Дарина потеряла ощущение времени. Если бы ее спросили: сколько они гуляли вдоль озера? Она могла бы ответить, как десять минут, так и несколько часов. Более или менее пришла в себя, когда Шорн вдруг остановился:

— А ты слышала легенду про прибрежные деревья предсказаний?

— Что? — ей понадобилось время, чтобы переварить вопрос. — Нет.

— Говорят, что деревья вокруг этого озера могут определять судьбы молодых пар, — Шорн кладет руку на ствол. — Но, я не верю в эти фокусы!

— И как они это делают?

— Каким-то образом подают знаки. Не знаю точно, — Шорн протягивает руку по стволу, ощущая ладонью рельеф. — Пойдем!

— Стой! — Дарина возвращает его рывком. — Посмотри!

Поверх испещренного узора коры появляется силуэт сердца. Розовая крошка, похожая на рубленные лепестки цветов, отпечатывает на стволе символ любви и ласки…

— Этого не может бы…

Дарина не дала ему договорить, губы прильнули к еще открытому рту. Неуклюжий и слегка болезненный первый в жизни поцелуй уносит сознание в бездну.

Она уже и не вспомнит, кто первый начал сдирать одежду, но осознание того, что произошло что-то взрослое и пугающее пришло вместе с болью внизу. Ее ладони сжимают вырванный из земли мох, а рот непроизвольно издает тем самые крики, что иногда доносятся из комнаты родителей. Платье сбилось на животе, оголяя прелести молодого тела. Шорн тяжело дышит, зарывшись носом в шее.

Десять минут спустя они возвращаются домой слегка порознь. Шорн, не прекращая, шепчет “как же это произошло” и “что они наделали”, а Дарина следует позади, сгорая от стыда и проклиная себя за совершенною слабость. Ну зачем она полезла его целовать, что же теперь делать…

…. ……

— Что будешь делать?

— Через три дня мой брат идет на торговую площадь, продавать кожу, — тараторит заплетающийся язык. — Главное, чтобы нашелся покупатель.

— Ты говорил это десять дней назад, Луц.

— Слушай, так уж вышло, — на веснушчатом лице читается испуг. — Я не могу ему приказывать.

— Да мне плевать! — спокойный голос срывается на крик, раздается звонкий шлепок. — Ты должен был отдать монеты еще вчера!

Рыжий сгибается, хватаясь за нос, бордовые капли разбиваются о каменный пол.

— Прости… Шорн, — каморка с сочащимся из окошка светом наполняется всхлипываниями. — Я все верну!

Распахивается дверь, в помещение забегает улыбающийся толстяк, останавливается и внимательно смотрит на корчащегося от боли. Улыбка на миг исчезает с лица, а после растягивается до самых ушей:

— Ну, что, Луц, довыделывался? — толстяк достает из кармана звенящий мешочек и кладет на стол. — Я тебя предупреждал!

— Завали! — обрывает Шорн.

— Ладно-ладно, — толстяк ретируется в угол.

— Луц! Карточные долги нужно отдавать!

— Шорн, но… вы же… жульничаете…

— Что ты сказал, сука?!

Помещение наполняется глухими ударами. Луц поднимает руки, защищаясь от сыплющегося града ненависти, пропускает боковой в висок и сползает на землю.

— КТО ЖУЛЬНИЧАЕТ?! — Шорн колотит лежащего ногами, тяжело глотая воздух.

…. ……

Спустя полчаса мальчик сидит за столом, разглядывая на свет красные рубашки карт:

— Они больше не будут с нами играть. Просекли, что карты меченые.

— Ага, — толстяк катает на ладони монетку. — И что будем делать?

— Я придумаю что-нибудь новое…

— Да, — подопечный расплывается в улыбке. — Ты гений Шорн! Чертов гений!

— Завали…

— Расскажи про Дарину!

— Отвали!

— Ну, пожалуйста, Шорн!

— С этой было сложнее, чем с предыдущими, — высокомерный взгляд устремляется в окошко. — Те раздвигали ноги, только коснись я их плеча, а наша милашка держалась, будто монашка. Но против трюка с дебильным деревом предсказаний еще никто не устоял.

— Расскажи! — толстяк будто выклянчивает конфетку.

— Находишь выделяющееся дерево и рисуешь смолой сердечко. Подготовив красотку, прогуливаешься с ней вдоль берега, а потом будто невзначай останавливаешься возле того самого дерева. Затираешь тупой рассказ про судьбу влюбленных и незаметно высыпаешь лепестки на смолу. Появившееся волшебным образом сердце — твой ключик к ней под платье. Трижды проверено!

— Ну ты и псих! — выкатив глаза, толстяк возносит своего предводителя до небес. — Их отцы имею полное право прикончить тебя!

— Эти дуры боятся их больше, чем я. К тому же, каждая из них уверена, что сама сделала первый шаг к богохульству. Я — всего лишь совращенная жертва.

— Гениально…, — толстяк замолкает на время. — Что будем делать?

— Хромой предложил ограбить дом, что стоит у мельницы…

— Ты серьезно?! Это уже не шутки, Шорн! Все знают, что с Хромым нельзя связываться! Говорят, он прирезал солдата из форта…

— Именно поэтому ты и останешься маменькиным сыночком, — Шорн встает из-за стола, сгребает мешочки с монетами и уходит…

Будильник звонит в восемь утра. Ноги впрыгивают в резиновые тапки, небритый и помятый фэйс проскакивает мимо гаражного зеркала. Останавливаюсь на секунду, вглядываюсь в одержимые глаза. Не слишком ли далеко я зашел? Да не. Не дальше, чем офисный планктон, проводящий восемьдесят процентов жизни в откидывающимся кресле!

Поместив задницу в капсулу, пробегаюсь по уведомлениям в телефоне. Пришло сообщение в ВК: “Мирон, привет! Дима сказал, ты по-крупному завис в какой-то игре. Не хочу тебя учить и все такое, но может встретимся, кофе попьем?” — пишет Полина Мотыль.

Ну, что ей снова нужно? Дима пожаловался, что я его с клубом кинул? Придурок…

Набираю ответ под жужжание закрывающейся капсулы: “Привет! У меня все норм. Кофе — можно. Давай, как-нибудь на неделе спишемся. Димону привет;)”

…. ……

Открываю дверь в гостевой домик и офигеваю… игроки заняли почти все сидячее места, в воздухе витает запах пота, дыма и вонючей стряпни. От стен отражается монотонный бубнеж, разливается смех. Тихое, уединенное местечко превратилось в дешевую таверну субботним вечером.

Не смотря на явное выражение недовольства на моем лице, ни один из присутствующих не посчитал нужным поприветствовать или справиться о здоровье.

Замираю, вслушиваясь в общий фон. Чел с фингалом под левым глазом втирает что-то безоружному пацану с большим походным рюкзаком:

— Тебе же нужен напарник, верно? — губы перекладывают с места на место дымящуюся самокрутку. — Я везучий до чертиков! К тому же знаю парочку приемов, как вывести противников из равновесия, а это — уже пол победы!

— Ну хз…

— Да я же не прошу тебя подарить мне деньги! — второсортный актер недоуменно разводит руки. — Просто вкинь за меня! Верну долг с первого же круга!

В памяти всплывают слова Александра Сергеича. Мужик говорил что-то про ярмарку, но я и подумать не мог, что сюда столько народу сбежится.

— Дам за браслет не больше, чем две штуки! — бородатый парнишка ростом метр пятьдесят держит в руках увесистую пачку купюр. — Да или нет? Не трать мое время!

— Мне нпс на Питерском рынке за него две с половиной предлагал! О чем ты?! Ему цена — тысяч пять! — защищает свои интересы мужик в майке алкоголичке с двуручным мечом за спиной. — Давай три с половиной!

— Две четыреста! — коротышка отсчитывает купюры и протягивает мужику. — И то, это только потому, что я вспомнил твою рожу!

Мужик стаскивает с руки браслет, с разочарованным лицом протягивает перекупу. Маленькие пальчики впиваются в расписной металл, круглое личико светится счастьем — миниатюрный ломбард бля… Скупает ювелирку и другие ценности по броской цене, пользуясь положением своих клиентов.

В углу сидит колоритный армянин весом за сотню. Пьяный взгляд из-под бровей оценивает коротышку, жадно смотрит на пачку нала в руке. Я на миг задумался о том, что ждет малыша, если он прямо сейчас не закончит свой фарс с купюрами, но вскоре понял, что недооценил мелкого.

— Эй, ты! — ведущий шоу замечает прикованный к нему взгляд. Указательный палец, размером с колпачок от маркера, тычет в увесистый нос. — Хочешь, что-нибудь продать?!