Но ценные приношения были сделаны не в одну только базилику Св. Петра; ограбленная базилика Св. Павла и многие другие церкви, даже провинциальные, были также обогащены соответственными украшениями, и уже по этой одной ассирийской расточительности Рим по праву мог называться «золотым». Средства, затраченные Львом IV на постройку Леонины и городов Порто, Леополя, Горты и Америи, показывают, что церковь в эту пору была богаче, чем при Льве X; в эпоху Льва IV церковь не располагала сколько-нибудь значительными доходами с чужеземных стран, хотя ей и постоянно завещались имущества и делались приношения из этих стран. Израсходовать столько миллионов денег Лев IV мог, главным образом, только из собственных доходов самого государства. Папы еще не копили тогда богатств лично для себя, и связанное с непотизмом расточительство тогда еще не было известно; точно так же и образ жизни папской курии в то время был в полной гармонии с суровым духом монашества; таким образом церковная касса оказывалась всегда полной и ее средства могли быть употреблены на достижение великих и благодетельных целей.

Будучи кардиналом церкви Quattro Coronati, Лев IV построил заново и эту базилику. Пожаром в Риме при Роберте Гвискарде, в конце XI в., она была уничтожена, и в церкви, восстановленной позднее, сохранились только немногие следы постройки Льва IV На Via Sacra он заново выстроил церковь Св. Марии, которая называлась antique, но теперь получила название nova. Это та самая церковь, которая стоит среди развалин храма Венеры и Рима, неподалеку от арки Тита, и в XVII в. получила название S.-Francesca Romana. Постройку ее закончил Николай I, украсивший абсиду мозаикой; но та мозаика, которая существует в настоящее время в этой церкви, едва ли принадлежит IX веку.

Заботы Льва простирались также на церкви и монастыри других городов. Некоторые из этих церквей и монастырей заслуживают упоминания; так, например, монастыри Бенедикта и Св. Схоластики в Субиако (в ту пору еще Sub Lacu), монастырь Сильвестра на Соракте, церкви в Фунди, Террачине и Ананьи. В первый раз в биографии этого папы встречается имя Фраскати или Фраската. Оно обозначало место, которое уже было заселено, так как в нем было несколько церквей; таким образом, то место Албанских гор, где в настоящее время находится Фраскати, было уже в IX веке застроено и названо этим именем.

Война с сарацинами и нововведения Льва настолько заслоняют собой все другие события в Риме того времени, что упомянуть мы можем только о немногих из них. В 850 г. в базилике Св. Петра папа возложил императорскую корону на Людовика II, который раньше, согласно обычаю, был возведен Лотарем в сан императора в имперском сейме. Неизвестно, в какой день происходило коронование. Новый император, по-видимому, вступил в борьбу с сарацинами в Южной Италии, так как в 852 г. им был обложен Бари. Но затем Людовик вернулся в Верхнюю Италию, и римляне жаловались Лотарю, что Людовик ничего не сделал для их защиты. В 853 г. внимание римлян было занято некоторое время собором, созванным для обсуждения церковных дел. На этом именно соборе Анастасий, кардинал церкви Св. Марцелла, был осужден и лишен священнического сана. Пять лет тому назад этот кардинал покинул свою церковь и не являлся по приглашению папы; отлученный от церкви еще весной, Анастасий бежал в Аквилею, где его тщетно разыскивал император, от которого папа требовал выдачи Анастасия. Случай этот ясно показал, до каких размеров дошла независимость тех пресвитеров, которые носили звание кардинала и из среды которых уже издавна избирались папы. Мало-помалу влияние кардиналов ослабляло значение министров папского двора, пока наконец вся власть не перешла к священной коллегии, или церковному сенату.

Вскоре после того папа был обрадован появлением в Риме двух британских государей: в Рим прибыли Этельвольф, пожелавший быть помазанным и коронованным Львом, и с ним его юный сын Альфред, который, сделавшись позднее государем, обессмертил себя славой героя и мудреца. Пребывание этих государей в Риме в течение года послужило к благоустройству англосаксонской колонии, так много пострадавшей от пожара; щедрый король дал своим соотечественникам средства для постройки домов. В то же время он утвердил за римской церковью получение лепты Петра, и с той поры она стала правильной податью, которую платил Риму английский народ.

Конец жизни Льва IV омрачен был борьбой, показавшей, в какой большой зависимости от императора находился Рим. Magister militum Даниил, желая погубить своего врага Грациана, подал на него Людовику жалобу; Грациан был точно так же magister militum, но в то же время был папским consiliarius и superista. Даниил обвинял его в изменнических сношениях с греками. С той поры как сарацинами были разграблены великие римские святыни, римляне, не стесняясь, говорили много горького по адресу императора, высмеивали бессильную франкскую империю, которая была создана ими на защиту Рима и церкви, и высказывали предположение, что для них было бы лучше снова вернуться к Византии. В ответ на такое осуждение императоры, конечно, могли бы указать на развалины многих франкских городов и даже дворца в Ахене, который не мог быть защищен франками от норманнов. Враждебное настроение Рима было уже известно Людовику; сам папа был обвинен в замыслах, нарушавших имперскую конституцию. Папа прислал письменное оправдание и объявил, что он вперед подчиняется судебному приговору, как скоро окажется, что он нарушил имперские законы. Только ввиду всех этих обстоятельств жалоба отдельного лица могла привести Людовика в крайнее раздражение.

«Воспламененный до чрезмерности гневом» Людовик поспешил в Рим, не предупредив о своем приезде. Лев встретил императора со всеми почестями и стал спокойно ждать исхода процесса. Императорский суд происходил во дворце Льва III. У базилики Св. Петра, в присутствии императора, папы и франкской и римской знати. Когда били приведены жалобщик, обвиняемый и свидетели, Даниил был уличен в самой бесстыдной лжи и отдан во власть оклеветанного Грациана. Но император пожелал, чтобы Даниил был помилован, и достиг этого.

Несколько дней спустя, 17 июля 855 г., Лев IV скончался. В истории город3 этот замечательный муж, восстановивший и увеличивший городские стены, приобрел славу второго Аврелиана и по праву мог бы быть назван Restaurator Urbis. Рим хранит о нем память как об основателе Леонины.

Одна из необычайных легенд, созданных фантазией Средних веков, гласит, что преемником энергичного Льва IV была одна авантюристка, и в течение целых веков истории и епископы, даже сами папы и весь мир не переставали верить тому, что в продолжение двух лет престол Петра был занят папессой Иоанной. Легенда выходит из области исторически достоверных фактов, но вполне согласуется с историей средневековых верований, и потому мы вкратце скажем о ней. Одна прекрасная девушка, дочь англосакса, но родившаяся в Ингельгейме, изучала науки в школах Майнца, она отличалась удивительными, гениальными способностями. Эту девушку любил юный схоласт, бенедиктинский монах в Фульде; здесь же одела на себя монашескую рясу и скрыла под ней свой пол и девушка. Молодые люди старались совместно постигнуть все, что только доступно человеческому знанию, и совершили путешествие в Англию и в Афины, где переодетая красавица посещала высшую школу философов, которые, как рисовала летописцам их пылкая фантазия, должны были еще жить в этом городе. В Афинах друг девушки умер, и Иоанна, или Иоанн Английский, как называла себя девушка, направилась в Рим. Здесь благодаря своим познаниям Иоанна получила профессуру в школе греков; легендой в эту школу превращена та диакония, которая нам известна под именем S.-Maria Scholae Graecorum. Римские философы и кардиналы, не подозревавшие, к какому полу в действительности принадлежит Иоанна, были совершенно очарованы ею, и вскоре она стала считаться чудом Рима. Но честолюбивая Иоанна мечтала о папской тиаре, и, когда Лев IV умер, выбор кардиналов пал на Иоанну, так как, по общему мнению, никто не мог быть более достойным представителем христианства, как Иоанн Английский, достигший, казалось, полного совершенства в богословских познаниях. Папесса поселилась в Латеране и вместе с тем не постеснялась завязать любовные отношения с одним из своих приближенных.