В том же 742 г. Захария повторил свою поездку к королю, будучи вынужден к этому настоятельной необходимостью. Мир, заключенный королем с римским герцогством, был лишь сепаратным договором (это доказывает, между прочим, что римское герцогство считалось самостоятельной областью), и потому Лиутпранд предпринял затем поход против Равенны, Эмилии и Пентаполиса. Экзарх Евтихий обратился к Захарию с просьбой о посредничестве, и затем с той же просьбой обратились к папе архиепископ Иоанн, Равенна и другие города, которым угрожало нападение Лиутпранда. Сначала Захария пытался умилостивить короля через послов и подарками, но когда это оказалось бесполезным, отправился к королю сам, передав управление городом патрицию и герцогу Стефану. Король пытался уклониться от приема неотвязчивого гостя, которого экзарх, напротив, встретил со всеми почестями, но ничто на земле не могло быть преградой для святого, которому в дороге облако служило защитой от палящего солнца, а путь указывало огненное небесное воинство. И Захария смело вступил в лангобардскую столицу Павию, достигнув ее 28 июня. После долгого сопротивления король уступил, наконец, священнику, очарованный его красноречием, и возвратил греческой империи все, что завоевал у нее; даже от Цезены и ее области, о которой собственно шли переговоры, король удержал только третью часть как залог, имея в виду и ее вернуть «республике», когда возвратятся из Константинополя вестники мира.

Вскоре после этой столь удачной поездки Захария был окончательно освобожден от своего врага его смертью. Великодушный государь лангобардов умер после 32 лет царствования, а со смертью короля навсегда закатилась и звезда его народа.

Самый выдающийся из всех лангобардских королей, Лиутпранд сумел дать политическое единство королевству лангобардов и сделать его грозным и для императора, и для папы. Радость, вызванная в Риме смертью Лиутпранда, возросла еще более, когда несколько месяцев спустя племянник Лиутпранда и его преемник Гильдепранд был низвергнут с трона и последний был занят Ратхисом, герцогом Фриульским. Захария знал, что новый король предан католической церкви, и послал ему приветствие; отвечая на него, Ратхис подтвердил заключенный Лиутпрандом 20-летний мир и распространил его на всю Италию, Нет сомнения, что папская политика содействовала и падению Гильдепранда, и возвышению Ратхиса.

Судьба Италии была теперь в руках самого счастливого из пап. Мир был восстановлен, и отношения к императору были дружественнее, чем прежде. Пользуясь фактически независимостью, римский епископ тем не менее признавал законную императорскую власть, представителями которой были в Равенне экзарх и в Риме герцог. И в действительности сохранением своего авторитета в итальянских провинциях император был обязан исключительно папам. Имена императоров-иконоборцев все еще отмечались в буллах и соборных актах, и даже в позднейшее время, когда франки окончательно приняли на себя охрану церкви, папы не переставали признавать верховную власть императора. Те замыслы, которыми имелось в виду достижение светской власти, папы скрывали со всей осторожностью; получение ими тех или других прав и приобретение в собственность имуществ все еще санкционировались авторитетом государственной власти. Сам Захария получил от империи дар в законном порядке. Могущественный император Константин V Копроним низверг с престола узурпатора Артабазда, имя которого римский папа, не смущаясь нарушением порядка законного престолонаследия, включил в акты собора в 743 г. Константин V был еще более ревностный иконоборец, чем его отец; но он видел, что сохранить дружественные отношения с папой необходимо, и по просьбе последнего принес ему в дар территорию двух городов в Лациуме – Нимфы и Нормы.

Захарии посчастливилось одержать, кроме того, еще две победы, которые содействовали подъему авторитета церкви. Предшественники Захарии имели случай показать римлянам на ступенях базилики Св. Петра королей Британии, облаченных в иноческое одеяние, и точно так же Захария проявил перед римлянами таинственную силу церкви на двух еще более могущественных государях, решивших надеть на себя монашескую рясу.

Карломан, старший сын Карла Мартелла, решил в 747 г. отказаться от своих прав государя и принять монашеский сан. Двигателем в этой исполненной благочестия драме, которая сделала Пипина единственным наследником своего отца и обо гатила римскую церковь ценными приобретениями, был германский апостол Бонифаций. Карломан прибыл в Рим и, пав к ногам папы, стал умолять его позволить ему подвергнуться пострижению, облечься в монашескую рясу и удалиться в ожидании смерти в какую-нибудь римскую обитель отшельников. На эту просьбу Захария охотно ответил согласием; жаждавший покаяния принц прожил несколько лет в Риме и затем удалился в дикую горную местность в Этрурии. В 28 милях от Рима, над Фламиниевой дорогой, неподалеку от Тибра возвышается Монте Соракте. Классические воспоминания гирпинских пастухов об этой горе, посвященной богу солнца, давно были утрачены, и едва ли кто-либо из римлян при взгляде на эту гору помнил о тех стихах, в которых воспели ее Гораций и Вергилий. Скорее каждый вспоминал при этом легенду, которая гласила, что в пещерах Соракте скрылся епископ Сильвестр, искавший спасения бегством в то время, когда Константин еще не принял христианства. Эта уединенная гора среди прекрасной природы, казалось, была создана для поселения на ней отшельников, и здесь поэтому уже рано возник один из самых древних монастырей Кампаньи.

Эти дикие скалы Карломан и избрал местом своей могилы. Там он построив или расширил уже существовавший монастырь Св. Сильвестра, который сохранился доныне. По-видимому, им же были учреждены там еще три других монастыря. Близость горы к консульской дороге подвергала, однако, царственного монаха неприятностям частых посещений знатных франков-паломников, и Карломан спустя несколько лет переселился к бенедиктинцам в Монте-Касино. В то время повсюду строились монастыри и приносились в дар церкви имения и души (pro salute или mercede animae). Охваченные страхом, вполне невежественные люди того времени видели в церкви сверхъестественную, всемогущую силу.

Но как ни поразителен был поступок франкского принца, этот поступок затмило отречение от мира другого государя. Сам Ратхис, благочестивый король лангобардов, сложил с себя порфиру и сменил ее на рясу св. Бенедикта. В 749 г. Ратхис нарушил мир, объявил войну Пентаполису и осадил Перуджу. Тогда Захария поехал к Ратхису так же, как некогда он ездил к Лиутпранду, и достаточно было этому неотразимому путешественнику пробыть несколько дней в лагере Ратхиса, как последний объявил, что он не только прекращает свои враждебные действия против Перуджи, но и слагает с себя корону.

Король, его супруга римлянка Тазия и их дочь Ротруда сняли с себя у гроба св. Петра свои княжеские одежды и были облачены папой в монашеское одеяние. Они также направились в Монте-Касино; здесь, возделывая землю в монастырских виноградниках, король лангобардов мог находить для себя утешение, встречаясь с франком Карломаном и видя, как он с полным смирением несет службу раба; обеим женщинам послужил приютом ближайший женский монастырь. Сожаление об этом поступке, испытанное впоследствии Ратхисом, доказывает, однако, ясно, что он действовал не вполне свободно; решение в этом случае принадлежало, по-видимому, скорее лангобардской нации, которая находила Ратхиса неспособным быть королем и была возмущена его преклонением перед римлянами, как некогда был возмущен таким же преклонением Амалиев готский народ. Лозунгом национальной лангобардской партии были разрыв с Римом и основание итальянского королевства под лангобардским скипетром. В результате лангобарды были довольны, что место слабого короля занял смелый воин, готовый выполнить намеченную ими задачу.