На площади стояли урны, ходил человек, следящий за чистотой. В сравнении с Хандо, где, прогуливаясь по главной деревенской дороге, ты рисковал вляпаться в тёпленькое, Шэлес выглядел продвинутым мегаполисом. Бирюзовые клинки гоняли с площади бродячих собак, бродячих людей и бродячих артистов. А ещё по площади не расхаживали полураздетые пьяные воины, что обитали в прослойке между сердцевиной Шэлеса и нищенской коркой, проходящей вдоль стены.

Настоящая жизнь кипела в спальных районах, рядом с кузницей, храмом, пекарней и тавернами. Особенно тавернами. В отличие от хрупких голосов музыкантов на дворцовой площади, в жилой части города играла другая музыка. Музыка разбитых бокалов, разбитых сердец и разбитых морд.

Бирюзовые клинки встречались редко, да и те, что встречались, чаще ходили рядом с местными жителями и перекидывались фразами, не глядя друг на друга. Про гильдию воров Ифи не наврал. Пускай эти ребята не светили татуировками на животе, но их сложно было не узнать среди обычных людей. Вооруженные кинжалами и хищными взглядами они, будто патрульные, следили за происходящим на улицах.

На площади перед дворцом я был скованным туристом и, не осмелившись ни с кем заговорить, свалил. Зато в жилом районе занялся делом. Мин сказал: если где-то и есть аморф, способный меня обучить, то он — в Шэлесе. Хорошо, поищем.

Первое время я бродил по улицам, разглядывая надписи над головами людей. Узнал несколько новых классов: портной, штурман, астроном, землекоп и… варщик жира? Затем выборочно спрашивал про загадочную профессию, люди пожимали плечами. Причем, они не только не знали: есть ли в Шэлесе человек с классом аморф, незнакомым казалось само слово. Хотя один всё же нашёлся:

— Хочешь стать аморфом? — спросил блондин четвёртого уровня Митры с бусами в руках. — Пошли со мной!

Не будь я в безвыходном положении, не пошёл бы за этим загадочным чуваком в жёлтой рубашке и разных ботинках. Но что мне оставалось? Дамир. Уровень Митры — 4.Архитектор скользнул в переулок, оттуда через две арки вышел в тёмный тупичок и открыл дверь в домик с фиолетовыми шторами. Сквозь тюль на улицу сочился тёплый свет, пахло цветами. Я почуял неладное, когда Дамир чмокнул в щёку мужика, который прибежал на звон дверных колокольчиков, и всё понял, когда вошёл в устланную коврами и подушками комнату, где полуголые, а то и полностью голые мужики живенько общались и выпивали. Дамир отнял у меня время. Я еле сдержался, чтобы не отнять у него передний зуб.

Из сладенького тупичка я вышел к городской стене. Комната, которую мы сняли, тоже находилась у стены, но вблизи главных ворот. Пускай там было шумно и пахло воском (женщина снизу делала свечи), наше местечко казалось едва ли не элитным жильём по сравнению с отдалёнными трущобами вдоль стены.

Если здесь когда-то и были каменные дороги, их давно погребла под собой чавкающая чёрная земля. Мусор и отходы валялись прямо на улице. Желудок корчился в спазмах от вони затхлого мяса, забродившей кислятины и мочи. По улицам трущоб таскались погруженные в себя люди, многие волокли тележки с имуществом: пустое ведро, перевязанные лохмотья, огарки свечей, стеклянные бутылки.

Пройдя вдоль стены с километр, я собирался углубиться в город, но прежде заметил небольшую лавку, хотя её и лавкой-то не назовёшь: на двух бочках лежала прогнившая деревянная дверь, над которой возвышалась маленькая голова — Гвин. Уровень Митры — 0.

За прилавком стоял мальчик с грязным лицом и повязкой на лбу. Едва он заметил меня, по улице прокатился писклявый возглас:

— Подходите! Покупайте Митру!

— Что покупать? — я подошёл.

— Митру! — Гвин потряс передо мной колбой с голубой жидкостью.

— Ты продаёшь Митру?

— Да, — мальчик показал пальцем на бутылки разного размера, что стояли на прилавке. — Сто, пятьсот и тысяча Митры!

— Она настоящая? — я улыбнулся.

— Конечно! Мы с друзьями служим в монастыре, что стоит на Шершавой горе. За наше послушание Отра благословляет воду, превращая её в Митру. Обычно мы пьём её сами, но сейчас нам нужны деньги, чтобы кушать.

Последние слова Гвин проговорил шепотом. Непросто держать себя в руках, глядя на голодающего ребёнка, но я постарался:

— И что с ней делать?

— Пить! Понюхай как вкусно пахнет! — откупорив пробку, малец поднёс горлышко к носу. — Сколько выпьешь, столько прибавится Митры! У меня у самого уже четвёртый уровень!

Я хотел поправить Гвина и сказать, что у него не четвёртый уровень, а нулевой, но вовремя сообразил: пацан крутился как мог. Специально сказал про четвёртый уровень, чтобы проверить: вижу ли я надпись у него над головой. Если не вижу, то голубоватую жижу в бутылке тоже не прочитаю.

— Тебя как зовут?

— Норн, — не задумываясь, ответил он. — Маленькая бутылка стоит сто золотых, средняя — четыреста, большая — семьсот. Какую берёшь?

— Где твои родители? — спросил я, взяв в руку маленькую бутылку.

Мятный сироп.

Изготовлен из полевых растений и голубики.

— Дома.

— И они разрешают тебе стоять одному на улице и продавать Митру?

Гвин не успел ответить. Из щели в стене показалась ещё одна маленькая голова, плечи, а затем и торс целиком. Мальчик в тряпичной куртке, перевязанной ремнями на запястьях и плечах, напоминал этакого маленького ниндзю в боевом балахоне. Лоб перетягивала такая же серая повязка, как у Гвина.

— Уходим! — голос второго мальца звучал мужественнее продавца Митры.

— Почему?

— Бирюза на подходе!

— Но у меня покупатель! — запротестовал Гвин.

— Он ничего не купит! — мальчик говорил уверенно, да и делал всё довольно решительно.

— Почему?

Пацан, что вылез из дыры в стене, убрал колбы с прилавка и, приподняв дверь, спрятал их в одну из бочек. Его ничуть не смутило, что я стоял на расстоянии вытянутой руки.

— Он знает, что это не Митра! — мальчик толкнул Гвина в плечо. — Проснись! Они будут здесь через несколько минут!

Сощурив лоб, Гвин с укором посмотрел на меня, будто упрекал во лжи. То, что он собирался продать бутылку сиропа за сто или даже за семьсот золотых его не беспокоило.

— Шевелись! Хочешь, чтобы нас поймали?!

Гвин встрепенулся, поставил ногу на камень и принялся перевязывать ботинок, хотя тот скорее походил на самодельную портянку, нежели обувь.

— Быстрее! Исилас посадит нас в клетку, если поймает! Второй раз не убежим!

Исилас? Имя показалось знакомым. Я ещё раз окинул взглядом второго мальчика. Круглое лицо, слегка оттопыренные уши, большие ресницы. Стоп! Так это же Кат. Уровень Митры — 0 — тот самый мальчик из Хандо, которого забрал работорговец Ган!

— Эй, Кат! — задрав рукав на левой руке, я показал знаки Митры. — Помнишь меня?

Мальчик замер и уставился на запястье с матовыми татуировками. Не удивительно, что он меня не узнал, в Хандо я отличался светящимся знаком во лбу…

— Негожий? — спросил Кат.

Прежде чем я ответил, из глубины улицы прилетели звуки шагов. Кат дернул друга за рубашку, подталкивая к дырке в стене, Гвин скользнул внутрь. Следом, в дырку полез Кат, сунул в расщелину плечо, но затем развернулся и посмотрел на меня…

… … …

В тёмном помещении пахло сахаром. Скорее всего, здесь пахло сыростью, плесенью, гнилью и нечистотами, но сладкий запах перекрывал остальные. Над головой шаркали чьи-то ноги, гремела железная посуда — этажом выше кипела жизнь. Мы ютились в подвале или погребе.

Жёлтое пламя свечи тянулось к потолку. В углу на деревянных ящиках лежали одеяла и шкуры мелких зверьков — это кровать, у противоположной стены на бочках лежали доски — это стол. На столе: банки с голубикой, наваленная куча мяты, пустые стеклянные бутылки. Свет в подвал проступал через небольшую форточку под потолком, но мальчики завесили её куском ткани.

Скользнув взглядом по потрескавшемуся потолку, я посмотрел на шершавую стену, затем оценил дыры в полу, а после наткнулся на четыре вытаращенных глаза. Кат и Гвин сидели передо мной на деревянных ящиках и смотрели так, будто перед ними — не простой парень шестого уровня Митры, а самое малое — рыцарь пятнадцатого.