось пустое пространство, и все принялись сердито разглядывать двух выскочек. Русы напряглись, готовые по первому кивку головы своего хозяина броситься в честную драку: сто на двоих.

  - Илейко! - вдруг закричал пробившийся сбоку взлохмаченный человек без правого уха, отчаянно поблескивая зелеными глазами. Кафтан на нем был запахнут наоборот: левая пола под правую, сапоги тоже перепутаны, отчего носки смотрели в разные стороны. Кожа отдавала синевой, посему казалось, что человек только что до синевы побрился.

  - Мишка Торопанишка! - обрадовался лив, не рискуя принародно называть его "Хийси" (см также мою книгу "Не от Мира сего 2, 3", примечание автора). Они крепко обнялись. - А где Наследник? Где Зараза?

  Князь Владимир, услышав знакомое имя, да, вдобавок, узрев, как известный ему по рассказам леший возник, словно из-под земли, сделал своим людям знак отойти назад и расслабиться. Драка отменялась. Да и свадьба, как ему показалось - тоже.

  - Пермя у Садка в учителя до весны нанялся. А Зараза совсем старая стала, вздыхает только. В конюшне стоит и еле ходит, старушка.

  Народ только диву давался, глядя на странную парочку, держащуюся друг за друга, будто встретились два друга после долгой разлуки. Однако вопрос с кольцом все еще оставался открытым. Илейко принес его, или Жалейка - без разницы. За Добрышу ответит!

  - Как кольцо воеводино добыл? - спросил самый неторопливый. Среди вышедших на улицу не было ни князя Александра, ни известных ливонцев, и только Владимир из всей толпы, похоже, догадался, кто таков посланец с того света. Он не выдержал и прошипел, раздосадованный:

  - Гуще мажь, Гущин!

  Илейко вздрогнул, как от удара, и обернулся на голос:

  - Я не Гущин и не твой казак. Хочешь это дело оспорить?

  - Оспаривать придется тебе самому, - не повышая голоса, ответил Владимир. - Но сначала ответь: кто тебе дал этот перстень?

  - Я дал! - никем незамеченный, к людям подошел Добрыша. - Я вернулся.

  Кто-то хлопнулся в обморок, кто-то истово принялся креститься. Странно одетый, будто калика перехожий, воевода оглядывал людей, но не находил ту, к которой шел все это долгое время.

  - Что это за свадьба такая получается, - сокрушенно сказал дядька жениха. - При живом муже-то! Кто-нибудь скажите Алеше, что все от-ме-ня-ет-ся.

  Попович сам выбежал на крыльцо и застыл, как вкопанный. Он сразу же понял все и даже смирился с этим. В самом деле, только долгое отсутствие мужа и весть о гибели, подкрепленная его вещами, позволяли Настеньке согласиться на новый брак, в котором не было любви, а было только сопереживание чувству Алеши. Он поник плечами и жаждал сейчас только одного - чтобы Добрыша зарубил его мечом, как последнюю собаку.

  - Постой, - сказал Илейко. - А я тебя знаю. Ты - сын попа Миши.

  - И я тебя признаю, - добавил Потык. - Ты - призрак на Пасхе.

  - Илейко Нурманин, по прозванию "Чома"! - чуть ли не прокричал Алеша, с его носа на усы, бороду и праздничный кафтан потекла кровь, колени у него подогнулись, и он упал на мерзлую землю, простонав: "Глаза!"