Вдали мелькнул огонёк. На возвышенности, что заканчивалась отвесным обрывом, стоял маяк. Минут через пятнадцать я с ним сравнялся. Подниматься не стал, лишь остановился и заглянул в карту - половина пути осталась позади.

Перебравшись через скальную гряду, я заметил смешивающийся с серыми облаками синий дым. Всплывшая прямиком из одурманенного сна картинка в точности совпала с увиденным. Я прошёл ещё полкилометра и остановился. Берег резко уходил вправо, и на моём пути возник миниатюрный залив. Я зашёл по косточку в воду и присел на корточки. Вытянутая рука при помощи пальцев измерила высоту башни, и сомнений не осталось - именно в этом небольшом заливе всплыло моё мертвое тело во сне.

Закат на побережье встретить я не успел. От свалившегося за горизонт огненного диска осталось лишь зарево, на фоне которого струящийся из башни синий дым выглядел ещё более волшебно и загадочно.

Счёт оставшегося светового дня шёл на минуты. Через полчаса рассмотреть что-то с расстояния больше чем десять метров станет невозможным. Не теряя времени, я скинул шмотки и бросился в воду.

Сковывающий движения холод потянулся от лодыжек к коленям и бёдрам, а когда намокли трусы, яички превратились в изюм. Я сделал парочку решительных вдохов и нырнул. Руки заработали словно лопасти катамарана. Тело резало волны, будто нос моторного катера.

Остановился метров через пятьдесят, и, оборачиваясь на башню, стал корректировать положение, но найти нужное оказалось не так просто. От смещения даже на двадцать метров, положение башни почти не менялось. Холод стал захватывать кончики пальцев рук и ног. Я плюнул на точность и нырнул.

О том, чтобы разглядеть дно, не шло и речи. Я с трудом различал пальцы на вытянутой руке. Делал расчёт на льющийся из пещеры красный свет. Руки загребали солёную воду и толкали меня вниз, гребков через двадцать вода сдавила лёгкие, я поводил головой по сторонам, но ничего не заметил. Меня окружала не имеющая конца тьма. Закончился воздух, и я всплыл. Дождался, пока лёгкие вернутся к привычному ритму, и погрузился снова.

Визуально определить то, насколько глубоко я погружался, было невозможно. Вместо этого я считал количество сделанных движений руками, и с каждой следующей попыткой прибавлял пятёрку к предыдущему рекорду.

Оказавшись на поверхности после окончания пятой попытки, я весь дрожал. Руки и ноги не слушались приказов, а зубы отбивали электронный бит. Нужно было немедленно вылезать.

Я выскочил из воды и скастовал на берегу огненную арку. Прошёл сквозь неё, и тело почти полностью высохло. Кайф!

С барахтаньем в темноте решил прекратить. Нашёл на возвышенности место для ночлега, притащил охапку еловых веток, смастерил лежанку и распалил костёр. Спичек с собой не взял, но огня в загашнике было столько, что я мог отопить целую казарму.

Укрывшись шерстяным свитером, я жевал приготовленные Серёгой бутерброды, смотрел на испещрённую кратерами поверхность Луны и думал о Полине.

Круглый оранжевый диск лишь на четверть выглянул из-за водной глади, а я уже заходил в море. Начинался долгий и уморительный процесс поисков.

Часа два я словно буёк болтался на поверхности и раз за разом уходил под воду. Наполнял лёгкие воздухом и грёб ко дну до тех пор, пока кадык не начинал непроизвольно дёргаться, требуя втянуть воздух.

В целом процесс прочёсывания протекал не эффективно. Меня то и дело сносило волнами, в результате чего я нырял в одни и те же точки и терял уйму времени.

Во время передышки в голову пришла идея разделить зоны поиска. На первый взгляд показалось, что сделать это в воде без привязанных к дну буйков или якорей не представлялось возможным, но, пошевелив извилинами, идея всё же посетила голову.

Я нарубил метровых веток и заточил концы. Всего понадобилось двенадцать штук. По четыре штуки воткнул с трёх сторон залива. Каждая воткнутая в пляж ветка имела пару и располагалась за своим напарником. По двум зафиксированным в земле точкам можно было построить прямую, а совокупность пересекающихся прямых очерчивала зону поиска. Находясь в воде, я зрительно соединял направляющие воткнутых в берег кольев и приступал к поискам в одном из девяти квадратов.

Процесс пошёл быстрее. Я перестал тратить время на холостые погружения и ориентирование на поверхности. Погружался четыре раза, после чего менял квадрат поиска. Исследование одного участка занимало около двадцати минут.

Глубина залива изменялась от десяти до тридцати метров. И если ближайшие к берегу квадраты я проверял, ползая почти по самому дну, то на дальние дыхалки не хватало, и я довольствовался тем, что удавалось рассмотреть.

Через три часа я сидел рядом с костром и смотрел на бегущие к берегу волны. Пещера, из которой льётся красный свет, если она на самом деле существовала, продолжала прятаться под толщей раскачивающейся воды. Я проверил все девять квадратов, но ничего не нашёл.

Следующий шаг предполагал перенос колышков на более глубокую отметку и повторный заход в воду. Мозг настраивался на работу, а рука в это время потянулась к лежащему рядом луку.

Древко легло в ладонь, я дёрнул тетиву будто гитарную струну и насладился её гудящим воем, затем дотянулся до колчана и вытащил стрелу. Мечи, копья и топоры и рядом не стояли с возможностями лука. Эффективность оружия дальнего боя уже давно доказана человечеством. Вряд ли сейчас найдётся храбрец, который выберет нож или дубинку против пистолета.

Разговор о том, чтобы использовать на арене лук я поднимал дважды, но ФТХ был неумолим. Он считал это слишком большим риском. Лучник владеет преимуществом лишь до тех пор, пока между соперниками есть расстояние, а если речь идёт об арене, то стрелок может рассчитывать всего на десять метров - не самые лучшие шансы на успех.

Тетива впилась в засечку на древке стрелы, я задрал наконечник к небу и выстрелил.   Прищурил глаза и переместился в стрелу. К ощущению полёта невозможно привыкнуть, каждый раз захватывает дыхание и начинает быстрее биться сердце. Я взмыл в небо и с высоты в пару сотен метров рассмотрел расчерченный мною пляж и уплывающие за горизонт волны.

Полёт, как наркотик, начнёшь - не остановишься. Я выстрелил ещё трижды. Слетал в глубь материка, чтобы посмотреть бескрайние лесные просторы и болотные пятна. Затем с высоты птичьего полёта рассмотрел испускающую синий дым башню, а напоследок снаряд отправил меня к маяку.

На высоте пятидесяти метров порыв почти ураганного ветра сбил курс, снаряд стал смещаться к морю, будто подбитый самолёт. Стрела потеряла движущую силу и опустила нос, мы пикировали в воду.

Наконечник пробил поверхность и устремился ко дну. Из летчика-истребителя я превратился в исследователя водных глубин. Никакой рези в глазах, соли на слизистой оболочке и усталости. Я опускался на дно, будто находился в специально оборудованном батискафе с панорамным обзором.

Сидеть на берегу, жевать заготовленные Серегой вкусьняхи, выпускать в небо стрелы и без каких-либо неудобств разведывать морское дно - это куда приятнее, чем два часа барахтаться в холодной воде.

Седьмая по счёту стрела пробила водяную плёнку дальнего правого квадрата. Секунд двадцать я по привычке отдыхал, а когда стрела прошла бОльшую часть расстояния до дна, включил режим сканирования на полную. Я опускался вместе с воспоминаниями из сна. С каждым пройденным метром ухудшалась видимость и становилось темнее. Стрелу качнула одна из подводных волн, и я сначала заметил красный блик, а затем и неровный контур входа, что напоминал люк.

На этот раз я забежал в воду будто мальчишка в середине знойного дня. Доплыл до дальнего правого квадрата и, не раздумывая, нырнул. Интенсивные движения рук и ног рывками тащили меня ко дну, но примерно на середине пути я понял, что воздуха не хватит. Вернулся.

Во второй половине дня волны усилились, вода норовила забраться в рот. Я восстановил дыхание и сделал ещё одну попытку, но всплыл через минуту, выплёвывая попавшую в лёгкие воду.