– Гутен абенд, – говорю я, протягивая пропуск и своё удостоверение.

Клаусович поправляет узел галстука, блестит значок со свастикой. Солдат моментально выпрямляет спину и тут же представляется, спрашивая дальнейший маршрут. Это обязательная процедура, марку и номер автомобиля запишут в журнал, с указанием пути следования.

– Флюгплатц, – сообщаю я, – профессор хабэ эйле.

Конечно, я нисколько не вру. Дистергефт на самом деле торопится на аэродром. Караульный мнётся, Клаусович нехотя, с ленцой вытаскивает из кармана портмоне, на дорогой чёрной коже оттиснут серебряный орёл, и протягивает мне, но солдат уже бежит поднимать шлагбаум. По одёжке не только у нас встречают.

Не доезжая до центра села, следуя указанию Петера, я повернул налево. Отсюда через короткий мостик дорога ведёт к аэродрому. Метров семьсот, не больше. Проехав половину, «эмка» дёрнулась и заглохла. Через лобовое стекло виднеется какое-то сооружение. Накатанная колея ведёт к деревянной арке. По сторонам от неё растут вишни. За этим садом какое-то оживлённое движение, раздаётся свист и улюлюканье. Пора высаживать Ваню.

Открыв с двух сторон капот, я плеснул водой на радиатор, создавая облако пара. Дистергефт тоже вышел, подошёл ко мне, вроде как поинтересоваться, и закурил. Тем временем, обойдя машину, я отдал запоры на защёлках, удерживающих толстый ковёр, прикреплённый к багажнику вертикально, как труба. Вот беда, ковёр скатился на землю. Но ничего, поднимем и закрепим снова. А то, что он сильно похудел после падения, я не виноват, да и кому какое дело?

– Ваня, – тихим голосом, – мы как поедем, тебя силуэт машины закроет, так ты ползком, вон к той берёзовой рощице, а от неё в лес. Вещи твои я рядышком положу, надевай рюкзак, не спеши. Теперь маскхалат. Отлично, тебя не разглядеть. Прощай, Иван, дай бог, ещё встретимся.

Клаусович докурил, «эмка» починилась и, заведя педалью стартера двигатель, мы тихонечко поехали вперёд. Перед аркой с изуродованным портретом Сталина блокпост. На посту дежурит унтер-офицер. В сторону дороги направлен зенитный пулемёт, но солдат с красными петлицами больше смотрит не на нас, а на играющих в футбол лётчиков. Там интересно, пробивают пенальти. На импровизированном поле, с берёзовыми шестами вместо ворот, столпились болельщики в комбинезонах. Наверняка механики, болеют за своих подопечных. Вот куда стрелять из миномёта надо. Самолёты не люди – наклепают, а вот лётчика и механика выучить надо. Эх, знать бы такой расклад, да поздно уже. Машина подъехала к шлагбауму. Теперь моя очередь проявлять расторопность. Выскочив из «эмки», я оббежал её и открыл Дистергефту дверь. Петер вышел, присмотрелся к унтер-офицеру, в надежде встретить своего недавнего знакомого, и стал импровизировать.

– Дружище, прости, плохо стал видеть, но, по-моему, раньше ты был фельдфебелем, – протягивая документы.

Бывший штабсгефрайтер Фриц, всего неделю назад был утверждён в звании, по причине разрыва на две части своего предшественника. И что любопытно, незадолго до того несчастного случая штурман с транспортного самолёта также ошибочно принял его за унтер-офицера. Прямо как в сказке, напророчил, а через неделю он получает новый чин. Мистика, но не совсем. Перед самой войной Фриц стал увлекаться разнообразными религиозными учениями, точнее шаманизмом. Постичь всех таинств не смог, но твёрдо был уверен, что некоторым людям подвластно лицезреть ауру человека. А она (аура), в его понимании, может проецировать будущее. Посему и существуют так называемые провидцы, видящие чуток вперед по времени. «Не иначе, мужчина в дорогом костюме, так похожий на профессора из Кёльнского университета, где он проучился два семестра, один из них», – решил для себя Фриц и заочно попрощался с фельдфебелем.

– К сожалению, пока только унтер-офицер. Но как абсолютный дух стремится к абсолютной идее, так и я стремлюсь подняться по служебной лестнице.

– Прекрасные познания в философии, изучали Гегеля? Не отвечайте, я прямо сейчас вижу вас перед кафедрой. Моя фамилия Дистергефт, курите?

– На посту не положено, – смущённо ответил Фриц, отметив про себя, что не ошибся.

– Возьмите с собой, – Петер незаметно всучил унтер-офицеру две тонкие сигары, – будет чем похвастаться перед сослуживцами. Это сигариллы, только между нами, ну, вы понимаете.

Толком не рассмотрев документы Дистергефта, Фриц спрятал подарок в карман, вернул бумаги и уже хотел задать вопрос, что привело учёного на аэродром, как получил ответ.

– Несколько дней назад мой друг Баадер отправлял в Берлин некоторый груз. Я провожал его. К сожалению, кое-что он забыл. Подскажите, кто бы мне мог помочь пристроить с вашей почтой небольшую посылку? А то, кроме оберлейтенанта Клауса, который выделил мне охрану, и вас, я никого здесь не знаю.

– Господин обер-лейтенат погиб при налёте. Сожалею, герр профессор, теперь у вас здесь только один знакомый. Я доложу дежурному офицеру.

Фриц вернулся к караульной будке и стал звонить по телефону.

– Помощник дежурного штабсфельдфебель Шлейхер слушает, – ответили на том конце провода.

– Докладывает пост номер два, унтер-офицер Дорфман. Прибыл профессор Дистергефт.

– Чего он хочет?

– Хочет отправить с нашей почтой какую-то посылку в Берлин. Утверждает, что присутствовал на аэродроме, когда здесь был Баадер. Оказывается, увезли не всё.

– А-а, это когда грузили золото, – в трубке послышалось хихиканье, – тогда понятно. Фриц, лейтенант пошёл проверять посты, но мне кажется, что найти его можно на футболе. Я такие вопросы не решаю.

Дорфман положил трубку, вышел из будки и присмотрелся к зрителям, собравшимся у футбольного поля. Лейтенант был среди них, стоял чуть в стороне, рядом с гауптманом, беседуя с ним. Вдруг зрители разделились на две части, выражая свои чувства. Одни засвистели, другие радостно заорали. Гауптман махнул рукой, словно сожалея о чём-то, лейтенант плюнул и, отвернувшись от футбольного зрелища, пошёл в сторону Фрица. Через несколько минут Дорфман доложил о Дистергефте, пересказав свой разговор с штабсфельдфебелем, дополнив, что профессор дружил с покойным Клаусом. Последнее обстоятельство и решило просьбу в положительную сторону. Посылку приняли на хранение, пообещав, что в ближайшую пару-тройку дней осуществят доставку. Вес ящика немного смутил, но коньяк в качестве презента делает невесомыми и не такие тяжести.

Когда лейтенант, держа посылку под мышкой, ушёл, Петер поинтересовался насчёт бензина, жалуясь на топливо, которое ему всучил прощелыга-интендант. С его слов выходило, что машина не едет, а плетётся как корова. Наглядное подтверждение – сегодняшняя поездка. Фриц видел, как автомобиль остановился на полпути, и пообещал посодействовать, но не сейчас, а завтра. Я поднёс две пустые канистры, вытащил из кармана десять марок. Немец поморщился. Добавил ещё десятку, – тот ни в какую. Ладно, зайдём с другого бока. Вернулся к машине, покопался в багажнике и, вытащив небольшой фотоальбом, протянул его унтер-офицеру. Три десятка пикантных фотоснимков, правда, натурщицы сплошь известные актрисы: Ани Ондра, Пола Негри. Смотрю, у Фрица аж глаз задёргался. Ещё бы, таких карточек в природе не существует, эксклюзив, так сказать. Я потянул альбом на себя, немец вцепился в него, как собака в кость. Победила молодость. Канистры занесли за караульную будку и, договорившись, что завтра их можно будет забрать наполненные под горловину, мы уехали.

Без пяти минут восемь раздался щелчок рации. Ваня вышел на связь. Аэродром со стороны леса окружён колючей проволокой, и он только сейчас сумел выбрать позицию, откуда хоть как-то видно взлётное поле. У разведчиков, сообщавших о трёхстах бомбардировщиках, не иначе как троилось в глазах. Немцы прячут около тридцати самолётов под навесами, ближе к деревьям, а то, что на виду – муляжи. И если прицеливались по центру аэродрома, то надо брать немного на северо-восток. Пётр внёс поправку, автоматически проверив предохранитель двойного заряжания. Антон застыл с миной в руке. Четыре колечка дополнительного заряда уже поставлены, Егору остаётся только подавать. Двадцать ноль-ноль.