Я резко замолчал, уставившись в открывшиеся золотисто-карие глаза.

— Здравствуй, сын, — сказал недовознесшийся небожитель. — Ты плачешь?

Самый нужный вопрос после ста лет разлуки, надо же… самый, чтоб его демоны драли, своевременный!

— Как много ты слышал? — Я отступил на полшага и зло вытер лицо рукавом. Надо же, собственных слез не заметил и не почувствовал.

— Я слышу все, что происходит в радиусе десяти ли, — так же спокойно ответил небожитель. — Твою молит… обращение я слышал полностью. Так же, как и ваши обсуждения у входа.

— Ах, какая неожиданность. — Сарказм в моем голосе можно было резать ножом. До равновесия дао мне сейчас было так же далеко, как до ближайшей звезды. — И что? Я могу хоть теперь… рассчитывать на твою помощь?

— Ты хочешь вернуть свою женщину?

— Да!

— Так иди и верни. — Небожитель махнул рукой, и я почувствовал, как мое тело сначала будто бы засасывает в узкую дыру, а потом надувает, как фонарик на фестивале. В глазах зарябило, кружилась голова, и невыносимо тошнило. Что происходит? Старый маразматик! Иди и верни… Если бы я мог, я бы пошел и вернул! Я…

— Иди и верни, — снова раздался голос отца. — Если выберешься из этого подпространства, у тебя будут силы и знания, достаточные для того, чтобы сладить с Тиньмо. Или как минимум вступить с ним в переговоры. Он не сможет тебя игнорировать.

Я буквально задохнулся от негодования. У меня нет времени на эти игры! Надо быстрее спасать Янли!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Пожалуйста, отец! — взмолился я в окружающую темноту. — Тебе ведь это ничего не стоит. Я пройду любое испытание позже, ты можешь потребовать что угодно!

Я перестал кричать, так как по ощущениям небожитель исчез из этого странного места. Зато появилось что-то другое, фонящее сильным убийственным намерением…

Янли:

Это было неправильно. И с каждым прожитым днем неправильность усиливалась. Словно лисья голова оказалась слишком маленькой для нормальных человеческих мыслей, а лисье тело — для живых и многочисленных эмоций.

Чертов ошейник, который я и считала виновником всех бед, не снимался. Я пробовала разными способами: и грызла цепочку, и цеплялась ею за какой-нибудь выступ, чтобы потом пятиться, как чокнутый рак, отчаянно стараясь вывернуть голову из захвата.

Без толку. Только чуть сама себя не удушила и получила нагоняй от демона. Он решил, что я зацепилась случайно, и… испугался. Вы когда-нибудь делали искусственное дыхание лисе? А он попытался!

Зря, конечно. Потому что я его укусила, он мне наподдал ладонью по хвосту и вообще перестал выпускать из рук. Так и таскал с собой везде. Особенно, блин, мне «понравилось» в его кровати, а еще больше — в купальне!

Я не ханжа. Но я, вообще-то, замужем. И демонический стриптиз с доставкой прямо в постель не заказывала. Чисто эстетически, конечно, голый повелитель в человеческом облике впечатлял… и нездоровое лисье любопытство все время пыталось заставить меня подглядывать. Но это-то и тревожило больше всего.

Я еще помнила про дом, про семью и про Юншена. Но чувствовала, как яркие сиюминутные впечатления словно водопад обрушиваются отовсюду и размывают… размывают все то, что было для меня так важно и так нужно. Чувствовала, что чем дальше, тем четче во мне проступает ощущение «здесь и сейчас».

Как… как у маленького ребенка. Который живет, не думая о будущем и не помня прошлого. Для которого мир всегда такой большой, яркий и интересный, что все остальное не имеет цены.

А если этот ребенок еще и имеет медицинское образование, то его интересы смещаются в весьма специфическую область. И когда ему в этом потакают… Да, я оставалась лисой, но вполне могла наблюдать за тем, как в чашке с раствором крови демона одна за другой «расцветают» золотые цисты, помещенные туда ради эксперимента. То, что из зернышек вылупилось, впечатлило даже Тиньмо. А меня привело в нездоровый восторг…

Уже на третьи сутки я поняла: еще немного — и будет поздно. Поняла, когда проснулась ночью на подушке повелителя и почувствовала, что его рука не только поглаживает мой хвост, но и коварно, совсем понемногу, вливает в меня демоническую ци. Такими микроскопическими порциями, что организм не протестует, а усваивает и меняется.

Подпрыгивать, кусаться, орать и пытаться выплюнуть чужую энергию я не стала. Еще не настолько впала в детство, слава всем семи небесам.

Зато коварство крапчатого звездуна отчего-то ненадолго прояснило мне мозги. Я затаилась, а когда утром он все же вынужден был отойти по своим делам — явно ненадолго, потому что таскал меня с собой всюду, разве что в сортир не брал, — настало время вдумчивой медитации.

Зря я, что ли, мужу разноцветные ядра будила, заодно обзаведясь своими как побочным эффектом? Разве зря Юншен промывал мне мозги основами самосовершенствования?

Нет, не зря. Поэтому… я справлюсь.

Во всяком случае, так я думала до одного момента. Когда Тиньмо ненадолго уходил по своим демоническим делам, я искренне не хотела за ним идти. Крапчатого в моей жизни и так было более чем достаточно. Но что-то… то ли это вот лисье любопытство, то ли чуйка, то есть мерцание сиреневого ядра интуиции, все же заставили меня тогда последовать за Тиньмо. Это оказалось неожиданно несложно в лисьем облике — было куда прятаться по пути, скользя неслышной и невидимой тенью вслед за повелителем.

Демон шагал, ни много ни мало, в свой гарем. Прячась в горе подушек, я чувствовала себя вуайеристкой, не меньше.

— Как скоро? — без лишних приветствий и реверансов спросил он Ан Арьян, входя в ее покои и даже не обратив внимания на вежливый поклон. — Сколько еще времени она должна оставаться в лисьем облике, чтобы изменения стали необратимыми?

— Все зависит от ее силы воли, — покорно ответила женщина, — но мало кто из смертных держался более года. Моя семья практиковала данную технику даже на достаточно сильных заклинателях, если в них была хоть капля лисьей крови. Это большая редкость, потому что лисы никогда не упускают потомство из виду, даже полукровок. К счастью, у вашей новой игрушки она есть, разве что лиса там была поколений двадцать назад, не меньше. Только поэтому все и получилось. Как она?

— Стала ужасно любопытной и гораздо реже грустит. Она… кажется, все же забывает. Или не забывает, но перестает придавать значение прежним привязанностям. Ей интереснее, — тут Тиньмо издал тихий смешок, — резать моих мертвых слуг. И смотреть, как они устроены изнутри.

— Неудивительно. Демоны-лисы берегут своих детей так, как не бережет ни одно существо ни в небесном мире, ни в бездне. Пока лисенок не обзаведется тремя хвостами, его ни за что не отпускают во внешний мир и никому не показывают. Потому что каждая юная лиса — это невероятный букет из бешеной притягательности, любопытства, легкомыслия и абсолютной бессердечности. Сейчас только ошейник удерживает ее в здравой памяти и сохраняет взрослый разум. Если его снять — прошлая личность нашей… гостьи исчезнет и на свет появится полноценная маленькая хули-цзин.

Честно говоря, я не знаю, как мне удалось подавить заклокотавший в горле яростный рык. Больше всего на свете в этот момент мне хотелось выскочить из-под завала подушек и вцепиться в горло… обоим. Но я, кажется, еще не до конца стала тем ребенком, в которого меня пытались превратить. Поэтому сдержалась и только слушала дальше.

— Я не хочу этого, — достаточно жестко ответил Тиньмо матери своего наследника. — Мне всего лишь надо, чтобы она со временем сама пожелала остаться здесь добровольно и не пыталась сбежать обратно в мир людей к этому своему… — демон поморщился, — мужу.

— В этом мы с вами полноценные союзники, повелитель. Я тоже хочу оставить это существо себе, — неприятно улыбнулась Ан Арьян. — Сохранив ее уникальный разум и душу. Лисье перерождение подходит лучше всего: их дети потому и живут в закрытом ото всех мире с родителями так долго, чтобы привязанность закрепилась именно к семье. Ближе к появлению третьего хвоста юной лисе могут позволить встретиться с тем, кого семья выбрала ей в спутники. Тогда привязанность распространится и на него. А весь остальной мир навсегда останется чужим, и в дальнейшем взрослая лиса только сама будет решать, кого считать близким, а кого оттолкнуть из новых знакомых. Если эта лисичка повзрослеет рядом с нами, мы навсегда останемся для нее важнее и ближе всех остальных. Она снова станет собой, взрослой и яркой, интересной и необычной, но будет только нашей.