Правление Эммануэля де Мадио было бурно и несчастливо. Креатура гвельфской аристократии, он служил только партийным целям и ожесточил своей слабостью или своим дурным обращением народ, привыкший к заботливому отношение к нему Бранкалеоне. Анибальди, Колонна, Поли, Малабранка и другие магнаты захватили власть в свои руки: старая смута началась опять, и ненавистная дворянская реакция вызвала гражданскую войну. Народ, желавший возвратиться к твердому правлению Бранкалеоне, начал восстание; сражались вокруг Капитолии и на улицах города. Весной 1257 г. восстание сделалось всеобщим. Цехи соединились и избрали своим главой булочного мастера, родом англичанина, Матвея де Бельвере. Эммануэль был убит во время гражданской войны, часта аристократов изгнана, сам папа принужден был уехать в Витербо, где он и находился в конце мая.

Римский народ тотчас снова призвал Бранкалеоне; он явился не без опасения, так как церковь подстерегала ею. Римляне с ликованием встретили благородного человека, который в течение трех лет твердо управлял городом и защищал его граждан от заносчивости аристократии. Без сомнения, сенаторская должность была ему вручена еще на три года.

Бранкалеоне начал свое второе правление строгостью, которая, может быть, была усилена чувством мести, но была необходима ввиду состояния города. Все угнетатели народа были им изгнаны, или закованы в цепи, или казнены. Он велел повесить двоих Анибальди, родственников кардинала Рихарда. С Манфредом, который был теперь полним господином Сицилийского королевства как на материке, так и на острове и уже думал возложить на себя корону, он заключил союз в целях уничтожения гвельфской партии. То противоречие, что Бранкалеоне, республиканец по характеру и по убеждениям, иступил в союз с национальными врагами итальянской городской свободы, вытекало из положения города Рима по отношению к папе. В то время как в других местах папа являлся естественным главой гвельфов и покровителем муниципальной независимости, в Риме он действовал как гибеллин, именно как защитник феодальных баронов, при содействии которых он только и мог обуздывать демократию. Александр IV отлучил Бранкалеоне и его советников.

На его бессильную месть ответили насмешкой. Сенатор заявил, что папа не имел права отлучать от церкви римских должностных лиц. Затем в публичном воззвании он оповестил о карательном походе против Ананьи; эта родина папы, как она была названа, должна была покориться сенату или быть стертой с лица земли. Родственники Александра, посланные в Витербо смущенными гражданами Ананьи, бросились с мольбой к ногам папы, так что он принужден был снизойти до просьбы о пощаде перед грозным сенатором. Вероятно, он снял с него отлучение. Гражданская власть папы в Риме совершенно уже не признавалась.

Теперь Бранкалеоне хотел решительным ударом сломить упорное сопротивление магнатов. Он приказал разрушить дворянские замки, бывшие средством применения народа, темницами должников, вертепами постыдного насилия. По этому проскрипционному списку в 1257 г. должны были быть уничтожены более ста сорока укрепленных башен, на которые народ набросился с бешенством. Количество разрушенных замков может дать понятие об их общем числе. Если даже этот справедливый закон распространялся на большую часть башен, то едва ли Бранкалеоне велел все их разрушить, и, конечно, многие из башен, принадлежавших гибеллинам или дружественным магнатам, были пощажены. Если мы по поверхностному расчету выразим число дворянских башен в городе цифрой 300, если примем такое же число башен на городских стенах и столько же на церквях, то окажется, что тогдашний Рим представлял воинственную картину города, воздымающего к небу 900 башен. Так как многие из этих башен, составлявшие значительную часть баронских дворцов, были воздвигнуты на древних постройках, то это систематическое истребление их послужило причиной гибели многих памятников древности. Поэтому Бранкалеоне считается одним из худших врагов римских монументов, и с него начинается новая эпоха разрушения античного города. В XIV веке сложилась даже легенда о том, что он разрушил храм Квирина. Предназначенные к уничтожению дворцы были в то же время отданы на разграбление, и при этом погибли также многие фамильные архивы вместе с хранившимися в них документами.

Вид, который имел город после этого акта правосудия, должен был быть ужасен, но Рим, как и другие города, был привычен к таким разрушениям. Граждане того времени никогда не наслаждались ощущением безопасного и благоустроенного отечества. Они постоянно ходили среди развалин и почти каждый день видели, что к ним прибавляются новые развалины. Варварское разрушение домов было столь же обыкновенным делом, как любое полицейское распоряжение в наши дни. Средневековые города находились в состоянии постоянной революции, и улицы, стены и жилища отражали в своем быстром изменении характер партийной свирепости и беспокойство вечно изменчивого управления. Как только народ где-нибудь поднимал восстание, так он разрушал дома врагов; когда один род воевал с другим, то разрушались дворцы побежденной стороны; когда государственная власть изгоняла виновных, то их жилища подвергались разорению; когда инквизиция находила в каком-нибудь доме еретика, то этот дом по распоряжению государственной власти сравнивался с землей; если войско овладевало неприятельским городом, то разрушало стены, если только не обращало в развалины и сам город. После знаменитой битвы при Монтаперто озлобленные гибеллины только благодаря великодушному негодованию великого гражданина были удержаны от разрушения Флоренции; и еще в конце XIII века гнев папы ровнял с землей целый город. Бонифаций VIII велел посыпать солью развалины Палестрины, как когда-то Барбаросса сделал то же с Миланом.

Одновременно с гибелью своих башен погибли и владевшие ими дворянские роды, так как многие магнаты искупили свою вину изгнанием, конфискацией имений и смертью от руки палача. Зато спокойствие и безопасность царили теперь в городе и в Кампаньи, где разбойничий сброд был истреблен. Бранкалеоне управлял, внушая страх и любовь, но недолго. Он заболел лихорадкой во время осады Корнето, города, имевшего важное значение как хлебный рынок и отказавшего ему в присяге на подданство; он велел перевезти себя в Рим и умер в Капитолии в расцвете жизненных сил в 1258 г. Единогласное суждение современников прославило Бранкалеоне д'Андало как непреклонного мстителя всякой несправедливости, строгого друга закона и защитника народа – лучшая похвала правителю того времени. В этом великом гражданине Болоньи, практическом питомце тамошней школы правоведения, снова возродился античный дух и блестяще проявилась республиканская сила этой эпохи. Для его славы в потомстве достаточно уже того, что он был в состоянии в течение многих лет водворять порядок в расстроенном городе и дать ему свободу, основанную на законе. Если бы он правил дольше, то он внес бы большие изменения в отношения города к папе, и даже продолжительная тирания подобного человека могла бы быть только благодетельна для римлян.

Народ необыкновенным образом почтил память своего лучшего сенатора: его голова в виде реликвии была положена в драгоценную вазу и для увековечения его памяти выставлена на мраморной колонне. Это был странный апофеоз, но все же такой трофей более украсил Капитолий, чем миланский Каррочиум. Теперь воспоминание о Бранкалеоне исчезло в Риме, где о нем не говорит никакой памятник ни какая надпись. Сохранились только его монеты. На одной стороне их находится изображение идущего льва и имя Бранкалеоне, на другой – Roma на троне с ша ром и пальмовой ветвью в руках и надпись «Рим – глава мира». Таким образом имя сенатора было в первый раз поставлено на римских монетах, и они были отмечены только светскими символами, без употреблявшегося до сих пор изображения св. Петра или его имени.