Собравшийся народ зааплодировал и заулюлюкал. Вероятно, им понравилось. Садко сыграл еще несколько вещей. Те, кто слушал, громко выражали свою признательность, и это не могло не радовать. Вообще-то бесплатные выступления для него уже давно ушли в прошлое, но иногда хотелось тряхнуть стариной. Сегодня, например.
Когда же народ, наконец, разошелся по своим делам, музыкант почувствовал себя изрядно уставшим. Быть центром внимания для такого количества людей всегда утомительно. Если, конечно, ты что-нибудь им несешь от себя, а не наоборот, получаешь.
У кораблей была выставлена охрана, прочие люди разбрелись по острову, радуясь твердой земле под ногами. Радость эта проявлялась в потреблении местного пива, поедания местного мяса и приставания к местным женщинам. Последнее, как правило, приводило к еще одной радости — дракам. Кто желал, помахался с себе подобными, окропил кровью из носа древнюю землю и успокоился: оружие-то все равно было запечатано в судовых ящиках, так что в конфликтах приходилось рассчитывать только на подручные средства, на кулаки и ноги, да на удаль молодецкую.
Садко против такого времяпровождения возражать не стал: чего попусту воздух сотрясать-то? Он не Добрыша Никитич, чтобы мгновенно пресекать любые проявления недисциплинированности. Лишь бы суда не пограбили, но на самом Готланде этим не грешили, а в море уж как-то можно разобраться. Там, на воде, все становятся викингами. Кому как повезет.
Садко осматривал сейды, пытался читать древние письмена, прикладывал руки и ноги к камням-следовикам, постепенно избавляясь от напряжения чужих взоров и чуждых мыслей. У одного из величественных дольменов его и нашел посыльный с причального пирса.
— Садко! — сказал он, переводя дыхание. — Там люди пришли, деньги требуют.
— Наши люди? — не понял музыкант.
— Не, — ответил посыльный. — По фене[311] общаются.
— А деньги-то им зачем?
Парень в ответ загадочно и недоуменно посмотрел на лива и не очень уверенно пожал плечами. Пес его знает, зачем людям деньги.
У стушевавшейся охраны возле ближайшего корабля стояла группа достаточно больших людей в черных сутанах с капюшонами на головах. И было их, даже не пересчитывая, прилично. Ну, раз говорить захотели, то есть шанс, что разговором и ограничимся.
— Здравствуйте, товарищи балтийцы, — сказал Садко, подходя.
— Тамбовский волк тебе товарищ, — прошипел кто-то из-под капюшона на рукаярвском языке.
— Здорово, коль не шутишь, — ответил за всех один из визитеров и кивком головы откинул покрывало. — Раз от охраны отказываешься, повезешь нас куда надо.
— Ну, а если не повезу? — поинтересовался лив, разглядывая человека перед собой. Тот был в теле, если не сказать больше — в крепком теле. Ни шрамов, ни отметин от вражеского оружия — стало быть, не воин. Но держится уверенно и всем своим видом являет сокрытую до поры до времени угрозу. Значит, все-таки воин, но специфический.
— Тогда плати за охрану.
— От кого же, в таком случае, охраняться? От вас?
— Нет, — спокойно ответил незнакомец. — От нашего совместного путешествия. Ты же не хочешь, чтоб мы с тобою поехали?
Отвечать Садко не стал, справедливо рассудив, что ему нужно время, чтобы оценить обстановку. Сейчас сюда должны подтянуться те из его команды, кто в состоянии оказать отпор. То есть, все, кто еще стоит на ногах. А таких не должно быть меньше незваных гостей. Торопиться не следует.
— А чьи вы будете? — задал свой вопрос музыкант.
— Русы мы местные, — без колебаний ответил пришелец.
— Мать честная, — охотно обрадовался Садко. — А у нас тоже русы в команде имеются. Так, может, вы с ними договоритесь?
— Если они и русы, то что же так плохо за имуществом приглядывают. Смотри сам, — и он указал рукой на самый дальний корабль.
Садко, конечно, не повелся. Мало ли как можно внимание отвлекать, чтоб после этого дать по голове! Выращенные при монастырях слэйвины, конечно, народ серьезный, обученный. На дешевые трюки не пойдет, но в последнее время что-то стало модно, всем, кому не лень, себя русами объявлять. Срежет ханурик на ярмарке кошелек, его за ноздри, а он сопит — рус-де, задание-де, немедля освободить-де. Или ушел отрок бандитствовать, прибился к слэйвинской ватаге, домой вернулся на побывку, либо насовсем — первым делом слух пускает, что он — рус, и трогать его не моги. Словом, куда слэйвины забрались — везде они русами делаются.
Но эти, судя по всему, не прикидываются. Только вот что-то монастырей поблизости не просматривалось, не для них этот остров.
— Готланд — древняя земля, — нисколько не смутившись, произнес между тем гость. — Там, где древность переплетается с настоящим, где старая Вера вытесняется новой, в пограничной прибрежной зоне обязательно болтается нечто, стремящееся попасть к забытым знаниям. Само оно это сделать не в состоянии, вот зацепиться за что-то, либо за кого-то — и ждать, когда же к истоку поднесут — это, пожалуйста.
— Какому такому истоку? — удивился Садко, весьма поражаясь теме, затронутой русом.
— Эй, — проговорил кто-то из ближайшего окружения слэйвина. — Чего ему говорить-то? Ну, не хочет человек понимать язык слов, придется обучить его языку жестов.
— Погоди, — оборвал говорившего рус. — Вон идет Тюр[312], Ньерд[313], Велунд[314] и Хермод[315] вместе взятые. Его тонкая душа не потерпит всякого баловства.
— Ого, — поздоровался подошедший человек.
— Ого! — отозвался Садко, потому что признал в нем того могучего и грозного эста.
— Вот тебе и ого! — усмехнулся рус. — Видал, чего нам привез этот купчина?
Эст оглядел корабли, присвистнул про себя, и проговорил:
— То, что к нему пристало, вовсе не означает, что у него черная душа. Может быть, это не к нему претензии. К тому же ты слыхал, как он пел? Не слыхал. А я — чуть не прослезился. Садко — свой человек, ему сто раз объяснять не надо. Но, боюсь, без языка жестов не обойтись.
Лив заскучал: он украдкой обернулся на свои суда, но ничего подозрительного в них, либо на них не заметил. Местные парни просто разводят его на деньги. И эст этот, ценитель музыки, тоже с ними.
— В общем, так, — прервал его рассуждения меломан. — С деньгой тебе все равно придется расстаться. Сам поутру решишь, с какой. Только не рекомендую русов с собой брать — они тебе все мачты переломают: в море, знаешь ли, дела обстоят проще, но, как бы так выразиться, болезненней. Сейчас тебе покажут язык жестов, потом пойдешь спать. Все ясно?
Садко начал сердиться, да, к тому же, никто из его экипажа не спешил появляться на подмогу. Лишь он, да охрана судов. Можно, конечно, попробовать принять вызов, в надежде, что народ позднее подтянется.
— Ну, так как? — спросил рус.
— Никак, — буркнул лив.
— Отлично, — согласился слэйвин. — Тогда: парни — по кругу, будем язык жестов учить. Сам напросился, ну да хозяин — барин.
Словно по мановению волшебной палочки русы, каждый при этом откинув с головы капюшон, в мгновение ока образовали круг, в центре которого оказался Садко, эст и рус.
— Э-э, — закричала охрана, но на нее никто внимания не обратил.
— Делай, как я, — сказал слэйвин, не успевшему хоть как-то отреагировать ливу. — Раз, два, три.
Он провел по воздуху серию ударов. Лив слегка опешил, но не мог не оценить, что все удары были направлены не в него. Хороший язык жестов. С такой жестикуляцией можно выступать перед народными массами — понимание обеспечено. Впрочем, ничего нового: в свое время у Садка был отличный наставник по имени Василий[316].
— Ну? — угрюмо спросил рус.
— Пожалуйста, — ответил музыкант и в точности повторил все движения слэйвина.
