В это же время Оттон восстановил греческий придворный церемониал во всем его педантизме. Он не счел нужным считаться с пропастью, которая, по счастью отделяла Рим от деспотизма византийцев, и стал одеваться с пышностью восточных владык; это было поставлено ему в вину его более серьезными соотечественниками. Император, пишет один германский летописец, стремился воскресить давно забытые обычаи римлян и ради этого делал многое, что вызывало много толков. Он имел обыкновение садиться один за стол, имевший форму полукруга, и на кресло, которое возвышалось над креслами других. Развитию в Оттоне пристрастия ко всему греческому помог также Герберт. Когда жаждавший знаний государь пригласил Герберта, еще не бывшего в то время папой, давать ему уроки классической литературы, царедворец ответил, что он видит необъяснимую тайну божественного промысла в том, что Оттон, грек по рождению и верховный властитель римлян, унаследовал сокровища греческой и римской мудрости. Таким образом, лесть извратила богато одаренного юношу. Придворные, желая угодить императору, перенимали все греческое; даже закаленные в боях германские рыцари и витязи учились лепетать по-гречески. Так при всех немецких дворах старались в XVIII веке и стремятся еще в настоящее время говорить по-французски; эта жалкая страсть немцев рядиться в чужую мишуру имеет, следовательно, свои корни в глубокой древности. В судебных актах мы находим подписи Зигфрида и Вальтера, германских суде и Оттона, написанные греческими буквами; такая же именно мода царила в Риме и в Равенне при византийцах, когда даже латинский текст писался греческими буквами.

Оттон внимательно ознакомился с церемониалом византийского двора, с которым он, сын гречанки, намерен был породниться, и, без сомнения, для него именно была составлена па латинском языке книга формул, частью заимствованная из «Origines» Исидора, частью согласовавшаяся с церемониальной книгой Константина Порфирородного. В этой книге объяснено происхождение византийских придворных чинов и указано применение их в Риме; далее перечислены и описаны фантастическое одеяние императора и десять различных кирш. По свидетельству неизвестного автора, эти короны были следующие: из плюща, оливковой листвы, тополевых листьев, лубовых листьев, лавровых листьев, митра Януса, троянская фригийская шапка Париса, железная корона, как символ того, что Помпей, Юлии, Октавиан и Траян покорили мир мечом, корона из павлиньих перьев и, наконец, украшенная драгоценными камнями золотая корона, заимствованная Диоклетианом у персидского царя, с надписью:

Roma caput mundi regis orbis frena rotundi. (Рим – столица мира…)

Далее описаны лошади, оружие, музыкальные инструменты и даже евнухи, а затем – различные виды триумфа. «Никто из сановников и правителей, ни одна живая душа в римском мире, ни даже сам великий властитель, не должен подыматься к Капитолию Сатурна, главе мира, иначе, как в белом одеянии. Чтобы приблизиться к золотому Капитолию, единодержавный властитель должен взять в mutatorium Юлия Цезаря белое царское одеяние и идти туда в сопровождении всякого рода музыкантов, при славословиях, провозглашаемых по-еврейски, по-гречески и по-латыни. Там все должны были трижды поклониться в землю и возносить молитвы Господу о благоденствии властителя, которого Ему угодно было поставить над римским миром». Оттону приходилось, однако, довольствоваться только чтением книги, излагавшей все это великолепие древних времен. Своими фантастическими измышлениями он много содействовал тому, что римляне отдались тщеславной мечте о Риме как о вечном всемирном городе. Люди, далекие от понимания действительного положения вещей могли утешать себя мыслью о том, что хотя Рим утратил свою свободу, но Венгрия Польша, Северная Италия и даже Германия составляют римские провинции и что сами они при случае могут быть проконсулами в этих провинциях. Юношеские выходки императора не вызывали улыбки у невежественных аристократов, так как льстили их национальной гордости. Они жадной толпой стремились к тем должностям при дворе и в милиции, которыми наделял их Оттон. И если он не имел в своем распоряжении должностей народных трибунов, консулов, диктаторов и сенаторов, то при его дворе существовали иные громкие чины, как то: протовестиарии, протоскриниарии, логофеты, архилогофеты, протоспатарии, – все те же, какие были и в Константинополе. Новым саном префекта флота был облечен Григорий Тускуланский. С упадком церковного государства папская гавань Остия перестала существовать. Оттон III решил, что необходимо создать римский флот и поспешил назначить адмирала еще не существовавшего флота.

Более важное значение имел сан патриция, восстановленный, по-видимому, из угоды римлянам, так как для них этот сан был знаменателен. Оба первые Оттоны, по примеру греческих императоров, время от времени возводили римских оптиматов в сан патриция, вероятно, имея в виду оказать им таким образом отличие. Но Оттон III присвоил этому сану новое значение, исключительно придворное; торжественный церемониал возведения в сан патриция отмечен в Graphia. Протоспатарий и префект приводили будущего патриция к императору, у которого он должен был поцеловать ноги, колени и уста; затем кандидат целовал также всех римлян, присутствовавших на церемонии и встречавших его приветствием; после того император провозглашал патриция своим помощником, судьей и защитником церкви и бедных и надевал на него плащ, на правый указательный палец кольцо и на голову золотой обруч. Первый упоминаемый патриций при Оттоне был Зиазо. В одном документе начала XI века назван как патриций города Рима Иоанн, который утверждал судебные решения в своем собственном дворце; наряду с ним, но будучи уже по рангу ниже, стоял как судья префект города Кресцентий. Сан патриция таил в себе, однако, предпосылки к восстанию; те Римские магнаты, которые боролись против папской и императорской власти, всегда именовались патрициями. Поэтому позднее этот сан был вытеснен саном префекта. Эту последнюю должность Оттон, по-видимому, также возвысил. При Каролингах о префекте совершенно не упоминается; в 955 и 965 гг. он снова выступает на сцену и вскоре приобретает серьезное значение: он является действительным заместителе м императора, облекается знаками орла и меча и творит уголовное правосудие в городе и его территории. В то же время на нем лежала защита интересов церкви и судебная власть в церковных делах.

Тем временем Сильвестр II показал, в каком направлении он намерен действовать как папа. Он принудил французского короля Роберта отказаться от брака, которым нарушалось каноническое право, а возмутившегося ломбардца Ардуина отлучил от церкви. Епископам было сообщено, что новый папа решил беспощадно преследовать симонию и разврат, дабы сан епископа, ничем не запятнанный, снова был поставлен выше власти королей, которые перед епископами меркнут так же как меркнет простой свинец перед блеском золота. В лице Оттона Сильвестр встретил полную готовность провести церковную реформу, которую стремился осуществить Григорий V; такая поддержка была необходима столько же для достижения этой благородной цели, сколько и для того, чтобы упрочить положение в Риме самого Сильвестра. Решив снова положить основание всемирному могуществу пап, Сильвестр II видел, что рядом с ним стоит юный император, который жаждет славы, грезит идеалом древнего величия и мечтает начать собой новую эру империи. Отношения умудренного опытом учителя и его преисполненного романтизмом ученика замечательны в высшей степени, потому что их идеи в своих основах исключали друг друга. Оттон III, конечно, сознавал себя императором; двое пап были обязаны ему своим саном, и он понимал, что ему надлежит идти дорогой, проложенной его дедом. Эти основные положения были высказаны Оттоном III, когда он милостиво пожаловал папе восемь графств Романьи, на которые заявляла свои притязания церковь. Он говорил, что Рим – глава мира, что римская церковь – мать христианства, но папы омрачили свою славу, растратив церковные имения. Далее он объявлял, что при отсутствии правового порядка папы, исходя из мнимого дара Константина, присвоили себе некоторые части империи; что дар Карла Лысого точно так же мнимый; что он, Оттон, относится с презрением к этим вымыслам, но дарит своему учителю, которого он возвел в сан папы, графства Пезаро, Фано, Синигалью, Анкону, Фоссомброне, Кальи, Иези и Озимо. Это заявление, составленное для Оттона, без сомнения, сановными людьми, его секретарями, должно было дать почувствовать Сильвестру, что он имеет дело с действительной императорской властью, и возбудить в нем серьезные опасения.