Мудрая его сдержанность обеспечила блестящую будущность ему и его дому; с королем Робертом и с Иоанном XXII состоял он в наидружественных отношениях, причем большая часть его сыновей избрала духовную карьеру. Когда император узнал об этой выходке, то послал за смелым Колонной конную погоню, но она не достигла цели. На следующий день, 23 апреля, созвал он в Ватикан магистратов, военачальников и представителей народа. Собрание это издало постановление, чтобы отныне каждый папа жил в Риме и не дерзал покидать город на более долгий срок, чем три летних месяца, не отъезжая далее двухсуточного переезда, и всегда с дозволения народа; коль скоро он станет поступать вопреки запрету и не возвратится по троекратном приглашении от римского клира и народа, то должен лишиться своего места – бессмысленный декрет, низводивший верховного главу церкви на степень какого-нибудь подесты. Столь велико было ожесточение императора, что он изрек даже 28 апреля над Иоанном XXII смертный приговор, как над еретиком и оскорбителем величества.

Логическим последствием всех этих действий явилось возведение нового папы. Схизматики-минориты требовали для этого взятие личности из их среды, последователя нищеты, каким был Целестин V, и через подобный идеал вторично должно было найти себе осуществление пророческое царство Св. Франциска. Тиара предложена была одному брату ордена, но последний устрашился ее и бежал. Другой монах дал себя соблазнить стать жертвой схизмы. То был Петр Райналуччи из Корбары, местечка под Аквилон, где некогда происходила арена истории мурронского святого. Петр жил, как минорит, в монастыре Арачели; его называли беспорочным человеком, но жизненная его карьера показала неспособность его к роли антипапы. На избирательном собрании духовных и лаиков простодушный монах избран был в папы.

12 мая собрались римляне на площади Св. Петра, где над лестницей собора слышались еще отголоски предыдущих сцен. Император приказал избранному занять место под своим балдахином, а Фра Николай де Фабриано произнес речь на текст: «Петр, возвратившись домой, рек: Ангел Божий явился и избавил нас от рук Ирода и всех партий иудейских». Вслед за этим епископ Венеции трижды вопросил с амвона, желает ли народ иметь Фра Пиетро ди Корбара папой. Отвечали да, хотя и рассчитывали, что будет избран римлянин. Епископ прочел императорский конфирмационный декрет об избрании; император встал, провозгласил папой Николая V, надел ему перстень рыболова на палец, облачил в мантию и посадил возле себя по правую сторону. Так сидели перед изумленными римлянами – самими ими венчанный император и самими ими избранный папа. Затем проследовали в собор, где совершены были церемонии возведения на трон и славословия. Епископ Иаков Венецианский помазал антипапу, а император собственноручно возложил ему на голову папскую корону. Банкет завершил это торжество. Фридрих II, согласно признанию церкви, страшнейший ее враг, должен был казаться теперь в глазах ее крайне умеренною личностью по сравнению с Людовиком Баварцем; ибо последний отважился на то, на что не дерзнул тот: он поверг церковь в раскол, подобного которому она не испытывала в течение 150 лет. С невероятной дерзостью придал он распре между императорством и папством революционный и демократический оборот. Он отринул все признававшиеся Габсбургами канонические постановления о супрематии папы. Как некогда папы заключали союз с демократией для поборания императоров, так Людовик апеллировал теперь (и это есть для Рима важнейший факт его истории) к демократическому принципу величества римского народа. Он приял из рук его корону; он же возвратил ему право избрания папы. Объявив всех кардиналов еретиками, устроил он избрание папы духовными и мирянами, по старому обычаю, и затем утвердил и короновал его по императорскому всемогуществу. По смерти Климента V Данте ясно выразил в увещательном письме своем к кардиналам в Авиньон, что им одним принадлежало право папского избрания, и ни один голос не поднялся тогда в лишенном присутствия папы Риме напомнить, что право выборов в доиерархическое время принадлежало римскому народу. Память об этом пробуждена была, да и то насильственно, лишь революцией при Людовике. Радикальный переворот строя явился, таким образом, последствием изгнания пап в Авиньон, борьбы, столь безрассудно завязанной Иоанном XXII с империей, и воздействием реформаторских доктрин монархии в связи со схизмой францисканцев. Насильственные деяния Иоанна и Людовика, тяжелые их процессы, пространные расследования об императорской и папской власти, вызванные их борьбой, составили заключительный процесс великой средневековой борьбы, перенесенной на более отвлеченную почву. Начинался век Реформации; вдали занималось церковное отпадение Германии от Италии и стало неизбежно, как только состоялось таковое же политическое. Обе власти, великие всемирно-мировые средневековые институты, церковь и империя, в последний еще раз мерявшиеся силами, являлись уже лишь тенями своего прошлого. После падения Бонифация VIII из-за поражения французской монархии, после бегства пап в какой-то угол Прованса папство навсегда распростилось со своим всесветно повелевающим величеством. После падения Гогенштауфенов, после пожертвований империей Габсбургами, после неудачной экспедиции Генриха VII испарился и цезаризм, и Людовик Баварский, унизивший его до инвеституры от Капитолия, лишил корону Карла Великого в глазах всех, веривших еще в старую иерархию империи, последнего отблеска ее величия. В высшей степени замечательно, что вскоре после эпохи, когда Данте создал культ высшего идеала римского императорства, само оно при Людовике и преемниках его фактически упало на низшую ступень своей профанизации.

Завоевание Неаполя являлось истинной задачей и практическим смыслом римской экспедиции Людовика, ибо неотменно сделало бы его повелителем всей Италии, а миноритского монаха, вероятно, папой в покинутом Св. Петре. План этот его живо занимал; но удаление Каструччио, недостаток вспомогательных средств и неповоротливость его союзников помешали его выполнению. Тотчас вслед за возведением лжепапы король Роберт сделал императору вызов, вторгнувшись со своими войсками, по воле Иоанна XXII в Кампанью. Галеры его проникли в Тибр до Св. Павла; один из отрядов Людовика отбит был от Остии; это произвело самое скверное впечатление в городе. 17 мая император отправился в Тиволи всего на четыре дня, только лишь ради пустой пышности, желая дать римлянам пышный коронационный спектакль. Уже в Троицын день он вернулся, переночевал у Св. Лоренцо, приказал устроить себе торжественную встречу и через разукрашенный Рим проследовал к Св. Петру. Здесь возложил он на нового папу тиару; папа же ему – корону на голову, что имело вид взаимного конфирмования; тогда же Людовик возобновил опалу Генриха VII против Роберта, Николай V также подтвердил все процессы против Иоанна XXII, над которым, как над еретиком, изрек осуждение, причем повелел всех не признающих его самого папой привлекать к инквизиции и карать смертью. Он окружил себя кардинальской коллегией и назначил ректоров и легабов для церковных провинций и для Ломбардии. Тем не менее лжепапство встречало оппозицию не только среди римлян, но даже в самом лагере Людовика; Фридрих Сицилийский не признавал Николая V, даже некоторые гибеллинские города не хотели ничего знать про него, а если в иных его и признавали из политических причин, то, во всяком случае, он назначением нунциев и епископов породил смуты в Германии и Италии, и схизма была более бессильной, чем предшествующие церковные расколы, вызывавшиеся императорами.