В марте 1112 г. Пасхалий созвал в Латеране собор. Объяснив, какие страдания пришлось ему вынести и почему он был вынужден согласиться на договор, Пасхалий объявил, что считает привилегию, полученную Генрихом, делом несправедливым и предоставляет собору найти способ, которым могло бы быть исправлено дело, так как сам он никогда не отлучит Генриха от церкви и не будет противодействовать ему в пользовании правом инвеституры. В последнем заседании торжественным исповеданием веры и признанием декретов своих предшественников Пасхалию удалось оправдаться даже по обвинению в ереси, после чего собор, за исключением папы, единогласно признал, что привилегия, как несогласная с каноническими установлениями, подлежит отмене.
История Генриха V и Пасхалия II является одним из самых поразительных доказательств той легкости, с которой в политической жизни заключаются и затем расторгаются договоры, хотя бы даже они были скреплены всеми церковными печатями. Только превосходство силы у одной какой-либо стороны может обеспечить целость договора, невыгодного для противной стороны, и единственным цементом, действительно связующим в договоре обе стороны, может быть лишь их взаимная выгода. Обсуждая поведение папы со всей строгостью, мы можем поставить вопрос, когда папа заслуживал большего порицания: в первый ли раз, когда он, движимый страхом или состраданием, по принуждению заключил договор, противный каноническим установлениям, или же во второй раз, когда под влиянием так же страха и чувствуя угрызения совести, нарушил этот договор. Если бы прежде, чем отказаться от договора, Пасхалий сложил с себя свой сан, он, как папа, в истории имел бы мало значения, но зато выиграл бы, как человек. Так как он предпочел остаться папой, то и решил идти по наиболее пристойному, но вместе с тем и наиболее опасному пути: он предоставил решить все дело собору и тем самым подчинил его авторитету папство. Мы лишены возможности заглянуть глубже в душу Пасхалия и понять, как сочетались в ней волновавшие его чувства христианского смирения, стыда, раскаяния с присущей всем людям слабостью и гневным раздражением. Как бы то ни было, он долго боролся с фанатическим задором людей, не признававших святости клятвы. Его отношение к Генриху, не исполнившему данного слова, свободное от всякой ненависти, как во время плена, так и позднее, дает ему право считаться одним из тех пастырей, которые так редко встречаются, и мы решаемся утверждать, что это отношение было подсказано Пасхалию не одним только страхом, но и христианскими чувствами. Постановления собора вместе с требованием отказаться от права инвеституры были препровождены императору. Генрих V отклонил это требование, и Пасхалий тем не менее еще долго продолжал вести дружескую переписку с ним.
То что отказался выполнить сам папа, сделали его нунции. Легаты a latere, которых папы рассылали во все провинции церкви, как свое alter ego, достигли со времени Николая II и Григория VII неслыханного могущества. Они внушали страх всем как государям, так и епископам и общинам, и, по откровенному замечанию св. Бернарда, являлись бичом провинций, из которых они, подобно проконсулам Древнего Рима, выжимали деньги, но вместе с тем они помогли удержать в подчинении папам дворы королей и поместные соборы. Должность легата была школой высшего дипломатического искусства, а сами легаты были именно государственными людьми того времени. Конон Пренестский, как только узнал, находясь в Иерусалиме, о событиях в Риме, не колеблясь, отлучил, как папский легат, императора от церкви. Архиепископ вьеннский Гвидо, вассал Генриха, созвал в октябре 1112 г. собор, объявил признание за светским лицом права на инвеституру ересью, предал императора, как второго Иуду, анафеме и потребовал от Пасхалия утверждения всех этих постановлений, грозя ему в противном случае неповиновением. Ненависть, которую чувствовало к Генриху духовенство и которую разделяли так же многие римляне, побудила греческого императора сделать попытку возобновить старые византийские притязания. Император Алексей Комнен был умен и умел пользоваться счастливыми совпадениями обстоятельств; он понимал, насколько выгодны были для его империи крестовые походы, которыми были созданы иерусалимское королевство и другие сирийские государства, явившиеся для Византийской империи оплотом против турок. Отправив послов в Рим, Комнен поручил им выразить папе сочувствие в постигшем его несчастии, пожелать римлянам успеха в их борьбе с хищным узурпатором и заявить о его собственном желании на основании древнего права получить римскую корону. Римляне воспользовались этим случаем, чтобы заявить свой протест против Генриха и действительно отправили в Константинополь пышное посольство для переговоров о короновании; но папа не принимал участия в этой комедии, и только знать, теперь еще свободнее распоряжавшаяся в Риме, постаралась в этом случае возможно более нашуметь о себе. Пасхалию удалось, впрочем, провести несколько спокойных лет в Риме, и только временами он выезжал в Апулию, чтобы оградить там права церквей. 15 октября 1114 г. он созвал собор в Чепрано и по примеру Григория VII, некогда наделившего леном Роберта Гюискара, отдал Апулию, Калабрию и Сицилию в ленное владение герцогу Вильгельму, преемнику Рожера. Римская церковь, положение которой становилось все более и более затруднительным, старалась таким образом найти защиту у норманнской Италии, сохраняя над ней верховную власть, и в это же время, со смертью великой графини Матильды, явилась для римской церкви возможность получить в обладание другие земли, уже завещанные ей.
Матильда скончалась 70 лет от роду 24 июля 1115 г. в своем замке Bondeno de'Roncori близ Каноссы, оставляя папу наследником своих земель. Знаменитое наследство, оставленное Матильдой, – одно из самых роковых приношений, известных в истории, – явилось в свое время брошенным женщиной яблоком раздора между папами и императорами. Со времени дара Пипина никакое другое приношение не имело подобного значения, и оба они оказываются в одинаковой мере окруженными тайной. Действительные географические или юридические границы наследства, завещанного Матильдой, никогда не были установлены ясно, и по справедливости нельзя не удивляться тому, что в завещании Матильды совсем нет указаний на определенные местности, между тем как в других дарственных актах того же времени земли перечисляются с самой мелочной точностью. Свой первый дарственный акт Матильда передала Григорию VII; во втором документе значится, что первый был утрачен и что поэтому Матильда 17 ноября 1102 г. в Каноссе вручила кардиналу-легату Бернарду новый документ, в котором она, во спасение души своей и своих родных, завещала римской церкви все свои земли по обе стороны гор. Здравой критикой уже давно отвергнуто предположение, будто бы Матильда не считалась вовсе с правовыми нормами своего времени и завещала папе все обширные имперские лены, которыми владели ее предки, а именно: маркграфство Тусцию, Сполето и Камерино, затем еще Мантую, Модену, Реджио, Брешию и Парму. Но если даже завещание Матильды относилось к ее аллодиальным землям, простиравшимся с перерывами от реки По до реки Лириса, то и в таком случае в то время не было возможности установить границы между аллодиальными землями и имперскими ленами, и церковь могла воспользоваться этой неясностью, чтобы раздвинуть пределы полуленного наследства. Григорий VII в своей предусмотрительности наметил земли Матильды как будущее наследство пап; распавшаяся церковная область благодаря этому достоянию могла не только возродиться к новой жизни, но и найти в нем еще более широкое основание для владычества Церкви над всей Италией. Если бы папы, обратившие Южную Италию в лен св. Петра, получили в свое владение так же земли Матильды, не исключая ее имперских ленов, им удалось бы тогда поставить почти всю Италию в вассальную зависимость от себя, и баснословный дар Константина был бы близок к полному своему осуществлению. Каково бы ни было, впрочем, приношение Матильды, в нем мы всегда будем иметь тончайший образец политического искусства пап. Прошли, однако, многие годы, прежде чем явилась возможность для пап получить в свое владение самую малую часть этого наследства. Три претендента оспаривали наследие Матильды, в числе их были прежде всего города, успевшие добиться политической автономии. Таковы были тусцийские города; Пиза, Лукка, Сиенна, Флоренция и Ареццо, в которых республиканские учреждения существовали еще при Матильде и которые позднее стали вполне независимыми, так что никто из пап не заявлял никогда притязаний на них. Не предъявляла церковь своих прав так же на Модену, Мантую и Парму, между тем как Ферpapa обратилась в настоящий церковный лен благодаря тому, что была отдана во владение еще Тедальду, деду Матильды. Кроме городов, претендентами были еще Вельф V Баварский, муж Матильды, и Генрих V как император и в силу своего родства с Лотарингским домом. Узнав о смерти Матильды, Генрих немедленно стал готовиться к походу в Италию, чтобы захватить в свои руки земли графини; что касается Пасхалия, то ему не удалось овладеть ни одной пядью этих земель. Между преемниками Пасхалия и императорами наследие знаменитой графини явилось надолго предметом раздора, постоянно поддерживавшим великую борьбу двух властей, духовной и светской.
