Самый город с каждым днем приходил все в большее разрушение. Григорий, относившийся равнодушно к храмам Рима, смотрел с сокрушением на испорченные водопроводы, которым грозило окончательное и скорое уничтожение в том случае, если государство не возьмет на себя заботу о восстановлении их. Много раз пишет Григорий своему нунцию в Равенне, иподиакону Иоанну, предлагая ему настоятельно просить префекта Италии о том, чтобы он признал необходимым восстановление водопроводов и возложил это дело на vicecomes Августа. По-видимому, этот чиновник действительно был облечен в Равенне древним саном графа водопроводов. Но затем ничего другого более не воспоследовало; водопроводы по-прежнему были предоставлены разрушению и, кроме не имевших значения попыток к исправлению их, ни один из водопроводов не был восстановлен. Вообще имена, принадлежавшие Древнему Риму, упоминаются при Григории только тогда, и то вскользь, когда заходит речь о церквях и монастырях; памятники же древности все более и более окутывал мрак ночи.

Наша задача – проследить значение великого епископа для Рима; значение же Григория для церкви составляет предмет истории уже самой церкви. Когда Григории стал папой, века долгой борьбы, в которые было сооружено здание церковного учения, были уже в прошлом, и основные догматы католической веры о Троице и естестве Христа были установлены навсегда. Период отцов церкви был закончен; наступило иное время, когда Восток отделился от Запада и стала создаваться абсолютная власть римского папы. Эта эпоха началась со вступлением на папский престол Григория основы папского владычества были положены им подобно тому, как его предшественником, Львом I, было достигнуто признание первенства апостольского престола. Восточные диоцезы, Антиохия и Александрия, а в особенности Константинополь не переставали оспаривать это первенство. Константинопольский патриарх

Иоанн присвоил себе титул вселенского епископа; но Григорий твердо воспротивился такому самовозвышению и в то же время с большим тактом стал первый между папами смиренно называть себя «слугою слуг Господних».

Натянутые отношения, существовавшие между папами и Востоком, с течением времени привели к полному разрыву; это обстоятельство помогло Западу получить самостоятельное значение, достигнутое главным образом союзом римской церкви с германцами; греческая же церковь постепенно утрачивала свое могущество, так как ее патриархата, древнейшие христианские установления, были почти уничтожены исламом.

Точно так же Григорию же обязан римский престол и расширением сферы своего влияния на Западе, далеко за пределы собственно римского патриархата. В границах римской диоцезы, установленных Константином, римскому епископу, как митрополиту этой диоцезы, принадлежала духовная юрисдикция в десяти ближайших к Риму провинциях Италии, подчиненных vicarius'y Romae; но митрополиты Равенны, Милана и Аквилеи не признавали апостольской власти римского епископа в своих областях: первый – в Эмилии и Фламинии, второй – в Лигурии, Коттийских Альпах и в обеих Рециях, и третий – в Венеции и Италии. Тем не менее Григорий, несмотря на эти протесты, утверждал приоритет преемника св. Петра и в действительности стал патриархом Запада. Затем более тесная связь с римским престолом германских церквей в Галлии и Испании, где король вестготов Реккаред вместе со своим народом присоединился к католичеству, была также достигнута Григорием; объединению же веры в самой Италии содействовало постепенное присоединение к католичеству лангобардов – ариан, происходившее под влиянием ревностной католички королевы Теоделинды.

Как «консул Бога», Григорий покорил Риму и далекий британский остров. Рассказывают, что однажды Григорий, когда еще не был папой, увидел на форуме, где находился тогда невольничий рынок, выставленными на продажу трех красивых мальчиков-чужеземцев, и, узнав, кто они, воскликнул: «Англы – они похожи на ангелов!» Выкупив из неволи этих безродных отроков и охваченный «апостольским Духом», Григорий хотел сам идти миссионером в эту дальнюю страну, но римляне решительно восстали против этого, и уже только в 596 г. Григорию удалось послать из своего монастыря несколько монахов с Августином во главе их на этот далекий остров, принадлежавший некогда римлянам. Успех этой миссии был огромный. Два столетия тому назад Британия отложилась от римской империи и затем была завоевана мужественным народом англосаксов. Теперь эта страна силой одиноко стоявшего у Колизея монастыря была подчинена ортодоксальной римской церкви как новая, воспламененная ревностью к вере провинция. Григорий решил тогда воскресить древние воспоминания и назвал короля Адельберта и его жену Адельбергу новым Константином и новой Еленой.

Так могущественный дух этого величайшего человека своего времени покорял страны и народы и вселял в них благоговение и страх к Риму. С полным достоинством держал он себя по отношению к императору и к королям, увещевая их быть справедливыми и милостивыми к своим подданным. И отдельные лица, и целые провинции находили в нем заступника перед произволом императорских чиновников; его чуткое ухо улавливало народные стенания даже в дикой Корсике и в далекой Африке. Никто из пап не ставил так высоко значение своего сана, и ни одному из них не посчастливилось удержаться на высоте такого понимания; заботы и корреспонденция Григория обнимали собой все страны, где только существовало христианство. Ни один папа не оставлял после себя столько писаний, сколько принадлежит Григорию, которого называют последним отцом церкви. Более возвышенного и более благородного человека на престоле Петра никогда не было. Положив в течение своего поистине славного правления начало верховной власти римского епископа над западной церковью, длившейся целую тысячу лет, Григорий I умер в Риме 12 марта 604 г.

В настоящее время в Риме существует очень немного памятников, напоминающих Григория. С одной стороны бедственное время, вероятно, лишало Григория возможности украсить родной город новыми постройками, с другой – мысль Григория, сосредоточенная единственно на спасении души человека, была, быть может, чужда, по словам монаха Беды, тому внешнему великолепию сверкающих золотом и серебром церквей, к которому стремились другие епископы. Книга пап, столь изобилующая перечислениями сооружений предшественников Григория и сделанных ими священных приношений, упоминает в поразительно кратком жизнеописании Григория только о том, что он воздвиг апостолу Петру из серебра ciborium о четырех колоннах, т. е. балдахин над главным алтарем, называвшийся также fastigium. Мы уже знаем из писем Григория, что он выписывал из Калабрии балки, назначавшиеся для базилик Св. Петра и Павла, но остается вопросом, были ли действительно сделаны исправления. О постройке Григорием собственного монастыря на clivus Scauri мы уже говорили. Было бы большим приобретением для истории живописи, если бы сохранились до настоящего времени картины, которые Григорий приказал написать в атриуме своего монастыря; Иоанн Диакон еще видел эти картины и подробно описал их. Это были фрески, из чего можно заключить, что в то время в школах изучалась также и живопись. Св. Петр был изображен сидящим на троне, а отец Григория, Гордиан, стоящим перед Петром и держащим его за правую руку. На Гордиане было надето диаконское облачение, темно-коричневая планета поверх далматика, и на ногах невысокие сапоги. Лицо у него было продолговатое и преисполненное важности; его окаймляла небольшая борода; волосы густые; глаза оживленные. Другая картина, которая должна была изображать благочестивую мать Григория, Сильвию, была портретом одной знатной римской матроны того времени. На Сильвии был изображен белый плащ, перекинутый, по древнему римскому обычаю, складками от правого плеча к левому; белая туника, доходившая до самой шеи, ниспадала к ногам и, наподобие далматика, была украшена двумя нашитыми на нее полосами. На голове Сильвии была надета белая митра или какой-то другой убор; пальцы правой руки были сложены, по-видимому, для крестного знаменья, левая же рука держала молитвенник, на котором можно было прочесть: «Vivit anima mea, et laudabii te, et indicia tua adjuvabunt те» («Да будет живою душа моя, да хвалит Тебя, и да послужат мне во спасение знамения Твои»). Вид этого изображения вызывал в Иоанне Диаконе чувство благоговения, и он находил, что лицо сохраняло всю свою первоначальную красоту, несмотря на то, что принадлежало женщине уже преклонного возраста. Круглое бледное лицо было изборождено морщинами, но большие голубые глаза с тонкими бровями над ними, прекрасно очерченные губы и радостное выражение лица говорили зрителю о счастье, которым было полно сердце этой женщины, давшей миру такого сына.