Но юноша, видимо, устыдившись своей нерешительности, решил действовать. Он встал и двинулся к Сранцзану, бросив Богдану на ходу:

– Я поговорю с ним и объясню, что мы едем из университета. Слава мэтра Чжу известна далеко за стенами Фучжоу.

– Не делай этого! – крикнул Богдан, но Сунь уже не слушал. Положив лук на траву, юноша решительными шагами двинулся к толстяку в красных штанах.

Сунь подошёл к Сранцзану и начал ему что-то объяснять. Говорил молодой китаец негромко, и Богдан слышал не всё, но до него долетали отдельные фразы. Стало понятно, что речь идёт о чужеземце, который находится под покровительством императора, и прибыл город железоделов Ли-Инь вместе с мэтром Чжу Цзы Ченом.

Богдану почему-то казалось, что на работорговца это вряд ли произведёт впечатление. Так оно и получилось. Сранцзан выслушал Суня, чуть прищурившись, и кивнул:

– Хорошо, я тебя понял. Эй, ты! – Он обращался уже к Богдану, словно забыв о стоявшем рядом Суне. – Иди сюда, и мы поможем тебе путешествовать дальше!

Сказал он это громко, его приспешники всё слышали и засмеялись.

Богдан с сожалением покачал головой: Сунь зря терял время и зря вышел из укрытия. Но неужели молодой китаец такой простофиля, что верит работорговцу? Хорош же мэтр Чжу: послать с Богданом таких воинов! Но, в который раз сказал себе землянин, видимо, не было больше у мэтра надёжных людей.

– Так что, я долго буду ждать? – посмеиваясь, спросил Сранцзан. – Иди же сюда, чужеземец, ты мне явно пригодишься!

Часть его людей по-прежнему потихоньку сдвигалась на фланги – никто им не приказал остановиться.

Для Богдана ситуация стала очевидной: через минуту-другую работорговцы набросятся на них с разных сторон, и он с китайцами будут вынуждены обороняться вкруговую. По ним тоже могут начать стрелять из-за деревьев. И Сунь ещё вышел из укрытия!

Правда, если эти люди – работорговцы, то зачем им мёртвые пленники? Значит, весь расчёт на то, чтобы взять пленников живыми. В такой ситуации у них есть шанс, даже при существенном численном превосходстве противника, надо только не мешкать и показать зубы.

Необходимо было действовать – альтернативой являлась только смерть или пленение работорговцами.

– Я не собираюсь иметь с тобой никаких дел, тем более путешествовать вместе. Поезжай своей дорогой!

Сранцзан усмехнулся, но уже откровенно зло.

– Знаешь, после слов этого парня, – он кивнул на Суня, – мне стало понятно, что самая ценная добыча тут – ты. Я отпущу этих ребят, но возьму тебя, что скажешь?

– Ах, вот как? – передразнивая предыдущий насмешливый тон толстяка, крикнул Богдан. – Я тебе нужен?! Ну, так приди и возьми!

Он понял, что вожак работорговцев, обещая свободу сопровождающим Богдана, рассчитывает прекратить сопротивление с их стороны. В таком случае, один Богдан уж точно не отбился бы от его отряда.

– Ах, вот ты как? – зарычал Сранцзан, вытаскивая меч. – Я закую тебя в цепи и продам на золотые копи!

На стоявшего рядом Суня он не обращал внимания, словно уже не рассматривал его как противника. А зря!

Сунь допустил ошибку, пытаясь в чём-то убедить работорговца – своими разъяснениями он лишь подогрел его алчность. Но затем молодой китаец доказал, что не зря был выбран мэтром.

– Защищайся, нарушитель указов императора! – воскликнул Сунь, тоже вытаскивая меч.

Но главная его ошибка была в том, что он действовал честно – с людьми вроде этих честность не оправдывала себя ни на грамм.

– Взять их всех! – заорал Сранцзан, бросаясь с мечом на Суня.

Работорговцы спешились и полукольцом бросились к деревьям, за которыми укрылись беглецы. Часть из них на ходу вытаскивала луки, часть бежала с пиками и мечами.

Следовало для начала подстрелить главаря, но Сунь кружил вокруг него, стремясь нанести удар мечом, и Богдан опасался попасть в своего.

Тут судьба лишний раз показала ему, как важно в трудной ситуации вовремя принять радикальное решение и как вредно медлить в таких случаях, когда от решения этого завит жизнь. Пока Сунь пытался скрестить меч со Сранцзаном в честном поединке, главарь работорговцев, неожиданно ловко для своей комплекции двигаясь, но не вступая в бой, издал пронзительный свист. Очевидно, это был условный сигнал.

Несколько воинов остановились, и двое лучников с близкого расстояния выпустили стрелы. Сунь покачнулся и упал на колени – обе стрелы попали в цель, а работорговец, уже не опасаясь противника, подскочил и одним ударом отсёк юноше голову.

Кто-то закричал – Богдан не понял, Лао или Вэнь – и китайцы, более ничего не дожидаясь, тоже стали стрелять в работорговцев.

Сранцзан издал торжествующий визгливый вопль – он, видимо, был настолько уверен в себе и в ситуации, что ничего особо не опасался. Как раз в этот момент стрела Богдана с тугим сочным ударом вошла в правую сторону черепа работорговца.

Получилось, что Сунь всё-таки здорово помог Богдану и остальным двум китайцам. Призыв Сранцзана разделаться со своим непосредственным противником отвлёк нескольких работорговцев от наступления на беглецов, прятавшихся за деревьями, так что оставшаяся троица имела возможность пустить стрелы и наложить новые на тетиву. Выяснилось, что молодые китайцы стрелять умеют, и работорговцы их недооценили: Лао и Вэнь, пуская стрелу за стрелой, почти моментально сняли троих.

Приобретённые Богданом навыки владения луком тоже себя оправдали: вторую стрелу он пустил мимо, но третьей свалил ещё одного работорговца, который бежал к нему. Потеряв почти половину отряда за какую-то минуту и, самое главное, оставшись без главаря, работорговцы опешили и бросились назад к коням, бродившим в сторонке как ни в чём не бывало.

– Не давайте им уйти! – в исступлении заорал Богдан, целясь в убегавших.

Лао и Вэня, видимо, не стоило убеждать в этом – китайцы продолжали выпускать стрелу за стрелой. Они успели свалить ещё двоих, но остаткам работорговцев удалось вскочить на коней и быстро скрыться за холмами.

Богдан подумал, что сейчас у него задрожат колени, как часто бывает, судя по описаниям, в подобных ситуациях и как у него было, например, после вынужденного убийства рыцаря Бафомета и его слуги. Но, видимо, странствия его закалили: он не чувствовал почти ничего, за исключением естественного азарта боя. Он снял со своего коня бурдюк с водой и напился.

Подошли Лао и Вэнь. Они были бледны и возбуждены, но старались держать себя в руках.

– Надо похоронить Суня, – сказал Богдан, прислушиваясь сам к себе – не дрожит ли голос.

– Надо, ваша честь, – воины обращались к нему именно так, – но вы заметили, что работорговцы путешествовали налегке? Значит, судя по всему, у них где-то не слишком далеко есть стоянка. Они могут вернуться.

– Значит, стоит поторопиться, – сделал вывод Богдан. – А похоронить Суня всё равно надо.

Оставаться и копать могилу на месте сражения было не слишком разумно – кто знал, когда чжунь-чжени могут появиться с подкреплением? – и Богдан решил отъехать подальше.

Поскольку молодые китайцы замешкались, думая, как поднять обезглавленный труп, самую сложную миссию Богдан взял на себя. Поднимая останки юноши, он ещё раз удивился сам себе: конечно, приятного было мало, и даже руки немного дрожали – но и только. Какого-то ужаса, страха или отвращения не было, особенно на фоне уже пережитого и даже только что закончившейся схватки.

Богдан вдруг по какой-то почти мистической аналогии вспомнил, как кое-кто из его знакомых, поступивших в своё время в медицинский институт, с неподдельным ужасом рассказывали о занятиях по анатомии на первом курсе. Кости были не столь впечатляющи, а когда пошли занятия по темам «Сухожилия и связки», «Мышцы и ткани» и так далее, то есть, когда стали изучать препараты из частей человеческих тел, не говоря уже о вскрытии трупов, многим становилось не по себе, а пара-тройка человек в обмороки падали.

Странные проявления ханжества так называемого «цивилизованного» воспитания – закрывать глаза на малоприятные, но вполне естественные вещи. Ведь все знают, что человек состоит из мяса и костей, но взять кусок этого мяса в руки почему-то «страшно»! На бытовом уровне подобные издержки выражаются, например, в том, что большинство людей не взялись бы отрубить голову курице или барашка зарезать, хотя с удовольствием едят курятину и шашлык.