Добрыша, спешившись, проследовал за ней с конем под уздцы, а Василий отчего-то задержался. Он просто вытащил из повозки атамана, усадил его на коня, развязав предварительно ноги, и пустил лошадь вскачь, задав импульс звонким шлепком по крупу. Ноги, конечно, Вася развязал у шляхтича, а по крупу ударил по конскому. А надо было - по женскому. Да, кто же знал, как дело-то обернется!

Атаман умчался прочь, не прошипев на прощанье ни одного благодарственного слова. Только звук конских копыт растаял в обрушившейся ночи.

- Ну, хозяйка, не серчай на гостей-полуночников. Мы отплатим тебе звонкой монетой. Или под честное слово нас примешь? - спросил Вася, резво подбежав к женщине.

- Оно, конечно, можно под честное слово, - согласилась она. - Но деньги вперед.

Добрыша понял, что сегодня, несмотря на устоявшуюся очередность, под телегой ночевать придется опять ему. Да и ладно: хозяйка была, без всякого сомнения, красавицей писаной, вот только Микина Настенька на этот момент являла для него самое совершенство.

- Как звать тебя, прелестная женщина прелестной усадьбы? - распалялся Вася.

- Маришка, - ответила та. - Маришка Мнишек (вообще-то так звали спутницу Лжедмитрия, распутницу и колдовщицу, если верить слухам, удравшую от стрельцов, обернувшись сорокой, примечание автора).

"Ну, да, конечно же - Маришка - Моришка (от "Морена", примечание автора)", - подумалось Добрыше, и он совсем расхотел ночевать здесь, даже, в общем-то, не входя в дом (mar - умирать, maraka - мор, mara - смерть, в переводе с рунического санскрита, примечание автора). Но Василий его настроений не разделял, даже, если бы Никитич ему что-то предостерегающее и попытался сказать. Но Добрыша промолчал.

- А мы - Илейко Нурманин, - представился Василий и уже открыл рот, чтобы назвать себя, как, вдруг, откуда-то из-под земли раздался глухой удар, потрясший, казалось, весь дом до самого основания. И сразу же - приглушенный толщей земли крик, яростный и дикий. Так человек голосить не может. Так может орать только какой-нибудь неупокоенный покойник, в котором и при жизни-то не было ничего человеческого.

- Добрыша! - встревожившись, обратился к товарищу Вася.

Но тот не успел никак прореагировать, потому что Маришка заговорила, ничуть, вроде бы не обеспокоившись.

- Это газы, - сказала она и двумя ладонями расправила под своей роскошной грудью оборки юбки.

"Это что же нужно такое сожрать, чтоб такие газы образовались!", - слегка сконфузившись, подумал Добрыша, а вслух нечаянно выдавил:

- Метеоризм?

Василий изменился в лице, словно подсмотрел что-то постыдное у другого человека.

- Подземные газы прорываются через грязь, которой так богаты Смоленские грязи! - произнесла Маришка, а Добрыша покраснел, как рак, только что покинувший чан с кипятком. Хорошо, хоть темнота скрыла вокруг все краски, оставив одну - серую.

- Милая панночка, - пытаясь скрыть неловкость, заговорил Василий. - Мой товарищ порой позволяет себе некоторые высказывания, не отражающие действительное положение вещей. Это от усталости.

И показал Добрыше кулак, величиной с одну грудь Маришки. Тот в ответ поднял руки кверху, словно сдаваясь в плен. А хозяйка, фривольно вильнув бедрами, подошла к двери в дом и чуть приоткрыла ее.

Вася, как мотылек на огонек, упорхнул внутрь, пропустив, однако, панночку перед собой. И сразу же захлопнул за собой дверь, чтоб у Добрыши не оставалось никаких сомнений насчет места для своей сегодняшней ночевки.

Ну, да тот и не возражал, развлек себя обустройством лошадей, распрягая одних и расседлывая других. А тут и Вася прибежал, с лицом, похожим на морду, какая бывает у кота, обнаружившего хозяйскую сметану.

- Ты, это, располагайся тут, - сказал он, перебирая ногами, как ретивый конь. - Еды я тебе прихватил, отужинай без меня, а завтра с рассветом - в путь. Шляхтичей в такую темень, вероятно, опасаться не стоит. Ну, я пошел?

- Иди, - вздохнул Добрыша.

- И еще, - отчего-то не уходил Василий, вероятно, чувствуя некую неловкость перед товарищем. - Я Маришке сказал, что мы тоже грязь в подводе везем. То есть, грязь с примесями руды. Изучать примемся. Будем потом мечи делать. Улфберхты и скандальные (торговые марки мечей, примечание автора). Так я пошел?

Никитич махнул рукой, и коллега умчался, словно его и не было. Еды, кстати, обнаружить не удалось, сколько ни рыскал Добрыша в близости от дома. Забыл, наверно, Вася. В горячке летней ночи. Проникать внутрь лив не отважился, довольствуясь сухим пайком и водой из дорожных запасов.

Он, устроившись под повозкой, укрылся попоной и, посмотрев на звезды у горизонта, провалился в сон. И сразу же вывалился из него, потому что какая-то темная личность принялась ожесточенно тащить его из-под телеги за ноги.

Добрыша удивился и позволил темной личности вытащить его под не успевшие померкнуть звезды. Возмущаться такой манерой он пока не стал: хотелось выяснить цель, преследуемую незнакомцем.

А темная личность вполголоса прошипела что-то другим темным личностям, которых обнаружилось поблизости целых три. Одна из них склонилась над ливом, словно присматриваясь, но Добрыша сохранил в тайне свое пробужденное состояние. Интересно, с чего это с ним обращаются, как с усопшим?

Додумать он не успел, потому что осматривающий его человек воздел руки с зажатым в них мечом, явно намереваясь проколоть Добрышу, как тыкву. Вот так новость! Никитич крутанулся в сторону, сбивая с ног человека, нависшего над ним. Меч воткнулся в землю рядом. Но ненадолго.

Лив в мгновение ока схватил его за рукоять и резким движением полоснул ближайшую фигуру по тулову. Голова у той сразу же отделилась от тела и укатилась с глухим стуком под колесо повозки, а руки принялись лихорадочно шарить в воздухе вокруг себя, в то время как кровь толчками извергалась из перерубленной шеи. Даже скупого света звезд хватило, чтоб разглядеть все это великолепие.

Но наблюдать за тем, как обезглавленный человек ищет потерянную голову, не было времени. Добрыша мощным пинком отбросил со своего пути былого обладателя меча, попытавшегося встать на ноги, и отбил выпад кривого ножа, которым еще одна темная личность пыталась достать до его сердца. Сразу же бросил меч в четвертую фигуру, которая вознамерилась его атаковать с какой-то пикой. Они встретились: меч проткнул человека насквозь, ударив рукоятью о ребра так, что фигура только взмахнула ногами, сбитая наземь мощным ударом.

Лив тотчас же пнул человека с ножом под колено, а когда тот начал заваливаться, ударил, коротко замахнувшись, локтем под основание черепа. Тот хрустнул, выронил нож и завалился на обезглавленного коллегу.

Больше никакого движения в темноте не угадывалось, разве что хрипло дышал ушибленный хозяин меча. Добрыша не стал его добивать, наоборот - связал ему руки и ноги веревкой, доселе служившей путами у атамана шляхтичей. Впрочем, приглядевшись, он понял, что все вернулось на круги своя.

- Неужели успел соскучиться? - спросил Добрыша у снова связанного главаря разбойников.

Тот не произнес ни слова в ответ, только застонал, перемежая стоны с шипением.

- Сколько вас здесь? - спросил Никитич. - Где прочая банда?

- Не знаю, - шляхтич все же нашел в себе силы пробормотать фразу.

Такой ответ нисколько не удовлетворил лива.

- Подумай хорошенько, стоит ли таиться? - сказал он. - Сказано же в Писаниях: "Все тайное станет явным".

- Да нас было всего четверо! - загорячился атаман. - Я и эти местные прислужники.

К своим соучастникам он относился с нескрываемым презрением. Вероятно, они организовались самым случайным образом, и в состав банды шляхтичей не входили. Так, временные подельники, поэтому и оружия толкового они не имели.

"Придется Василия будить, если он спит, конечно", - подумал Добрыша. - "А если не спит, то чем же он таким занят, что не услышал всю эту возню во дворе?" Почему-то встречаться с Маришкой не хотелось до безобразия. Но, похоже, безобразий избежать не удастся. Что делать со вновь плененным атаманом, он не представлял совершенно. Отпустишь - все равно прибежит обратно для какой-нибудь пакости. Бывают такие люди, которые созданы для того, чтобы всегда быть связанными.