Все города Ломбардии покорились королю римскому, выслушивавшему кротки и доброжелательно всякую жалобу, не доброхотствовавшему ни гвельфам, ни гибеллинам, но повелевавшему мир. По велению его примирялись партии. Он приказал повсюду принять снова изгнанников, что и было исполнено. Как будто следуя голосу Данте, города вложили свое вольное правительство в руки Генриха и получили императорских наместников. Генрих VII обладал личными качествами, производившими благоприятное впечатление на великих и малых: человек во цвете сил, 49 лет, приятной наружности, искусный оратор, великодушный и храбрый, справедливый, умеренный, благочестивый и величайшей правосудности. С одинаковым уважением принимали его гвельфы и гибеллины; но это уважение скоро умалилось благодаря промахам или ошибкам, а наиболее же всего благодаря недостойной императора бедности. В Асти явился глава гибеллинов, изгнанный Торри Матфей Висконти, – человек, по слонам Дино, более умный и хитрый, чем справедливый; в бедной одежде, с одним лишь спутником, – и бросился к ногам короля. 23 декабря повел Генрих его и других изгнанников обратно в Милан. Въезд его в большой этот город, при виде которого содрогнулся он сам, был первым истинным триумфом воскресающей императорский власти; ибо со времен гвельфа Оттона IV Милан не принимал в стенах своих никакого императора. Между тем как толпы знати, без оружия, как он повелел, вышли навстречу к королю и лобызали стопы монарха-миротворца, Гвидо делла Торре, полный недоверия, выехал навстречу к нему лишь до форштадта; однако германцы тотчас же сломили его гордыню. В последний раз зрел мир зрелище благоговения повелевающего императорского величества в средневековых формах.
Враждебные дома Торри и Висконти Генрих заманил примириться. Он потребовал синьории, и могучий Милан дал ему ее. Кремона. Комо, Бергамо, Парма, Брешия, Павия, подобно тому как уже это сделано было Вероной, Мантуей и Моденой, выслали к нему на поклон своих синдиков. Генрих тогда стоял превыше всех партий. Он не хотел даже слышать названия гвельфов и гибеллинов, так что первые говорили: он видит одних гибеллинов, а вторые: он принимает одних гвельфов. Время проводил он не в пышности, по в беспрестанной заботе о благе Италии. Успехи его в Милане, подчинение всей Ломбардии навели страх и ужас па гвельфов; флорентинцы спешили укрепить свой город, соединить в лигу Болонью, Лукку, Сиену и Перуджию и потребовать помощи от короля Роберта.
6 января 1311 г. Генрих принял железную корону ломбардскую у Св. Амвросия из рук Гастона делла Торре, возвращенного им архиепископа миланского. Присутствовали при этом депутации почти от всех городов Ломбардии и Италии, равно я Рима, за исключением Венеции, Генуи и Флоренции. Так было возобновлено Генрихом Люксембургским старое королевство Италии, подобно тому, как он же, казалось, восстановлял все традиции империи. Но блистающий горизонт его надежд был уже заволакиваем грозными тучами. В своей бедности потребовал он крупные суммы с Милана как в виде субсидий для своей императорской коронации, так равно и на содержание имперского наместника. Возник ропот на правление бесполезных императорских наместников. Из подозрительности или в залог мира Генрих потребовал 50 сыновей знатных домов обеих партий в виде заложников под предлогом, что они долженствовали сопутствовать ему в Рим. Торри, загнанные Висконти в западню, подняли 12 января восстание. Немцы и ломбардцы, распаленные яростью, сражались на улицах Милана, и кровь впервые омрачила безоблачное величие благородного Генриха. Разбитые Торри бежали из города; дворцы их были сожжены; многие миланцы отведены в изгнание в Пизу, Геную или в Савойю. Чересчур высокий для практических житейских отношений идеал монарха-миротворца тотчас же рушился, и Генрих VII увидел себя в скором времени в таком же нераспутываемом лабиринте, в каком были и предшествующие ему императоры. Быстрое падение могущественного гвельфского дома взволновало страну и уничтожило очарование первого дебюта Генриха. Лоди, Кремона, Крема и Брешия отпали от него. Это заставило короля, по примеру своих предшественников, подчинять себе города силой, через что пропадали время и силы и изменился весь его план. Кремона, правда, покорилась опять, так же как Лоди и Крема. Граждане этого города явились перед Генрихом с мольбой о пощаде, босоногие и с веревками вокруг шеи, но разгневанный король впервые не выказал жалости; суровым тюремным заключением наказал он даже невинных и приказал срыть стены разграбленной Кремоны. Неожиданная строгость эта, поколебавшая веру в его мягкосердие и правосудность, привела Брешию к сопротивлению до последней крайности. Если бы Генрих после покорения Кремоны без промедлений проследовал бы на Рим, то ему сдались бы Болонья, Флоренция, Сиена, Рим и сам Неаполь; так думали современники. Флорентийские изгнанники, и именно Данте, лично уже посетивший короля, с нетерпением убеждали его быстро двинуться на Флоренцию, но он решил сперва во что бы то ни стало овладеть Брешией, ибо город этот мог легко сделаться оплотом гвельфской лиги и вошел уже в сношения с противниками его в Тоскане. Тяжелая осада стоила Генриху целых четырех месяцев несоответственной затраты денежных средств, потери брата его Вальрама и более половины войска. Она представляет страшную картину всех ужасов войны из-за обладания городом, страшнее коих едва ли пережиты были даже во времена Барбароссы. Брешия, отбившая некогда с геройским мужеством штурмы Фридриха II, была одним из блистательнейших городов Ломбардии; вольные ее граждане «подобны королям, и военные ее силы подобны королевским». Один изгнанный гвельф, Теобальд де Бруксатис, изменивший Генриху, осыпавшему некогда его благодеяниями, сделавшему его рыцарем и вернувшему в родной город, с дикой энергией вел оборону, пока, смертельно раненный, не попал в руки немцев, на коровьей коже влачим был вокруг стен Брешии и четвертован в лагере. Ожесточение брешианцев было теперь бесконечно, но отчаянное их сопротивление сломлено было голодом и чумой, так что они поддались, наконец, представлениям командированных папой на коронацию кардиналов и сдались на капитуляцию.
18 сентября сдался город; подобно теням, явились злополучные граждане, босоногие, с веревками вокруг шеи, повергнуться к стопам повелителя, подобно тому как столетия назад ползали на коленях пред императорами побежденные ломбардцы. Он подарил им жизнь; он пощадил и город; по сравненным с землей могилам и по мусору снесенных стен совершил он 24 сентября мрачный свой въезд. Ворота Брешии повелел он в виде победных трофеев отвезти в Рим. Так кроткий Генрих по силе гнетущих его самого обстоятельств стал в глазах гвельфов таким же завоевателем-деспотом, как Барбаросса и Фридрих II. Теперь у него не было другого, более живейшего желания, как спешить в Рим для императорского коронования, назначенного папой, по собственному желанию короля, на 15 августа, но не могшего состояться в этот срок вследствие задержки перед Брешией. От личного совершения коронации Климент V удержан был запутанными отношениями своими к Франции, предстоящим собором во Виенне, хроническим своим недугом и еще более раздумьем; но своими заместителями на оной назначил он нескольких кардиналов, в сопутствии которых проследовал теперь Генрих с остатками своих войск через Кремону, Пиаченцу, Павию в Геную, куда совершил въезд 21 октября 1311 г. и где примирил враждовавшие партии Дориа и Спинола и вскоре затем принял на себя синьорию республики. Генуя назначена была сборным пунктом для римского похода, но депутации, принятые им там из Средней Италии и из самого Рима, осведомили его о нагромоздившихся препятствиях к достижению его цели в течение осады Брешии. В Риме сенатор Людовик употреблял старания утишить раздоры партий и справедливым управлением расположить на сторону Генриха город. К несчастью, был он отозван королем в Брешию. Субституторам своим в Риме Ричарду Орсини и Иоанну Анибальди отдал он башню Милиции для их резиденции и Капитолий с обязательством оберегать обе крепости для Генриха и по прибытии его выдать их ему. Но едва Людовик удалился из Рима, как поднялась распря между Орсини и Колонна, первыми как врагами Генриха, которого императорской коронации они рассчитывали воспрепятствовать при помощи Роберта Неаполитанского, и последними как гибеллинами. Главой Колонн был знаменитый Счиарра, смертельный враг Бонифация VIII, а Стефан сопровождал короля Генриха в походах его в Ломбардии. Орсини тогда же призывали Роберта прибыть в Рим или, по крайней мере, прислать туда военную силу. Король неаполитанский страшился римского похода Генриха, казавшегося ему продолжением реставрационных попыток Манфреда и Конрадина. Он предвидел, что император возобновит притязания на Неаполь и произведет попытки к низвержению Анжу с узурпированного трона. Это являлось неизбежным, хотя Генрих не возымел еще этого плана, а напротив, желал договора с Робертом. Король этот провел его маской дружбы. Ведя с ним переговоры о фамильном сватовстве, он в то же время устраивал лигу между Болоньей и городами Тосканы. Уже весной 1311 г. послал он каталанских наемников под предводительством Диего делла Ратта во Флоренцию и в Романью, которой он был папским вице-королем. Здесь из многих местечек изгнал он гибеллинов. Воинская его рать соединилась с флорентинцами и с луккцами с целью замкнутая для Генриха проходов Луниджианы. Действуя золотом при дворе папы, чтобы держать в отдалении Генриха, и подкупом соблазняя к отпадению ломбардские города, флорентинцы неотступно приставали к Роберту, чтобы он занял Рим, как обещал. И вот, когда они теперь осведомились о переговорах его о сватовстве с Генрихом, то написали ему в сильном возбуждении, напоминая о его обещании никогда не соглашаться на семейные союзы с германским королем и угрожая даже в таковом случае отозвать войска свои из Рима; ибо туда было ими выслано уже свыше двух тысяч человек. Еще в Генуе дал Генрих обмануть себя вероломным посольством Роберта. Он изумился, когда представший перед ним Счиарра Колонна оповестил его о происходящем в Риме, настоятельно просил войск и настаивал на ускорении римской экспедиции, ибо Роберт последовал приглашениям флорентинцев и отправил брата своего Иоанна, принца ахайского, с 400 рейтарами в Рим, где он принят был Орсини, занял Ватикан, замок Ангела и Трастевере и пытался подкупом или силой завладеть и прочими крепостями. Город разделился вследствие этого на враждебные воинские станы гвельфов и гибеллинов, имперцев и неаполитанцев, окопавшихся по квартирам и ожесточенно друг с другом сражавшихся. Вести эти побудили Генриха вернуть сенатора Людовика в сопровождении Колонн обратно в Рим; но он дал ему с собой всего 50 немецких рыцарей. Не имея верных сведений об истинном значении событий в Риме, вообразил он, будто там все могло быть улажено путем энергичного воздействия чиновников и, по-видимому, придал даже веру уверениям Роберта, будто принц Иоанн затем лишь предпринял маршрут на Рим, чтобы торжественно присутствовать при императорской коронации. И вот, когда теперь Людовик Савойский, которого флорентинцы не пропустили через свою территорию, вступил под защитой графов Санта Фиора и Колонн в ноябре 1311 г. в Рим, то нашел Орсини и принца в обладании большей частью крепостей, собственных же наместников неповинующимися. Они отказывались сложить свое звание и хотели сдать башню Милиции и Капитолий не иначе как за деньги. Сенатор поселился на житье в Лютеране; безуспешно пытался он ослабить Орсини и склонить Иоанна вернуться в Неаполь. Судя по этому, мирный въезд государя его на коронацию не казался более вероятным.
