С аль-Хасимом Богдан имел вполне определённый шанс добраться до дворца под вооружённой охраной и уже на знакомой территории постараться обдурить хотя и хитрых, но тёмных в техническом отношении средневековых арабов. Теперь он стал самым обычным товаром, и не мог даже предположить, в чьих руках окажется.

Конечно, Богдан сразу же подумал, что если его план с шейхом начал осуществляться, то почему бы не попытаться провернуть то же самое и с кем-то из китайцев, тем более с любознательным? Но никто не мог гарантировать, что его рассказу поверят так же, как поверил когда-то Тассилон или совсем недавно аль-Хасим. Новый «хозяин» для установления истины вполне мог применить пытки, которых Богдан пока счастливо избегал, и тогда даже если его потащат показывать расположение «врат», он явно будет не в лучшей физической форме, чтобы оказать сопротивление, попав во дворец.

Ясно было, что можно ломать голову хоть до рассвета и не придумать ничего путного. Единственным результатом таких «головоломок» могла стать лишь тяжёлая от недосыпа голова, когда уже не способен думать вообще, и тем более действовать при случае. Поэтому Богдан, проверив для очистки совести крепость своих пут – связали его на совесть, – постарался устроиться поудобнее и уснул.

Утром пленника развязали, позволили совершить омовение в ручье и покормили. Во время умывания Богдан прикидывал, не представится ли возможность как-то бежать, но стерегли его зорко, да и куда убежишь пешим в такой местности от семи верховых и без серьёзного оружия? Богдан решил пока не рисковать и поберечь силы и здоровье.

Все утренние приготовления в дорогу происходили почти молча. Очевидно, Абдаллах ещё ночью обговорил всё со своими людьми, и теперь действовал по уже установленному плану. Богдан попробовал разговорить нового командира отряда, но араб отвечал односложно, а в конце концов вообще посоветовал замолчать. На попытки Богдана завести беседу с Садамом или Салимом, Абдаллах прикрикнул – и даже не столько на Богдана, сколько на Салима, который попробовал что-то ответить юноше.

Вскоре после завтрака, закопав тела шейха и Абу-Керима, маленький отряд двинулся в путь. Богдана посадили на лошадь, связав руки. На каждую из ног накинули верёвку, привязав концы к подпруге седла – таким образом, даже освободив руки, пленник вынужден был бы потратить много времени, чтобы развязать ноги. Конечно, он мог пытаться бежать на лошади, но без припасов и оружия далеко не убежишь. Богдан так и не понял, водились ли здесь какие-то серьёзные хищники, но, в любом случае, без снаряжения он не мог даже думать о побеге.

Кроме того, чтобы вернуться на противоположный берег и попытаться отыскать место, где лежали его вещи и, самое главное, лучемёт, требовалось переплыть реку. Делать этого вплавь Богдан и раньше не собирался, а узнав о существовании рыбы-дракона, тем более не поплыл бы без лодки или плота. Если попытаться воспользоваться плотами, которые спрятали в роще арабы, в любом случае Богдан в одиночку не дотащил бы ни один из них до воды – слишком плоты были велики. Особенно в ситуации, когда его могла вот-вот настигнуть погоня, о таком даже не стоило и думать.

Покорившись, Богдан следовал в середине «великолепной семёрки», от которой теперь зависела его жизнь. Отряд поехал не вглубь территории, а, следуя по какому-то известному Салиму маршруту, забирал вправо, почти параллельно реке.

Примерно в середине дня, въехав на очередную возвышенность, Салим остановился среди группки деревьев и махнул рукой следовавшему за ним отряду. Абдаллах приказал людям спешиться и укрыться в кустах, а сам поскакал к Салиму.

Богдану развязали ноги, сняли с коня и усадили на землю. Закрытый листвой, он ничего не видел, и никто ему ничего не объяснял. Старшина Садам и остальные четверо воинов зорко стерегли его, пока отсутствовали их командир и Салим. Примерно минут через сорок Абдаллах вернулся и сообщил, что впереди расположен небольшой китайский форт, где делают привалы многие караваны купцов. Салим отправился на разведку, а они пока будут ждать.

Чтобы скоротать время, перекусили вяленой бараниной и сухарями, запив всё водой из бурдюка. Наконец, часа через три разведчик вернулся и сообщил с радостью, что в форте есть как раз и его знакомые купцы. С помощью условных сигналов он сумел вызвать их на разговор и сообщить, что у его хозяина имеется товар, который может заинтересовать китайцев. Купцы согласились встретиться и должны были подъехать примерно через час-другой.

Богдан, помассировав связанные руки о колени, начал даже дремать, дожидаясь развязки. Сквозь полудрёму он услышал стук копыт – китайцы ехали, особо не скрываясь на собственной территории.

Кавалькада из пяти всадников спустилась с каменистого холма, и перед Богданом предстали ещё одни представители местного населения. Ликом они ничем не отличались от тех китайцев, которых юноша видел, как правило, лишь по телевизору или же изредка на улицах российских городов, в репортажах о приезде каких-то делегаций и тому подобных миссиях. А вот в одежде было много интересного и неожиданного.

Надо сказать, что в советской средней школе семидесятых годов, когда учился Богдан, программа по истории не злоупотребляла вниманием к средневековому Китаю. Поэтому мало кто знал, как одевались жители Поднебесной в те времена, какое у них было оружие и прочие предметы обихода. Не знал и даже практически не представлял этого и Богдан.

В отряде, представшем перед Богданом и арабами, двое были явно «штатскими», хотя на боку у каждого болтались ножны с мечом. Длину лезвия Богдан определить не смог – ножны почти скрывались полами одежды, но, судя по рукоятке с овальной гардой, это были именно мечи.

Эти двое и являлись, очевидно, купцами, о которых говорил Салим. Круглые шапочки с выступающими квадратными полями и помпошками на макушке дополняли их свободные халаты приятной розово-зеленоватой расцветки. На ногах, упиравшихся в стремена, красовались кожаные туфли – у одного купца ярко-жёлтые, у другого тёмно-коричневые. Грудь каждого купца украшали серебряные цепи с кулонами из цветных камней.

Тот, что был в тёмных туфлях, носил узкую бородку и усы, лицо второго украшали только усики. Жёлтые лица были не таким уж узкоглазыми, как принято считать, но они отличались от лица Богдана никак не меньше, чем лица арабов.

Люди с любопытством рассматривали отряд, стоявший у опушки рощицы, и, конечно же, их привлекал именно землянин, на котором не было такого хитона, как на арабах, что позволяло китайцам хорошо его рассмотреть. Понять, что он является пленником, было нетрудно ещё и по связанным рукам юноши.

Трое воинов, в отличие от сопровождаемых торговых людей, выглядели довольно свирепо. Все они вооружены были, что называется, до зубов: копья метра по три, и не только с металлическим наконечником, но ещё и с секирообразным лезвием на конце, что делало это оружие скорее алебардой, мечи явно более массивные, чем у купцов, по паре кинжалов, в ножнах, заткнутых за пояса, высокие щиты в форме узких пирамид. За спинами висели тяжёлые луки довольно сложной конструкции и колчаны со стрелами. Тяжёлая броня воинов представляла собой одеяния, выглядевшие как длинные халаты из металлических пластинок, перепоясанных кожаными ремешками. На головах красовались наборные шлемы, по форме живо напомнившие Богдану пробковые каски европейских колонизаторов в Африке, которых когда-то обожали рисовать на карикатурах в советских газетах и журналах – то есть куполообразная макушка и достаточно широкие, скошенные вниз поля. Шеи воинов защищали высокие стоячие воротники, прикрывавшие лицо чуть выше кончика носа, так что в щели между краем воротника и нависающими кромками полей шлема проглядывали лишь поблёскивающие глаза. На ногах имелись наколенники. Броня была надета и на лошадей, хотя и не такая полная – прикрыты были только морды и передние части корпусов коней.

«Блин, – подумал Богдан, – не слабее европейских рыцарей будут, пожалуй».