Встреча этих двух людей в Падерборне была событием, которое имело всемирно-историческое значение. Поэт, изобразивший сцену встречи как очевидец, заимствовал свои краски из школьного Вергилия того времени, но начертанное им изображение является драгоценным материалом. По всей вероятности, этим поэтом был тот самый Ангильберт, на которого в 796 г. было возложено посольство ко Льву. Изобразив в своей поэме о Карле Великом Ахен, как «второй Рим» и воздав хвалу двору короля, поэт затем вдохновляется видением и в описании его подымается до высоты древнего стиля. Королю, погруженному в сон, является чей-то образ; вид этого образа внушает королю и глубокое сострадание, и ужас; это папа Лев с вырванными у него языком и глазами; тогда король посылает в Рим трех послов узнать о судьбе папы. В нескольких строках описывает затем поэт происходившие в Риме события, бегство папы и приезд его в Падерборн. Лев появляется в сопровождении короля Пипина, вышедшего ему навстречу с десятью тысячами воинов, а Карл ожидает папу среди своего лагеря. Вступив в лагерь, папа произносит благословение, войско три раза совершает коленопреклонение, и глубоко растроганный великий монарх заключает пострадавшего беглеца в свои объятия. Обоих высших представителей христианства приветствуют потрясающими воздух кликами толпы воинов и паладины, победители сарацинов Испании, аваров Истра и саксов Германии. Бряцание оружия смешивается с гимнами священников. Затем Карл ведет папу в собор, и после торжественной обедни начинается пир, на котором, по словам подражающего Вергилию поэта, в кубках древнего Бахуса пенилось сладостное фалернское вино.
Пока Лев, окруженный высокими почестями, был у Карла и обсуждал с ним наиболее важные дела, Рим оставался во власти партии, изгнавшей папу. Нам, однако, очень мало известно о положении города в то время. Биограф Льва касается этого вопроса лишь мимоходом и говорит, что узурпаторы грабили и опустошали владения св. Петра. Приверженцы Пасхалия, а именно призванное им сельское население, позволяло себе порой совершать насилия и, конечно, возмущалось тем, что церковь владеет огромным имуществом. Мятежники составили жалобу, и нельзя не пожалеть, что она утрачена, так как в ней были изложены причины, заставившие приверженцев Пасхалия восстать против Льва III; в числе этих причин были указаны также прелюбодеяние и клятвопреступление папы. Свое оправдание заговорщики отправили патрицию Рима. Поведение их в этом отношении весьма замечательно; надругавшись над папой и изгнав его, они тем не менее спокойно ждали суда Карла. Они не готовились к вооруженной обороне, не противились возвращению Льва и не пытались бегством спастись от грозившей им гибели. Из письма Алкуина к Карлу видно, какое большое значение придавалось этому возмущению. Король, только что решивший начать войну с саксами, писал Алкуину о событиях, происходивших в Риме, и просил совета. Алкуин отвечал так: до сих пор в мире было три высших лица – заместитель св. Петра, ныне так безбожно поруганный, затем император и властитель второго Рима, в настоящее время свергнутый с престола не менее жестоко, и, наконец, король, который по своему сану, дарованному ему Христом, является правителем христианских народов. Указав, что христианство может быть спасено только королем, так как он стоит выше папы и императора по своему могуществу и (в этом сказалась независимость суждений автора письма) также по своей мудрости, Алкуин пишет дальше: «Спасением головы (Рим) нельзя пренебречь ни в каком случае. Пусть лучше болеют ноги (саксы), чем будет страдать голова. С богопротивными людьми надо заключить мир, если это возможно. Угрозы следует отложить пока в сторону, дабы упорствующие не ускользнули; их надо, напротив, ублажить, пока благим советов они вновь не будут возвращены к миру. То, что мы имеем (Рим), надо охранять; иначе, гоняясь за малым, мы теряем большое. Своя паства должна быть оберегаема, чтоб хищный волк не растерзал ее. Радеть о чужом надлежит настолько, насколько не наносится ущерб собственному».
Король Карл решил применить свою верховную власть со всем строгим беспристрастием: он не отправил бежавшего из Рима папу назад в Латеран, дав в распоряжение папы отряд войска, на что, вероятно, надеялся сам папа, а призвал и папу, и его противников к своему верховному трибуналу. Обвинения, предъявленные Льву оптиматами, имели, по-видимому, важное значение; личные проступки папы едва ли могли быть единственным основанием этих обвинений; последние были направлены вообще против светской власти папы и его управления в Риме. Если бы обвинения не имели такого характера и племянники Адриана и их партия рассматривались как преступники, совершившие простое покушение на убийство, они не были бы преданы суду патриция. Необходимо поэтому допустить, что мятежники действовали во имя своих прав, основывая их на верховной власти и свободе, которая издревле принадлежала римскому народу.
Надо думать, что Карл объявил римлянам, что он пришлет полномочных послов, которые объявят свое решение, обсудив все дело правильным порядком. Осенью Лев III покинул Германию и спокойно вернулся в Рим в сопровождении многочисленной свиты. Вместе с папой прибыли в Рим десять послов Карла, на которых был возложен разбор дела; это были архиепископы кельнский Гильдебальд и зальцбургский Арно, епископы Куниберт, Бернгард, Гаттон, Флакх и Иессе и графы Гельмгот, Ротгар и Гермар. На обратном пути повсюду в провинциях и городах папе была устроена торжественная встреча, а прием, оказанный ему перед самым Римом, мог убедить папу, что под охраной сопровождавшей его свиты ему уже нечего было здесь опасаться. Приблизившись к городу 29 ноября, папа увидел, что для встречи его собрался весь народ за Мильвийским мостом. Тут были духовенство, знать, милиция, цехи горожан и корпорации чужеземцев с их знаменами. Встреченный таким образом, папа среди пения молитв проследовал в базилику Св. Петра и здесь отслужил обедню и совершил причащение.
Ночь папа провел в одном из епископских дворцов при базилике Св. Петра и только уже на следующий день перешел в Латеран. Вскоре после того в трапезной Льва состоялось собрание послов Карла, и перед франкскими судьями предстали Пасхалий, Камиул и их сообщники. Этот судебный процесс – самый знаменательный из всех, которые когда-либо велись в Риме – продолжался в течение нескольких недель. Акты суда не сохранились; а между тем даже такие отрывочные сведения, какие мы имеем о процессе узурпатора Константина, могли бы представлять большой исторический интерес, и нет сомнения, что утверждение биографа Льва III, будто привлеченные к суду оптиматы не могли ни в чем обвинить папу, оказалось бы в таком случае совершенно неосновательным. Если племянники Адриана не могли доказать виновность папы как священника, то по отношению к его положению в Риме как светского властителя их обвинения имели серьезное значение. Эта юная местная государственная власть пап уже при Павле I вызвала живой протест в римской знати и дала повод к возникновению узурпации Константина. Что касается состава суда, для нас остается невыясненным, участвовали ли в суде наряду с франкскими послами и римские оптиматы в качестве шеффенов; мы должны, однако, предположить это, так как дело шло о папе и римлянах. Преданные суду признаны были, по-видимому, виновными, но определение наказания было предоставлено усмотрению Карла.
