Прицелился по направлению взглядов одарённых и восемь раз нажал на курок. После каждого выстрела смещал прицел, чтобы покрыть площадь в два квадратных метра.

— Эй?! — Крикнул Нестеров то ли мне, то ли в трубку. — Гриф?! Ты слышишь меня?!

Гриф не слышал. Его разорванное на куски тело валялось под дорогим дубовым столом.

Через пять минут на связь с Нестеровым вышел лидер наёмников и сказал, что если Гриф им больше не платит, то им не за чем воевать. Нестеров ответил, что у нас нет к ним претензий и попросил собирать свои манатки и сваливать из города Горняков. Выстрелы на территории рудника прекратились.

Перестрелка на территории рудника закончилась. Наёмники ушли, а горняки сложили оружие. И всё же страсти вокруг горы не утихли. Если раньше, пусть и с потерями, Гриф заменил Крота, оставив производство неизменным, то последний переворот менял многое.

Менялась сама иерархия власти. Закостенелых прихлебателей гнали в шею, а на их место приходили люди из народа. Тот, кто недавно был рабочим, мог запросто стать начальником участка, начальник участка — начальником крыла, начальник крыла — занять место за высшим управленческим столом. Всё это воодушевляло и сулило большие перемены к лучшему, но огромная махина, которая годами дырявила гору, приостановилась. Человек, которому переломали обе ноги и разбили голову, не может подняться и бежать, прежде нужно встать и отряхнуться.

Почти вся работа легла на Нестерова. Хотя не остался в стороне и Острый Ким. Тот поглядывал на бывшего аудитора с недоверием. И это хорошо. Чем больше людей получат власть на новом предприятии, тем менее вероятно повторение Кротовского или Грифовского сценариев.

Вот уже третий раз я просыпался в одной кровати с Мейсой. Всё случилось неожиданно. Вернувшись после сражения в горе, я спросил, не хочет ли она попить кофе, а она бросилась мне на шею. Дверь в комнату я едва не сорвал вместе с петлями, а затем были: разбросанные вещи, кровать и её горячее тело. Обычно к утру мы успевали соскучиться друг по другу, и следующий день начинался с того, чем заканчивался предыдущий.

Наконец-то мне отзвонился продавец из Истова. Признаться, я принял его за болабола и уже не рассчитывал на этот звонок. Более того, всю дорогу в Истов я прокручивал в голове сценарии… Если засранец решиться развести меня на бабки или сдаст какой-нибудь банде, то я переломаю ему ноги только за то, что он заставил меня кататься туда и обратно. На счастье, на его счастье, всё прошло гладко. Мы встретитесь в магазине. Он отгрузил мне десять порций Винарса, а я сделал его таким богатым, каким прежде он ещё не был.

— Приятно иметь с тобой дело, — тряс он мою руку, в то время как левая рука лежала на поясной сумке с растопыренными пальцами.

— А вот у меня осадочек остался, — ответил я, перекладывая контейнеры из коробки в рюкзак. — Ты обещал достать Винарс неделю назад. Задержался бы ещё на парочку дней, и я купил бы его у другого.

Продавец изменился в лице. Да, что там в лице, у него даже дыхание заняло! Вцепился в сумку обеими руками и пошлёпал губами по воздуху, пока не родил мысль:

— Но как… Мы же договорились… А если бы я купил, а ты не отдал деньги… Меня бы грохнули!

— Вот-вот. Поэтому в следующий раз десять раз подумай перед тем, как называть сроки.

— Ладно-ладно, — продавец вытер проступившую на лбу испарину. — Понял.

— Пока.

— Пока… а нет, постой!

Повернувшись, я даже пожалел, что припугнул его. Уж слишком близко тот всё принял к сердцу. Выкатил глаза, трясётся. Гляди, инсульт хватит.

— Могу достать ещё кое-что, — перешёл он на шепот.

— Что?

— Плоды преломления, — сказал продавец так тихо, что мне пришлось задействовать звенья восприятия.

— А?

— Не слышал? — Продавец посмотрел по сторонам. — Я просто подумал, что если тебя интересует Винарс, то и плоды…

Слово преломление я напрямую связывал с перемещением между мирами. Далеко не факт, что его используют только для этого, но… Не просто же так, обычно орущий во всю глотку продавец перешёл на шепот?

— Плоды преломления — это один из сильнейших составов, существующих в мире. Мало кто умеет с ними работать…, — поняв, что я не понимаю, о чём идет речь, продавец дал заднюю. — Короче, не бери в голову. Если понадобится что-то ещё, звони, и я…

— Сколько стоят эти плоды?

— Триста тысяч за одну ёмкость, — показал он на контейнер Винарса у меня в руках. — Но, чтобы достать их понадобится больше времени. В наших краях Плоды преломления не водятся, но у меня есть на них выход.

— Ну что ж…

Ну что ж… Придётся признаться, что чертяга-продавец добился своего и подцепил меня на крючок. Он понял, что я занимаюсь алхимией. Кто ещё стал бы затаривать целый ящик Винарса? Понял и надавил на слабое место. Предложил что-то крутое, загадочное и то, о чём он говорил только шепотом. Ещё и название это… Плоды преломления.

Предоплату он не просил, а если попытается втюхать лажу, то я его в миг раскушу. Я согласился:

— Ладно. Доставай свои Плоды прело…

— Тс-с-с-с! — Поднёс палец к губам.

— Доставай ингредиенты и звони!

Притащив в город Горняков коробку с Винарсом, я взялся за дело. Больше всего меня интересовали вторичные звенья защиты материи. По-хорошему этот навык нужно было выкачать до двадцати единиц. Почему двадцать? Да фиг его знает. Двадцать — это много. Во всяком случае это касалось основных звеньев материи. С увеличением звеньев восприятия до двадцати единиц, я открыл новые способности: мог детально разглядывать материю и находить в ней отличительные черты. Восприятие будто перешло на новый уровень. На что-то похожее я надеялся со вторичными звеньями защиты материи. Кто знает, может быть именно двадцать единиц требуется, чтобы не падать паралитиком от одного взгляда Дуга?

Впрочем, всё было не так просто. Когда вторичных связей одного навыка становилось больше десяти, для улучшения требовалось две порции Винарса, а значит приготовить их лучше с запасом.

На съёмной квартире я провёл сутки. Сутки без сна, отдыха и еды. Кухня ещё не оправилась от приготовления прошлых зелий, как я уничтожил её окончательно. Причём, пострадала не только кухня. Одна из комнат теперь походила на инкубационную фабрику или биологическую лабораторию. Комната, в которой я раньше спал, прежде чем не переселился в тёплую кровать к Мейсе, была заставлена колбами, в которых созревали улучшители. Сто, чёрт побери, ёмкостей, которые заняли пол, стол, секцию, подоконник и даже книжные полки.

Через неделю после ухода наёмников мы обсудили дела в горе. Нестеров выступал неформальным генеральным директором и совладельцем, но мы с Кимом были уверены, что управляющая компания поддержит его кандидатуру. Как и полагалось, он подтянул в верха тех, кто не побоялся пойти против Грифа. Среди них встречались и закостенелые балбесы, которых время само выкинет за борт, если они не справятся, но пока Нестеров предоставил им место за главным столом и право голоса.

Впрочем, меня больше интересовала позиция самого Нестерова, и когда я побывал на парочке управляющих комитетов, понял, что беспокоиться не о чем. Только малая часть горняков воспринимали бывшего аудитора, как временную затычку, остальные мало-помалу отдавали Нестерову бразды правления.

Острый Ким, между прочим, изъявил желание стать директором по безопасности. И его туда вознесли едва ли не на руках. Репутация. А вот я присутствовал на совещаниях только как сторонний наблюдатель. Меня вполне устраивало.

Когда страсти более или менее улеглись, а рудник на пятьдесят процентов восстановил работоспособность, Нестеров озвучил:

— Сайлок и Острый Ким вы получите по пятьдесят миллионов кредитов.

— Весомо, — ответил Ким, играя с ручкой.

Весомом… ещё как весомо. Признаться, я согласился бы на сумму в пять раз меньше, но пятьдесят… Пятьдесят миллионов — это билет в безбедную жизнь до конца своих дней. Пятьдесят миллионов — это капитал, который заставит пошатнуться даже Псов. Конечно, в этом мире деньги решали не так много, как в моём, но во всяком случае они значили не меньше, чем сила.