В Авиньоне происходили зрелища, наполнившие папу самоудовлетворением; в течение всего 1330 г. появлялись с поклоном и с покаянием послы от князей и городов Италии. Являлись и немецкие послы, ибо зарождающаяся в Германии оппозиция заставляла императора весьма сильно искать примирения. Ибо папа подговаривал всех князей империи к избранию нового короля и надежде на избрание Оттона, герцога австрийского; но Людовик счастливо удержался императором путем заключения с австрийскими герцогами договора и предложения итальянского наместничества королю Иоанну. В силу этих договоров намеревался он уже летом 1330 г. вернуться в Италию. В то же время предлагал он компромисс и папе: он хотел сместить лжепапу, отменить воззвание свое к собору, отменить свои акты против церкви, признать, что заслужил отлучение, и отдаться на милость папы. За это требовал он абсолюции и своего утверждения как законного императора. Иоанн XXII основательно мог возразить, что Людовик не имеет никакого права провозглашать низложение антипапы, не имев равно никакого права на его поставление, тем более что сам Петр Корбарский отрекся уже в Пизе от папства. Но прочие основания, в силу которых он отверг абсолюцию и признание Людовика, заслужили ему упрек в своенравном неблагоразумии. Если бы Иоанн XXII принял предложенный договор, то избавил бы Германию и Италию от длинного ряда смут, высоковластительно поднял бы свой престиж в империи и воспрепятствовал бы декларации через постановления в Рензе независимости империи. Роберт Неаполитанский в особенности способствовал отклонению папы от мира с императором, а Франция желала выгодных для нее смут в империи.

Невзирая на восстановление папского престижа, Италия пребывала тем не менее в глубокой анархии. Гвельфы и гибеллины, города и тираны с неутишимой яростью воевали между собой. Ректор церкви, властолюбивые легаты свирепствовали в провинциях, как сатрапы. Глубокое, отчаянное утомление объяло итальянцев и обратило страну их в добычу первого ловкого военачальника, как то было после падения первой Римской империи. Загадочное появление короля Иоанна Богемского является наилучшей характеризацией тогдашнего положения дел. Этот рыцарственный сын Генриха VII в конце 1330 г. прибыл в Триэнт; теснимая изгнанными гибеллинами и Мастино делла Скала, Брешия призывала его на помощь и предложила ему синьорию. Едва успел он там появиться, как доведенные до отчаяния города стали отдаваться ему, как бы по мановению волшебства; Бергамо, Крема, Кремона, Павия, Верчелли, Новара, Лукка, Парма, Реджио и Модена, все раздираемые партиями и гнетомые тиранами, одна за другой в кратчайший промежуток вручали ему dominium. Сын Генриха VII, король варварской Богемии, без средств, почти без войска, быстрее своего благородного отца с триумфом последовал через страну, приветствуемый как избавитель, принимал челобития республик, которым был совершенно чужд, назначал, подобно отцу, хотя помимо всякого права на то, наместников в городах, возвращал изгнанников и мечтал невдалеке сделаться повелителем большей части Италии. Иоанн был странствующий рыцарь из породы романтических рыцарей Артура; его храбрость, его качества, его талантливая личность производили сильное впечатление на итальянцев, но не объясняют его успехов. Гвельфы были поражены изумлением. Никому не было ведомо значение этого явления Иоанна. Послан ли он Людовиком или папой или пошел на собственное счастье? Император, права которого он так дерзко узурпировал, отвергал всякие к нему отношения; флорентинцы, пораженные воинским отрядом короля богемского, принужденные отступить от Лукки, зрели сына своего врага близ своих ворот и, глубоко изумленные, вопрошали папу, он ли его послал; Иоанн XXII, так же как и Висконти, отвечал отрицательно. Но таинственная встреча, которую 18 апреля 1331 г. король богемский имел с кардиналом-легатом Бельтрамом в Кастельфранко, и тесный их союз убедили гвельфов, что папа отнюдь не был чужд явлению этого короля. Едва лишь пронырливый Иоанн XXII завидел успехи богемца, как решил сделать из него свое орудие. Он допустил его войти в силу в Ломбардии, чтобы путем его устранить Висконти, Эсте и прочих тиранов и обеспечить непоту своему Бельтраму владычество в Болонье. Вместе с тем он хотел отделить Иоанна от Людовика Баварского и этим помешать задуманному последним походу в Италию. Немедленно по выполнении этих услуг богемцем папа сам бы устранил его как авантюриста. Тем временем быстро возраставшее могущество короля породило такие смуты, что примирились даже бывшие дотоле жесточайшие враги: Эсте, Аццо, Висконти, Мастино делла Скала, Гонцага Мантуанский заключили лигу против Иоанна Богемского и папы, в которую вступили вскоре затем флорентинцы и король Роберт. Мир дивился этим контрастам и гасконской, полной интриг, политике Авиньона. Богемец возымел химерический план сделаться королем Ломбардии и Тосканы и отнять корону империи у императора; но лига разрушила его мечты. Летом 1331 г. отправился он в Германию, в январе 1332 г. – во Францию, в ноябре – в Авиньон, между тем как юный его сын Карл оставался наместником его в Италии и в начале не без удачи действовал против союзников. Иоанн заключил союз с королем французским и в начале 1333 г. явился снова из Лангедока с французскими войсками и с сильными полчищами. Нашествие это навело ужас на всю Италию. Иоанн, однако, не с особенной удачей сражался с Висконти в Ломбардии, где от него отпала большая часть городов; в конце концов он, «аки дым», вместе с сыном своим Карлом осенью 1333 г. исчез из Италии, не достигнув никаких практических успехов и опозорив свое имя продажей за деньги тиранам доверчиво отдавшихся ему городов. Вообще же экспедиция его много способствовала ослаблению республиканского духа в городах и укреплению могущества узурпаторов. Хотя им история города Рима и не была затронута, но мы все же упомянули про нее, чтобы не утерять из виду взаимную связь событий и осветить общее состояние Италии.

Отсутствие папы, как самая тяжкая напасть, все более и более давало себя чувствовать предоставленному самому себе и несчастью своему городу. На мрачном горизонте страданий голодного и истерзанного народа, никем из хронистов вполне не изображенных, можем мы отметить только помпезные въезды сенаторов и магистратов или бои буйволов, которыми занималась аристократия в старом Колоссеуме; помимо же этого, не откроем в столице христианства никаких отголосков новой жизни и цивилизации. Она все более и более погружалась в бедность и мрак, заржавела и развалилась, подобно горе мусора всемирной истории, между тем как забывший про нее папа копил золото и сокровища в дальнем Авиньоне.

Глубокая унылость, составляющая основную черту Рима в Средние века, в эту эпоху разрослась еще более, ибо, наряду со зрелищем руин древности, покинутые и разваливающиеся церкви возвещали о гибели христианского мирового величия. Для людских страстей не существовало другого театра столь всесокрушительного трагизма и столь сердцеизводящей пустоты, как тогдашний Рим, и при всем том день и ночь неистовствовали дикая, кровавая вражда родов и честолюбие баронов, боровшихся за пурпур сенаторской мантии или за его тень и имя на обломках и мусоре. Враждующие дома Колонна и Орсини раздирали Рим, подобно тому, как гвельфы и гибеллины – прочие города. Они насчитывали равно сильных приверженцев, владели во всех римских провинциях крепостями и замками и имели союзников или соратников в дальних краях, даже Умбрии и Тосканы. Одна партия не могла вследствие этого одолеть другую.