Со всеми этими планами совпадали и интересы папы. Он был очень стеснен в Риме партией Марозии, унаследовавшей богатство, приверженцев и могущество своих уже умерших родителей. Решив еще раз чьей-нибудь сильной рукой смирить партии и думая снова восстановить императорскую власть, Иоанн X вместе с ломбардцами сосредоточил свои надежды на Гуго Прованском. Отправленные папой послы нашли Гуго уже в Пизе. В 926 г. в Павии Гуго был провозглашен королем Италии, отсюда он направился в Мантую, где встретился с папой и заключил с ним договор. Условием получения императорской короны было, вероятно, освобождение папы от его врагов в Риме. Но Иоанн обманулся в результатах своей поездки и своих переговоров: власть Марозии была в это время более сильна, чем когда-либо. Как только вдова Альберика узнала, что Гуго предстоит сделаться королем Италии, она решила искать опоры в его могущественном сводном брате, маркграфе тусцийском Гвидо, и предложила ему свою руку. Гвидо не пренебрег богатой римской senatrix, вместе с которой в его руки могла перейти и власть над городом. Таким образом партия Феофилакта, теперь уже Марозии, действовавшая при Беренгаре в национальных интересах, перешла на сторону тосканцев, более всего содействовавших возвышению государей Прованса.

По возвращении в Рим несчастный папа мог стать только жертвой своих врагов. Тем но менее он сумел продержаться еще два бурных года под мечом противников, и это служит наилучшим доказательством ума и энергии этого папы. Его опорой, вооруженной рукой был его брат Петр, о котором, как мы видели, особо упоминается при коронации Беренгара. По-видимому, Иоанн поставил Петра во главе городского управления и возвел его в консулы по смерти Альберика. Вероятно, под предводительством Петра римляне восстали против Альберика, победили его и овладели Гортой. Летописец сорактский называет Петра даже маркграфом, и, если только тут нет смешения с Альбериком, возможно, что Петру удалось получить сан Альберика и овладеть его землями. В скудных хрониках говорится ясно, что Петр был преградой для партии, которая стремилась низвергнуть Иоанна, возвести на престол св. Петра свою креатуру и таким образом взять в свои руки власть над Римом. Гвидо и Марозия, стремившиеся к патрициату, далеко еще не были властителями Рима. Лишь после того, как были скрытно собраны войска в городе, было произведено нападение на Латеран. Если верить летописцу, Петр сначала был изгнан в Горту. Призвав венгров, он вернулся с ними в Рим и опять появился у брата в Латеране. Тогда на глазах у папы народ изрубил Петра, а наемники Гвидо схватили самого Иоанна и по приказанию Марозии заключили его в замок Св. Ангела. Римский народ, приведенный в отчаяние опустошениями, которым подвергли страну венгры, призванные сначала Альбериком и затем также Петром, чего, быть может, в действительности он не сделал, был рад каждой перемене правления, каждому падению папы и поддержал революцию. Этот переворот, – к сожалению, остающийся не выясненным, – произошел в июне или июле 928 г., а в следующем году Иоанн X, находившийся в темнице, умер или от голода, или был задушен.

Так незаслуженно окончилась судьба человека, стремившегося к благополучию Рима; нельзя также не чувствовать удивления к этой судьбе, так как начало и конец деятельности Иоанна X как папы связаны с вмешательством в нее двух женщин, матери и дочери: Феодоры, через которую Иоанн получил папскую корону, и Марозии, которая его лишила и этой короны, и жизни. Условия, которым обязан был своим возвышением Иоанн, и близкое участие, которое принимали в его карьере названные женщины, составившие себе дурную славу, послужили многим историкам церкви и более других Баронию основанием предать проклятию память этого папы; а между тем личность Иоанна X, – греховность которого утверждается только молвой, а выдающиеся способности имели действительное историческое значение, – выступает из мрака того времени как один из таких образов между папами, которые наиболее заслуживают сохранения о них памяти.

Церковно-исторические акты воздают честь деятельности Иоанна X и его отношению ко всем христианским странам и прославляют его как одного из реформаторов монашества, так как строгий устав Клюнийского ордена был утвержден Иоанном. Его попытка внести через Беренгара в Италию порядок заслуживала похвалы, а слава, которой покрыл себя этот папа, освободив великой лигой свою отчизну от сарацин, останется за его именем навсегда.

В Риме не существует ни одного памятника Иоанну. Имеются указания, что он окончил сооружение Латеранской базилики и украсил дворец картинами. Можно предполагать, что в недолгие годы спокойствия, следовавшие за победой при Гарильяно, Иоанн употребил взятые в добычу у сарацин сокровища на завершение того, что было сделано Сергием в Латеранской базилике.

За Иоанном X следовали два незначительных папы; нет сомнения, что оба они были креатурами Марозии, которая стала теперь всемогущей, но еще не решалась возвести на папский престол своего собственного сына ввиду его слишком юного возраста. Лев VI, сын примицерия Христофора, оставался папой лишь несколько месяцев, когда насильственно удаленный предшественник его еще томился в темнице. Льва VI сменил на папском престоле Стефан VII, также римлянин. Несмотря на то что он оставался папой в течение более чем двух лет до февраля или марта 931 г., остается совершенно неизвестным, чем ознаменовалось его пребывание в сане папы. И вообще понтификат этих двух пап оказался в таком полном забвении, что более молодой современник их Лиутпранд совершенно не упоминает о них и от Иоанна X переходит прямо к Иоанну XI. Со вступлением же на престол Петра этого папы власть Марозии стала уже неограниченной.

Иоанн XI был сыном этой так обесславившей себя римлянки, которая приказывала титуловать ее именем senatrix и даже patricia, так как она действительно была и светской властительницей города, и сама назначала пап. Отцом Иоанна XI считался Сергий III, но это не вполне достоверно. Наступило время, когда и церковь, и Рим были тиранизированы женщиной. В ту пору второй муж Марозии, Гвидо Тусцийский, возведенный, конечно, римлянами в сан патриция уже умер, а его маркграфство перешло к его брату Ламберту. Едва овдовев, Марозия решила вступить в третий брак и свои все более и более смелые помыслы остановила на Гуго, короле Италии. Как человек молодой, могущественный и честолюбивый Ламберт был опасным соперником для Гуго, и потому последний поспешил устранить его с своей дороги и принял предложенную ему руку патриции Рима.

Вероломный, корыстный и чувственный интриган, отважный и не знающий совести, готовый ради того, чтобы расширить свое итальянское королевство, прибегнуть к самым бесчестным средствам, Гуго был истинным представителем своего времени. Во Франции, как и в Италии, и государство, и церковь были в глубочайшем упадке, но Германии эта романская язва коснулась лишь слегка. Как хранившая в себе этическое и правовое начала, эта страна была призвана восстановить церковь и вместе с ней империю Карла. Но для такого восстановления время тогда еще не пришло, и Италии еще предстояло дойти до полного распада. Если бы мы имели возможность выйти из пределов истории Рима, мы указали бы, как Гуго распродавал епископства и аббатства Италии, водворяя всюду своих бесчестных любимцев, как он давал волю всякому вожделению и всюду душил чувство справедливости. Епископ Лиутпранд, пленивший Гуго благозвучием своего голоса, был пажом при дворе этого короля в Павии и здесь приобрел склонность относиться к вещам легко и поверхностно, что отчасти и чувствуется в его произведениях. Как позднее Маккиавелли превознес Цезаря Борджиа, так и Лиутпранд воздал хвалу тирану Гуго. Признательность, политические соображения и воспоминания о молодых годах, проведенных при дворе Гуго, повлияли на суждения Лиутпранда; он восхваляет Гуго как человека умного, смелого и щедрого, преданного духовенству и наукам и не задумываясь называет его даже философом. Нет сомнения, что государь этот обладал выдающимися способностями; его распущенность была облечена в рыцарские формы. Вступая часто в общение со святыми людьми, как, например, с Одоном Клюнийским, Гуго в то же время был самым бесстыдным сластолюбцем своего времени. И эту чувственную распущенность не мог не порицать даже сам Лиутпранд, который видел в женщинах только наложниц и восторгался остроумием народа, прозвавшего любовниц Гуго именами языческих богинь; Пезолу – Венерой, Розу – Юноной и красавицу римлянку Стефанию – Семелой. В епископе, не знавшем голоса совести, преступления Гуго не искоренили окончательно любви к правдивости, и он сообщает, что Гуго, решив вступить в брак с Марозией, не остановился перед тем, чтобы предать бесчестию свою собственную мать. Каноническими законами брак между свойственниками воспрещался как кровосмешение; Марозия же была женой Гвидо, сводного брата Гуго. Сначала Гуго публично объявил, что трое детей его матери Берты были не ее детьми, а подкидышами; но Ламберт по обычаю своего времени вступил в поединок и, выйдя я из него победителем, тем доказал свое законное происхождение. Тогда Гуго заманил своего сводного брата к себе, велел ослепить его и заключил в тюрьму, а маркграфство тосканское передал брату своему Бозону (от того же отца) Затем, получив свободу со смертью своей жены Альды, Гуго направился в Рим для совершения брака с Марозией.