С этого времени Карл стал смотреть на себя как на короля Сицилии, хотя медлительный папа только 4 ноября утвердил инвеституру. Уже с июля Карл стал издавать королевские приказы, а 14 октября 1265 г. для увековечения памяти своего сенаторства в Риме, к которому он был призван Божиим промыслом, и для блага великого города он повелел основать университет. Однако ему предстояло сделать важный шаг: завоевать в действительности королевство, приобретенное на пергаменте, а это казалось невозможным вследствие тысячи препятствий.

Когда Карл вступил в Рим, Манфред находился в Фоджии. Оттуда он послал 24 мая длинный манифест к римлянам. В нем он говорил, что как потомок славных императоров, владевших миром, он имел бы право домогаться даже императорской короны, но себялюбивая церковь начала с ним войну в его собственной земле; когда же она там была им побеждена, то призвала на императорский трон графа Ричарда и короля Кастилии. Защищая свои права, он снова подчинил себе Тоскану и Марки; по могуществу и богатству он превосходит всех других государей, так как он владычествует почти над всей Италией, над морем до Туниса и Сардинии и над наибольшей частью Романьи. Несмотря на это папа призвал против него графа Прованского. Чтобы наказать такое высокомерие, он послал свои войска в Церковную область, где начальство над ними принял Петр Вико. Алчная церковь старается помешать ему восстановить империю, хотя она и отрицает это, подобно вдове, которая явно оплакивает смерть своего мужа, а втайне радуется тому, что получила его наследство. Далее Манфред говорил римлянам, что церковь стремится к тому, чтобы ей самой завладеть империей, и преследует потомство Фридриха, чтобы окончательно получить господство над всеми королями и землями, право на которое она выводит из несуществующего дарения Константина. Он упрекал римлян в том, что они сами своим малодушием делают возможными такие притязания, так как им принадлежит избрание и коронование императора. Сам он хотел бы получить от них императорство, хотя бы мог сделать это даже и против воли сената, подобно Юлию Цезарю или своему прадеду Фридриху. В заключение он приглашал римлян удалить от себя наместника графа Анжуйского; он сам придет с военной силой, чтобы принять от Сената и римского народа императорскую диадему.

Этот замечательный манифест обозначает собою высший пункт сознания Манфредом своего могущества. Он представляет собой подведенный им итог своей жизни. Положение, достигнутое им в Италии, равно как сила и процветание его государства, узаконили его быть настоящим наследником Фридриха и в то же время давали ему основание начать борьбу с папством. Он открыто высказал, что его цель – восстановление империи и что он хочет получить корону в Риме от Римского народа.

Когда вскоре после этого Манфред узнал, что Карл находится в Риме, то он должен был попытаться раздавить его прежде, чем придет шедшее по сухому пути его войско. Такое предприятие было трудно, а с апулийцами и сарацинами почти невыполнимо. Отпадение многих гибеллинов скоро показало ему, что он не может положиться и на эту партию, так как Остия и Чивита-Веккия были сданы Карлу, и даже Петр Вико, бывший до сих пор самым деятельным главой гибеллинов в римской Тусции, перешел в лагерь неприятеля. Манфред решил идти в римскую область. Рассчитывая выманить Карла из Рима и затем уничтожить его, он намеревался двигаться из Абруццких гор на Тиволи. В июле он дошел до Целле, теперешнего Карсоли, заранее приказав своему генеральному наместнику в Тусции графу Гвидо Новелло идти со всем войском тоже на Рим. Войска обоих противников впервые вступили в бой в горах возле Тиволи, но попытка проникнуть в город окончилась неудачей, и все дело ограничилось незначительными стычками.

Манфред, как некогда Фридрих II, расположился лагерем на полях Тальякоццо, где лишь два года спустя последний из его рода, у которого он отнял корону Сицилии, должен был погибнуть от того же Карла Анжуйского. Не взяв Тиволи, он хотел пойти на восток в Сполетскую область, но известия из Апулии заставили его вернуться в королевство. Он поспешил сделать это, предварительно усилив гарнизон Виковаро.

Нетерпение Карла помериться со своим противником задерживалось разными обстоятельствами. Известие о том, что он уже в сентябре лично вышел из Рима дошел до Лириса и затем воротился назад, недостоверно.

Измена начала свое темное дело в Сицилийском королевстве; многие барон тайно вступили в переговоры с Карлом. Шли слухи, что 60 000 провансальцев проложили себе дорогу через Ломбардию и что крестовый поход против Манфреда с успехом проповедовался во всех странах. Народы, привыкшие слышать проповедь против одного и того же немецкого рода, против отцов, сыновей и внуков без размышления внимали и призыву Климента IV, внушавшего им, что церковь в лице графа Прованского выставила борца против «напитанного ядом исчадия дракона из ядовитого рода» и призывает верующих, как крестоносцев, стать под знамя Карла а главное – давать деньги, за что им будет прощено всякое прегрешение. Как во времена Фридриха II, по Италии и Апулии рассеялись толпы нищенствующих монахов, проповедовавших ненависть против существующего правительства, побуждавших к измене и наполнявших душу народа суеверным страхом.

Манфред, который очень хорошо знал, какую нужду в деньгах терпели Карл в Риме, а Климент в Перуджии, не сомневался, что это обстоятельство приведет к крушению их плана. Редко большое предприятие велось с такими жалкими средствами. Расходы на завоевание Сицилии были в буквальном смысле слова выпрошены, как милостыня, или заняты у ростовщиков. Обеднение обремененного долгами Карла было так велико, что он не мог покрывать своих ежедневных издержек (1200 туронских фунтов). Он осаждал папу, а папа – французского короля и епископов жалобными просьбами о деньгах; мы и теперь еще можем прочитать многие письма папы, печальные памятники предприятия, которое никогда не могло послужить к чести церкви. «Моя казна совершенно пуста: почему – это покажет тебе взгляд на мировую смуту. Англия противится, Германия не хочет слушаться, Франция вздыхает и ворчит, Испании много своего дела, Италия не платит, а сама поглощает деньги. Как может папа, не прибегая к безбожным средствам, достать для себя или для других деньги или войско? Ни при каком предприятии не находился в таком беспомощном положении». Так писал Климент к Карлу. Церковная десятина первого года была израсходована на снаряжение войск; Франция не хотела давать больше денег, и папа считал предприятие погибшим Карл пытался сделать заем у римских купцов, но они потребовали в залог римские церковные имущества, и Климент скрепя сердце согласился на выдачу такого залогового обязательства, так как он сознавал, что если заем не состоится, то графу останется умереть с голоду или бежать. С трудом под этот залог достали 30 000 фунтов; говорили, что Манфред удерживал своим золотом римские банки от больших уплат. Ростовщики Южной Франции, Италии и Рима воспользовались «Сицилийским гешефтом», чтобы обобрать и папу и графа. «Спроси, – писал папа кардиналу Симону, – у самого графа, как плачевна его жизнь; в поте лица выпрашивает он для себя и для своих людей одежду и пропитание и постоянно смотрит на руки своих заимодавцев, которые высасывают из него кровь. То, что не стоит двух пфенингов, они оценивают в солид, да и это он может получить лишь с трудом посредством лести и унизительных просьб». Климент никогда не переживал более страшных дней, чем тогда, когда политические предприятия церкви принуждали его нисходить до мелких забот, которые должны бы были остаться навсегда чуждыми христианскому пастырю.