Зрелища средневековых римлян не дают, правда, никакого высокого понятия ни об их культуре, ни об их могуществе. Турниры были в то время прекраснейшими праздниками рыцарского духа. В Риме они не привились бы даже и помимо многократных запретов со стороны церкви; они вообще не привились в граждански-цивилизованной Италии. Но аристократия римская доставляла себе варварское, предков ее достойное удовольствие – бороться с быками. Она устроила 3 сентября 1332 г. бой быков в Колоссеуме. Судя по этому, там должны еще были сохраниться много зрительных рядов или вполне или настолько, что могли быть поправлены плотничьими работами. Мусор и осколки, наверно, покрывали арену; но бой происходил пеший. Мы имеем описание этого боя быков; оно дает нам мимолетные очертания молодых людей и прекрасных дам, блиставших в тогдашнем римском обществе, и целое, подобно метеору, проносится перед любопытными нашими очами. Как и в античные времена, так и теперь распределялись сидения по рангу. Знатные дамы сидели на крытых красным балконах, предводимые по кварталам тремя дамами, прекрасной Жаконой де Вико, Савеллой Орсини и одной дамой из дома Колонн. Народу предоставлено было занимать места как попало. Рыцари-борцы (приглашены были и иностранцы) носили на забралах цвета своих дам и девизы вроде следующих; «Я один, как Гораций; я Эней для Лавинии; я раб римской Лукреции». Орсини, Колонна, Савелли, Анибальди, Асталли, Капоччи Каффарелли, Конти, Патрески, Альтиери, Кореи, Манчини взошли на арену без лат, со шпагами и копьями. Каждый напал на своего быка. Бой был серьезный, на манер любого античного боя гладиаторов. Прекрасные дамы могли восторгаться безумным геройством своих поклонников и оплакивать 18 благородных юношей, лежащих пронзенными рогами быков на арене. Их предали торжественному погребению в С.-Мария Маджиоре и в Латеране. Столь смертоносная игра соответствовала дикости тогдашнего поколения. В ту же самую эпоху даваемы были в Неаполе перед глазами двора кровавые бои гладиаторов, с отвращением виденные и описанные Петраркой. Неизмеримо привлекательнее был в начале XIII века пурпурный замок Тревизо, в котором прелестные женщины весело обороняли себя и свои уборы и отдавали юношам, завоевывавшим эти сокровища при помощи букетов, конфет, стекляночек с бальзамами и веселого обхождения. Привлекательнее были и праздничные бригаты флорентинцев с игрой на лютне, танцами и пирами, о чем так часто рассказывают нам Виллани и новеллисты.
В Риме происходили ежегодные народные игры, более дубоватые, чем красивые. Во время карнавала, иногда же и при иных случаях, устраиваемы были они на Монте Тестаччио и на площади Навоне. В Средние века римский карнавал далеко отошел от характера, столь сильно прославившего этот праздник масок. И старые римляне с удивлением взирали бы на те празднества, до степени которых упали цирковые их игры, и на сенат, с помпой отправлявшийся на «гору обломков» для того, чтобы торжественно водрузить на поляне хоругвь Рима и подать сигнал к открытию грубых игр. К открытым тележкам привязывали свиней; их скатывали с Тестаччио, причем искусные игроки боролись за эту добычу. Каждый квартал приводил на бой осыпанного цветами быка. Его сменяли игры в копья и состязания борцов, в заключение же шел обычный во всей Италии бег взапуски с награждением победителя (bravium) куском сукна (pallium). Монте Тестаччио со своим Campus принадлежал с незапамятных времен приорату С.-Марии на Авентине, которому за пользование народ римский ежегодно платил по флорину золотом. Равнина кругом была пастбищем для скота; место празднества простиралось вплоть до старой башни на Авентине. Известна была легенда, что загадочный холм образовался из осколков ваз, в которых народы приносили дань свою в Рим. Она изображаема была 29 июня 1473 г. и, вероятно, не впервые, кортежем, в котором фигурировали сто богато украшенных и нагруженных данью мулов.
Также игры и на Навоне, древнем Circrs Agonalis, состояли из колотая копьями, и в особенности из процессии масок, производившихся позднее, в XV и XVI веках, с большим великолепием, ибо кварталы города привозили триумфальные колесницы, на которых разыгрываемы были мифологические и исторические сцены древности.
Для обоих празднеств поставляли кварталы испытанных борцов. Их законная цифра, по статутам 1580 г., равнялась 72. К ним присоединялись игроки из других городов, ибо празднества эти имели для Рима, как и в древности, политическое значение. Депутаты из вассальных городов Капитолия с их знаменами и паллиями являли для римлян некий еще призрак старолатинского господства и данничества подданных и союзников. Покоренные места должны были обязываться договорами командировкой на римские игры. Так, с 1300 г. ежегодно Тосканелла высылала восемь игроков, и такую же точно дань требовал Капитолий от Веллетри, Тиволи, Корнето, Террачины и других общин римской области. Они противились этому дорогостоящему символу подданства, и папы многократно воспрещали сенаторам добиваться нарядов на игры Рима вооруженной силой.
Расходы празднеств были значительны; помимо подвластных мест, разверстывались они по кварталам, и ежегодно платили евреи в Риме в виде праздничной дани 1130 гульденов золотом; 30 прямо, в виде карательного напоминания о цене Иуды. Иногда даваемы были при этих играх и драматические представления духовного характера, так называемые репрезентации (representationes). Римский один хронист повествует, что 18 февраля 1414 г. представлены были на Тестаччио игроками (jocatores) квартала Монти распятие св. Петра и обезглавление св. Павла. При этом едва ли может идти дело о настоящих актерах; это были простые граждане, практиковавшиеся на таких сценах. Римские Ludi Paschales произошли от братств, именно от братства del Gonfalone. Полагают, что подобные представления Страстей даваемы были на Колоссеуме уже после 1250 г. По крайней мере, происходить стали они со времени перехода амфитеатра этого к братству. Оно владело там воздвигнутой в античном подиуме и посвященной Maria della Pieta капеллой. Ее крыша, составленная из бывших рядов сидений, служила сценой, на которой долгое время в каждый четверг на Пасхе представляемы были Страсти Христовы. Стечение было столь велико, что Колоссеум переполнялся массами народа, как в античные времена. В дни, когда давали там блестящие праздники изнеженному народу римскому Коммод или Адриан, конечно, никому не могло прийти в голову, что настанет некогда время, когда тысячи наполнят разваливающееся великолепное здание, чтобы с набожным благоговением присутствовать при изображении крестной смерти Христа Спасителя, причем театром служила пара сидений.
5. Петрарка и монументы древности. – Уничтожение их выжиганием извести. – Сетования Хризолораса об участи статуй в Риме. – Вкус к пластике водворяется лишь после возрождения античной науки. – Публичные бюсты в Риме. – Отыскание группы Нила. – Архитектура. – Перечисление античных сооружений Петраркой. – Фацио дельи Уберти. – Взгляд и отчет о Риме Поджио. – Храмы. – Портики. – Театры. – Цирки. – Форумы. – Термы. – Водопроводы. – Триумфальные арки. – Колонны. – Мавзолеи. – Мосты. – Стены. – Ворота. – Холмы. – Общая картина Рима. – 13 кварталов, их имена и гербы. – Новые и старые улицы. – Постройка домов. – Римский колоннадный дом в Средние века. – Готика в XIV веке. – Число населения Рима. – Запустение Кампаньи
В начале Средних веков местами раздавались элегические сетования на упадок города. В XIV веке Петрарка первый во имя итальянского национального чувства и уважения древности возбудил протест против разрушения его. Мы видели, как он обрушивал виновность в разорении Рима на разбойническую знать, продолжавшую разрушительное дело готфов и вандалов, своих предшественников. Но наравне с аристократами вели войну и все прочие римляне, грабившие бездомовные древности и истреблявшие или продававшие любителям колонны, архитравы, мраморные всякого рода изваяния. Известковые печи поглощали ежедневно бесчисленный мрамор. «Статуи, – так писал Хризолорас, – лежат разбитые во прахе или обжигаются на известь или же обращаются на кирпич; счастливее еще такие изваяния, которые употребляются в виде подножки при взлезании на лошадь, в виде цоколя для стен и сенных ясель». Образованный грек утешал себя, впрочем, мыслью, что многие статуи лежат еще в кустарнике или в мусоре. Там ждали они своего восстания. Но гуманисты открыли классические статуи позднее классических кодексов. Потребность строительного искусства назрела лишь по удовлетворении научного стремления. Петрарка в Риме не углублялся в созерцание красот какого-либо произведения классического искусства. Лишь по усвоении Аристотеля и Платона последовало понимание Фидия и Праксителя, и, помимо того, легче было извлекать рукописи из монастырской пыли, нежели статуи из-под мусора терм. Во времена Поджио найден был у Минервы знаменитый лежащий Нил во время случайных производимых для садки дерев раскопок. Прискучив многочисленными посетителями, владелец участка снова спокойно прикрыл землей это чудо искусства. Пятьдесят лет спустя это ему не было бы уже более дозволено.
